Игорь Гриньков - Сказания о Мандже [рассказы]

• Название: Сказания о Мандже [рассказы]
• Автор: Игорь Гриньков
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012

Серия небольших рассказов под названием «Сказания о Мандже» была напечатана в двух номерах калмыцкого литературно-художественного журнала «Теегин герл» — «Свет в степи» в 2012 году.

---

…Калмычка своим характером, нравственностью и благоразумием умела поставить себя в самое прочное положение. Она часто приобретает большее нравственное влияние на мужа и смело может рассчитывать прожить с ним свой век, пользуясь любовью и уважением семьи, лишь бы она не была бездетна.

Если принять во внимание, что религия калмыка не охраняет брака, и те тяжелые условия, в которых протекает жизнь калмыцкой женщины, при пьяном и невежественном муже, то приведенная выдержка достаточно очерчивает нравственный облик этой женщины. Калмычка-мать пользуется трогательной привязанностью сына, даже в то время, когда жизнь наложит уже на него свою тяжелую руку и все житейские невзгоды перекатятся через его нечесаную голову…

…Калмык строго придерживается этикета, зато в ненормальном (то есть, в пьяном виде) ему все нипочем, только против женщины он не забудется, как бы хмель не омрачил его ума…

Каково?

— Выходит, мужчины-калмыки уже в то время пили взахлеб, — резюмировал сосед Эрдня. — Сейчас поговаривают, что русские специально их спаивали.

— Калмыки жалуются, что их спаивали русские, русские считают, что их спаивали и спаивают евреи, но ни те, ни другие не хотят заглянуть себе внутрь. Очень удобно найти любые причины, а не винить самих себя! — ответил Манджа. — Но сейчас я не об этом. Когда я в городе иду на ночное дежурство, я иногда встречаю стайки молодых девчонок-калмычек. Ты бы их видел! Матерятся трехэтажно, держат в одной руке сигарету, в другой — бутылку пива. Сердце мое обливается кровью при их виде! Какие жены и матери из них получатся? И как отличается их развязный вид от того образа женщины-калмычки, который я тебе процитировал, Эрдня. Быстро же мы шагнули от закрепощенности до полной свободы, будь она неладна! Высокая мораль складывается веками, а рушится в момент!

Эрдня только крякнул досадливо после длинного монолога Манджи.

А Манджа продолжал говорить о наболевшем:

— Когда это было, чтобы калмыки сдавали своих престарелых родителей в богадельню, а женщина оставляла своего ребенка в детдоме?! Раньше, даже когда родители погибали, то детишек брали на воспитание родичи, близкие или дальние, неважно.

И другой уклон наблюдаю. Когда многим мужикам «сломали хребты», то женщинам досталась сила, но сила дурная, нездоровая. Ты посмотри, сколько в городе появилось начальниц-женщин! А как они семьей будут заниматься, если думают только о служебной карьере или о том, как удержать раскормленный «хошнг»[5] в руководящем кресле? И характеры у этих начальниц изменились, стали жесткими, почти мужскими. Поэтому выросло число мужей-подкаблучников, я это по некоторым знакомым Баты Борисовича замечаю. Один, тоже профессор, так зашуган женой, что звонит Бате только после того, как жена ложится спать. Другой, узнав, что супруга собирается заехать к нему на работу, в спешном порядке заменяет секретаршу в приемной, молодую и симпатичную, на древнюю бабку из другого отдела. Как до такого можно дойти, ума не приложу. Конечно, нельзя общаться с женой посредством кнута и тумаков, ее надо уважать, беречь, но бояться как огня — ненормально и стыдно!

— Послушаешь тебя, Манджа, так жить на свете не хочется, — сокрушенно проговорил сосед. — А какой-нибудь выход ты видишь?

— Я тебе не Ванга, чтобы предсказаниями заниматься! Твердо знаю, что родной язык и народный дух, менталитет, как ты говоришь, связаны между собой. Их утрата — это гибель народа! Конечно, сами люди никуда не денутся, но это будет совсем другой народ.

А сколько великих народов и их государств сгинули с лица земли, будто их и не было? Где они, гордые древние римляне, а ведь полмира в узде держали? Эти хоть развалины местами оставили да латынь — основу многих европейских языков. А империи ацтеков, майя, инков? Одни пирамиды. Но нам от этого не легче. Реку жизни невозможно повернуть вспять. Было бы смешно вернуться к истокам.

«Бытие определяет сознание», — писал основоположник самого правильного учения Карл Маркс, а раз бытие изменило наше сознание, то с этим ничего не поделаешь. Главное: что хорошее, необходимое из прошлого мы, как народ, смогли сохранить? А от чего избавились с легкостью, сами того не понимая, что лишились основного?

Недавно прочитал несколько книг одного русского ученого, Гумилев его фамилия. Так он предполагает, что любой народ, как и человек, имеет свой срок жизни. И так же есть у него рождение, становление-взросление, расцвет, старение и угасание или умирание. Только продолжительность этой жизни другая. Над этим надо думать.

Современные евреи, это не иудеи дохристианской эпохи. Но у них сохранились их бог, их язык, их дух. Нынешние мексиканцы и египтяне — это уже не те народы, которые проживали на данных территориях две-три тысячи лет назад. И менталитет-шменталитет у них совершенно другой. Так и мы, калмыки, наверное, через какое-то время станем иными. А по закону кармы, что заработали в этой жизни, то и получим!

Культура, интеллигенция и «овцонок»

В один из вечеров профессор Бата Борисович и его супруга Деля ужинали вдвоем в просторной кухне. Им теперь приходилось ужинать на пару почти постоянно: оба взрослых сына учились в других городах, один «добивал» университет, а старший был уже аспирантом. Традиционный прием гостей, вносивший оживление в монотонное течение долгих вечеров, происходил не чаще двух-трех раз в месяц.

Во время неспешного разговора за столом Деляш Басанговна коснулась приятелей мужа, постоянных участников дружеских собраний:

— Знаешь, Бата! Мне твой старый друг Манджа показался сначала каким-то неотесанным, не вписывающимся в общую компанию. Но чуть позже я поняла, что ошиблась.

— Я рад, дорогая, что ты поняла его суть, дорогая! Он человек необыкновенный. На нем, конечно, нет академического лоска, внешне он выглядит мужиком от сохи. Но сколько в нем потаенных качеств, многие из которых я не прочь у себя и своих мальчиков. Ты заметила, что Манджа естественен, даже не пытается казаться кем-то другим, ученее, чем он есть на самом деле. Он умен, но природным, а не книжным умом, хотя в последнее время читает много, сколько книг из моей библиотеки за полгода перебрал. Мало ли мы знаем «интеллектуалов», сыплющих цитатами направо и налево, но ничего не понимающих в жизни? Недаром существует определение — «начитанный дурак». А Манджа обо всем имеет свое собственное суждение, основанное на жизненном опыте и здравом смысле, и это суждение, как правило, очень верное, не навязанное лживыми газетами, телевидением и книгами.

Деляш Басанговна добавила:

— И за словом в карман он не лезет. Помнишь, как-то наше общество очень разволновалось слухами, что Калмыкию вот-вот упразднят и присоединят к Астраханской или Волгоградской области. Манджа по этому поводу тогда заметил: «А нужны мы астраханцам или волгоградцам со своими громадными долгами и разоренным народным хозяйством?» Конечно, «народное хозяйство» — из старого лексикона, более уместно существительное «экономика», но, по сути дела, сказано правильно.

— Ты права, Деляш, — отозвался Бата Борисович. — Чтобы я еще хотел отметить? Кроме порядочности, верности, чувства собственного достоинства, у него имеется то, что именуется внутренней культурой. Манджа не умеет обращаться с множеством столовых приборов, но ты обратила внимание на то, что он никогда не перебьет собеседника, не употребляет бранных слов в отличие от многих наших знакомых, любящих щегольнуть нецензурщиной. У Манджи есть четкое понимание того, что хорошо, пристойно, а что неприлично, постыдно. Он не станет перемалывать кости человеку на основании слухов и сплетен, но прямо в лицо, а не за глаза скажет подлецу, что он о нем думает.

Профессор встал из-за стола и начал прохаживаться по кухне.

— Я расскажу тебе о незначительном эпизоде, который красноречиво характеризует Манджу. Не так давно мы шли с ним по территории студенческого городка. По пути встретили разговаривающих друг с другом кандидатов наук. Они бывают у нас, кстати, Манджа с ними знаком. В ходе разговора один из научных сотрудников, как ни в чем не бывало, смачно высморкался в два пальца, затем резким взмахом руки виртуозно убил соплю об асфальт, после чего спокойно вытер пальцы о собственные брюки и продолжил дискуссию. Ты бы видела, какое изумление было написано на лице Манджи! По его представлению культурный человек так себя вести.

Деляш Борисовна, накрывая на стол для чая, завершающего ужин, сказала:

— Я сразу заметила его деликатность и умение быть ненавязчивым. А уж собственный кодекс чести Манджа старается блюсти, как в старые добрые времена девушка сохраняла до замужества девственность.

— Поделюсь с тобой одной тайной, которую Манджа доверил только мне, дорогая, — заговорщицки сообщил профессор, — надеюсь, она останется между нами. Оказывается, наш друг сочиняет песни в духе старинных «ут дун»[6], но стесняется исполнять их на людях. Даже члены его семьи не знают об этом. Лишь выехав в степь и прихватив с собой домбру, Манджа позволяет себе петь свои песни под шум ветра. Я едва уговорил его исполнить для меня две или три. Ты знаешь, они такие свежие, оригинальные, талантливые. Любой другой сразу потащил бы их на телевидение, в министерство культуры, но Манджа считает это баловством, несерьезной забавой и наотрез отказался, чтобы этот факт стал известен окружающим.