Владимир Савченко - Избранные произведения. Том 1. Должность во вселенной. Пятое измерение. Час таланта

• Название: Избранные произведения. Том 1. Должность во вселенной. Пятое измерение. Час таланта
• Автор: Владимир Савченко
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1993
• ISBN: 5-87198-038-4

Произведения Владимира Савченко известны не только нашему читателю, но и за рубежом.

Они переведены на английский, немецкий, французский, японский, польский, венгерский, болгарский языки. Писателя любит читатель Португалии, Бразилии, Канады, США.

В произведениях В. Савченко вы встретите множество фантастических ситуаций, будящих мысль, заставляющих задуматься над развитием цивилизации.

---

…Я видел, что происходят факты, доказывающие существование

враждебных, для человеческой жизни гибельных обстоятельств, и эти гибельные силы сокрушают избранных, возвышенных людей. Я решил не сдаваться, потому что чувствовал в себе нечто такое, чего не могло быть во внешних силах природы и в нашей судьбе, — я чувствовал свою особенность человека.

Андрей Платонов «В прекрасном и яростном мире»

Часть III В прекрасном и яростном мире

Глава 14 Наблюдения издали и поспешно

От нуля до бесконечности

Мы проходим все по Вечности.

С бесконечности и до нуля

Мы проходим ею, тру-ля-ля!

Фольклор доведического периода.

I

Небо было с овчинку, даже с кулачок — звездное небо в Шаре. По мере подъема оно разрасталось, оттесняло в стороны тьму — или это сами наблюдатели съеживались в высотах НПВ? — но все равно оставалось обозримым для взгляда. Как облако. Только «мерцания» там накалялись все ярче.

Кабина подрагивала на неровно вытравливаемых канатах. Внизу они раскручивались с барабанов лебедок с бешеной скоростью, но здесь ее съедало ускорение времени; последнюю сотню метров они едва ползли. Только на приборном щите в окошечке цифрового индикатора выскакивали все более впечатляющие числа: 100 000, 500 000, 800 000 — затем пошли со степенями: 106, ЗХ 106… На предельной высоте ускорение времени составило 1ДХЮ7 — время текло в 11 миллионов раз быстрее. За микросекунду Земли (за такое время электронный луч на экране телевизора вычерчивает половину строки развертки) здесь можно было произнести небольшую речь.

Но речей пока не произносили. Корнев сидел в правом пилотном кресле возле пульта управления. Любарский находился в центре, в жестко связанной с телескопом люльке. Валерьян Вениаминович полулежал в левом кресле напротив экранов. Они не впервые поднимались к ядру Шара с той памятной ночи на 9 апреля — как втроем, так и в иных сочетаниях: Корнев — Любарский — Буров и Васюк-Басистов, Любарский — Буров — Мендельзон, Пец — Любарский — Люся Малюта… Варфоломей Дормидонтович был теперь не заезжий астрофизик, а руководитель лаборатории исследований MB; она, потеснив гостиницу-профилакторий и иные службы, развернула работы наверху, в самом «наконечнике». Все сотрудники новой лаборатории избегали расшифровывать предмет своих исследований — видимо, чтобы не пугать других и себя. MB и MB. Другие исследуют полупроводники или рентгеновские спектры, а они вот MB — Меняющуюся Вселенную.

…В эти дни с Валерьяном Вениаминовичем иногда случались приступы отрешенности. Слушал ли он сетования Альтера Абрамовича по проблемам снабжения, доклад ли Бугаева о грузопотоке или еще чей-то о чем-то — и вдруг переставал воспринимать, видел только лицо с шевелящимися губами. Накатывало: «А там сейчас рождаются и умирают галактики, вспыхивают и на лету гаснут звезды!..» И подъезжая утром к своему НИИ, он новыми глазами смотрел на Шар, на купол экранной сети над ним: это Вселенная разбила шатер подле Катагани, Меняющаяся Вселенная!

Когда на следующее утро после их рискованного подъема к ядру (по ночному времени не нашли никого, кто бы подстраховал их на крыше у лебедок) Пец на НТСе в новом зале координатора сообщил о своих с Варфоломеем Дормидонтовичем выводах о природе «мерцаний» (постеснявшись назвать открытием то, что месяцы маячило перед глазами), а равно и о вытекающих отсюда новых представлениях о размерах и структуре Шара, — что-то пошатнулось в умах всех, дрогнуло. Мышиной возней на задворках Вселенной показалась всем их хлопотная ответственная деятельность. Минуты две командиры башни молчали.

— А что? — молвил Толюня с еще более удлинившимся от восторженного удивления лицом. — К тому шло!

Корнев хлопнул ладонями по бортам кожаного кресла, звучно, со вкусом рассмеялся. Все посмотрели на него.

— А мы-то, Анатолий Андреич, мы-то — прожекторами туда светили! Это чтобы звезды получше разглядеть, а!

— Лазерами собирались, — добавил тот.

— Ну, Борис Борисыч, поздравляю, — столь же весело обратился главный инженер к Мендельзону, дымившему первой в этот день сигарой, — вы оказались на сто процентов правы. Да что — на миллион процентов! Там не одно тело, там их навалом: и звезд, и планет, и чего хотите. Не вижу энтузиазма на вашем лице!

А Бор Борыч и не испытывал энтузиазма. Даже напротив, его лицо как-то сразу одрябло; оно если и напоминало сейчас черчиллевское, то никак не времен Антанты, а скорее — окончания второй мировой войны, когда сэр Уинстон проиграл на выборах. Какие поздравления, какой энтузиазм — дураку понятно, что концепция «массивного тела» в ядре (под которую была подогнана работа отдела, опубликованы статьи, прочтен доклад на конференции) лопнула мыльным пузырем.

— Мм… — Мендельзон вынул сигару изо рта. — По-моему, все это пока еще… очень предположительно.

— Но до сих пор мы такого и не предполагали, — ошеломленно сказал Зискинд, почему-то взглянув вверх. — Н-да!..

— А кстати, Александр Иванович, лазер-то, — перегнулся через стол к Корневу Приятель, — уже оплачен и отгружен из Сормова. Восемнадцать тысяч четыреста, чтоб вы мне все так были здоровеньки!

— Ничего, — откликнулся тот, — найдем применение.

И — съехало. Опало. Снова вспомнили о том, что еще не отгружено, не оплачено, не сделано… вернулись к текучке, на круги своя. Минута шока миновала. Подернулись дымкой нереальности неизмеримые дали в Шаре, где плескался и блистал мирами океан материидействия. Первостепенной снова стала реальность связей, неотложная Реальность Здесь и Сейчас.

…Но все-таки вколыхнуло. Вечный оппозиционер Мендельсон поднялся с Васюком к ядру, поглядел в телескоп на «мерцания», потом явился к Пецу:

— Как хотите, Валерьян Вениаминович, но я в эти, с позволения сказать, галактики не верю.

— А в учебниковые, из каталога Мессье — верите?

— В те верю.

— Вы их видели? Не фотографии с ретушью, а в натуре — в телескоп.

— Мм… не приходилось.

— Я видел. И поверьте, трудно согласиться, что эти отражаемые рефлекторами вихревые светлячки, а то и клочки светящейся ваты… поменьше, знаете, тех, что на спичку накручиваем в ухе почистить, — такие же, как и наше небо, скопления из многих миллиардов звезд.

— Допускаю. Но они — в большом небе. Во Вселенной. А здесь… как-то это выглядит игрушечно.

— Борис Борисович, а картину искажения гравитации, исходя из предположения, что в Шаре тысячи мегапарсек, вы рассчитали?

— Мм… еще нет.

— Так что же вы: верю, не верю, игрушечно! — рассердился директор. — У нас не божий храм. Извольте посчитать, если сойдется, то и спору конец.

Мендельзон удалился походкой сконфуженного бегемота. Он задал работу отделу. Три дня его сотрудники толклись в зоне с маятниковыми гравиметрами, уточняли картину искажений, мешали. Потом ринулись в выси — рассчитывать, строить графики. Как раз сегодня утром Бор Борыч принес Пецу отчет, положил на стол, молвил, пыхнув сигарой: «Вопрос остается открытым, Валерьян Вениаминович», — и удалился с тяжеловесной торжественностью.

Пец прочел — и не мог не умилиться. Нет, отчет был безукоризнен, содержал убедительные формулы и таблицы, пояснительные тексты и многомерные, сложенные гармошкой диаграммы. Но — над всем этим возвышалась фигура толстяка с сигарой и обрюзгшим лицом, коя молчаливо извещала: вот если бы я, Б. Б. Мендельзон, разделял идею, что в Шаре галактики, то подкрепил бы ее данной проверкой, а поелику не разделяю — не обессудьте, Мендельзон применил для проверки метод последовательных приближений. Сначала он принял, что физический диаметр Шара составляет десять миллионов километров; реальные искажения поля тяготения оказались при этом на треть сильнее расчетных. Он увеличил предполагаемый поперечник до ста миллионов километров: расчет дал картину, лишь на три процента уступающую реальной. Он повысил диаметр Шара еще на порядок — и теория совпала с измерениями в пределах допустимой погрешности приборов. Все более крупные поперечники, вплоть до мегапарсек, укладывались в ту же погрешность. Вопрос оставался открытым, потому что искажения определялись переходным слоем, а не глубинами Шара.

II

— Все-таки Меняющаяся Вселенная название не из самых удачных, — сказал Пец. — Это мы впопыхах. Разве наша обычная Вселенная не меняется? Только что темп не тот.

— Ну… давайте: Быстро Меняющаяся Вселенная, — предложил Корнев. — БээМВэ.

— Марка немецких мотоциклов, — поморщился Валерьян Вениаминович.

— Событийная Вселенная, — подал голос Любарский, — эСВэ!