Гай Стэндинг - Прекариат: новый опасный класс

• Название: Прекариат: новый опасный класс
• Автор: Гай Стэндинг
• Жанр: Образовательная литература
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-91103-209-8

Книга британского социолога Гая Стэндинга исследует один из самых болезненных вопросов современности – повсеместное распространение нового класса, который, с одной стороны, играет исключительно важную роль в производстве как материальных, так и нематериальных ценностей, а с другой – оказывается лишенным большинства социальных и политических прав и гарантий: участия в выборах, стабильной зарплаты и страхового медицинского обслуживания, оплачиваемого отпуска, доступа к образованию и т. п. Прекариат (от англ. precarious – ненадежный) неуклонно растет численно и включает в себя все новые страны и формы социальной жизни; его черты можно увидеть и в российской повседневности (временные рабочие-мигранты, стажеры, фрилансеры, работники креативных индустрий). Осознать заботы и проблемы «нового опасного класса» и понять возможные пути их решения – одна из главных задач нашего времени.

---

Прекариату хорошо знакомы четыре ощущения: недовольство, аномия (утрата ориентиров), беспокойство и отчуждение. Недовольство вызвано тем, что прекариат не видит перед собой осмысленных жизненных перспектив, ему кажется, что все достойные пути для него закрыты, а ведь обидно сознавать, что ты чего-то лишен. Кто-то назовет это завистью, но, когда вам постоянно со всех сторон показывают приметы материального успеха и насаждается культура богатых и знаменитых, есть от чего расстроиться. Прекариат чувствует себя подавленно не только потому, что перед ним маячит только перспектива смены все новых и новых работ, каждая из которых связана с новой неопределенностью, но также и потому, что эти работы не позволяют завязать прочные отношения, какие возможны в серьезных структурах или сетях. Нет у прекариата и лестниц мобильности, по которым можно было бы подняться, – так люди и зависают где-то между сильнейшей самоэксплуатацией и свободой.

Приведу один пример из британской газеты The Observer (Reeves, 2010). Двадцатичетырехлетняя женщина, социальный работник, получала 28 тысяч фунтов в год и работала в общей сложности 37 с половиной часов в неделю. В ее обязанности входило «всего несколько поздних посещений», потому что некоторые семьи невозможно было навестить днем, при этом у нее оставалось достаточно времени на собственное дело и работу по дому. Вот что она рассказала корреспонденту:

Я ужасно огорчилась из-за того, что мне долго говорили, будто я отлично справляюсь, чтобы перевести меня на следующий уровень, и я выполняла дополнительные задания помимо тех, что положены мне по должности, но этого никто не замечал. Мне просто пришлось ждать, когда место освободится. Думаю, такое случается не с каждым. В команде, с которой я вместе начинала, из социальных работников осталась только я. Многие ушли, им нужен был карьерный рост. Работа у нас тяжелая, ответственная, и, если бы это признали, мы бы продержались на ней гораздо дольше.

Эта женщину можно отнести к прекариату из-за отсутствия карьерных перспектив и из-за ее отношения к этому. Она занималась самоэксплуатацией в надежде на мобильность, взваливая на себя дополнительную «работу ради работы». Ее уволившиеся коллеги поняли, что обещания повышения были лишь обещаниями.

По крайней мере по работам Эмиля Дюркгейма мы знаем, что аномия – чувство безысходности, порожденное отчаянием. И это чувство еще усиливается из-за унылой, не творческой, бесперспективной работы. Аномия вызвана апатией, связанной с ощущением поражения, и это усугубляется тем, что многие политики и комментаторы из среднего класса осуждают прекариат, упрекая его в лености, отсутствии цели, клеймя его представителей как недостойных, социально безответственных или еще того хуже. Говорить тем, кто претендуют на пособия, что эта «разговорная терапия» – шаг вперед, отдает высокомерием и часто именно так и воспринимается теми, кого увещевают ею заняться.

Прекариат живет в тревоге. Хроническая незащищенность связана не только с балансированием на краю, когда человек понимает, что одна-единственная ошибка или неудача может нарушить баланс между достойной бедностью и уделом побирушки, но и со страхом потерять то, что он имеет, даже если чувствует, что его обманули, не дав большего. Люди неуверены в себе и подавлены и в то же самое время «частично заняты» и «слишком заняты». Они отчуждены от своего труда и работы, растерянны и ведут себя порой безрассудно. Люди, боящиеся потерять что имеют, постоянно раздражены. Иногда они сердятся, но, как правило, это гнев пассивный. Прекариатизированное мышление питается страхом и мотивируется страхом.

Отчуждение возникает от понимания, что то, что ты делаешь, ты делаешь не для себя и не ради уважения или похвалы – это делается для других, по их указке. Именно это считалось отличительным признаком пролетариата. Но у тех, кто составляет прекариат, есть еще несколько специфических дополнений, в том числе ощущение, что их обманули – внушали, что они должны быть «счастливы» и благодарны, раз у них есть работа, велели «мыслить позитивно». Им велели радоваться, но они не понимают – чему. Они пережили опыт того, что Брайссон (Bryceson, 2010) назвал «несостоявшейся попыткой профпринадлежности», что могло иметь как раз обратный психологический эффект. Люди в подобных обстоятельствах, вероятнее всего, страдают от общественного осуждения и утраты цели. Отсутствие профессии создает этический вакуум.

Прекариат не обмануть. Его осыпают шквалом увещеваний. Но разве умный человек может так легко поддаться? В книге «Улыбайся или умри» Барбара Эренрейх (Ehrenreich, 2009)[4] подвергла критике современный культ позитивного мышления. Она напомнила, как в США в 1960-е два шарлатана – Финеас Куимби и Мэри Эдди – основали псевдорелигиозное движение Новое мышление, в основе которого были идеи кальвинизма и утверждение, что вера в Бога и позитивное мышление приводят к положительным результатам в жизни. Эренрейх проследила эту тенденцию применительно к современному бизнесу и финансам. Она рассказала, как на мотивационных собраниях лектор, обращаясь к сотрудникам, работающим на краткосрочном контракте и плохо уживавшимся в коллективе, приводил пример хорошего сотрудника: это «позитивный человек», он «все время улыбается, не жалуется и с готовностью подчиняется всему, чего потребует начальник». Не хватало только принять к действию старое китайское высказывание «Кланяйся так низко, чтобы император не видел твоей улыбки». Но реакцией на такую отчуждающую болтовню, с которой прекариат вынужден мириться, скорее всего, будет не улыбка, а зубовный скрежет.

Возможны и другие реакции, помимо подавляемого гнева. Например, прекариат может скатиться в губительную зону заблуждений и иллюзий, как это видно на примере жителя Южной Кореи, давшего интервью для газеты International Herald Tribune (Fackler, 2009). Журналист отмечает:

В чистом белоснежном университетском пуловере, с блестящим мобильным телефоном, Ли Чаргшик отчасти похож на менеджера девелоперской компании по строительству кооперативного жилья, а именно такую должность он занимал вплоть до прошлогоднего финансового кризиса, – и до сих пор говорит друзьям и родным, что все еще ее занимает.

Но тайком от всех, никому не рассказывая, он начал работать на краболовном судне. «Разумеется, я не собираюсь упоминать должность рыбака-краболова в моем резюме, – сказал мистер Ли. – Такая работа ниже моего достоинства». И добавил, что в телефонных разговорах он старается не упоминать о своей работе и избегает встреч с друзьями или родственниками из опасения, что его тайна откроется. Другой человек, работающий на краболовном судне, сказал, что ничего не говорит своей жене, третий наврал жене, что был в Японии, так не хотелось ему признаваться, чем он занимается. Подобные истории о понижении статуса довольно распространены. Именно ощущение, что они системны и являются структурной особенностью современного рынка труда, заставляет насторожиться.

Прекариату не хватает самоутверждения и уверенности в социальной ценности своего труда, за самоутверждением он должен обращаться к другим областям, удачно или нет – это как получится. Если удачно, то тяготы работы, которую такой человек должен выполнять на своей эфемерной нежеланной должности, покажутся меньше, и мысли о статусе будут не так мучительны. Но способность самоутвердиться за счет чего-то у прекариата невелика. Есть опасность, что он будет чувствовать себя постоянно занятым, но при этом изолированным – одиночкой в толпе.

Отчасти проблема в том, что у прекариата очень мало надежных связей, особенно по работе. Исторически чувство доверия возникало в устойчивых сообществах, которые создавали организационную основу для товарищества и братства. Если кто-то испытывает неловкость оттого, что не знает своего социального статуса, доверие будет условным и хрупким (Kohn, 2008). Если люди предрасположены доверять друг другу и совместно действовать, как предполагают социальные психологи, тогда в условиях бесконечной изменчивости и неуверенности любое ощущение сотрудничества или морального консенсуса окажется под угрозой (Haidt, 2006; Hauser, 2006). Мы делаем то, что нам по силам, действуем с выгодой для себя, часто на грани аморальности. Этому проще найти оправдание, если каждый день мы слышим об элите и знаменитостях, безнаказанно нарушающих моральные заповеди, а у наших поступков нет даже тени будущего.

В условиях гибкого рынка труда отдельные люди боятся оказаться скованными долговременными поведенческими обязательствами, поскольку это может оказаться затратно и повлечь за собой нежелательные действия. Так, молодежи не хочется материально зависеть от родителей, поскольку тогда придется поддерживать их в глубокой старости, а старческая немощность и все отодвигающаяся граница долголетия наводят на мысль, что платить за «сидение на шее» придется дорогой ценой. Ослаблению взаимных сделок между поколениями соответствует и все большая неопределенность в сексуальных и дружеских связях.