Герман Занадворов - Дневник расстрелянного

• Название: Дневник расстрелянного
• Автор: Герман Занадворов
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1964

---

Л. Иванов раскис в последнее время: «Все, что делаю, кажется ненужным. Что бы сейчас делать? Чем заниматься? Вот еще голова болит».

Хочется что-то делать. Силы не хватает. Раскис парень. Не то потому, что все с бабами возится: живет один, вокруг только семья Игловых — четыре бабы разных возрастов, плюс с десяток постоянно бывающих тетушек, кумушек, сестер.

Не то от националистов заразился. Те вокруг. И тоже из кислых.

_____

Старуха выгоняет тряпкой мух из хаты.

— А ну, мухи, за немцами. Куда немцы, туда и вы… Довольно тут околачиваться.

_____

Художник Митрофан Иванов. Киевлянин. Выехал в среду. Там эвакуация уже шла. Большинство учреждениями в Западную. На Винницу. Писатели, художники… Получили на руки удостоверения. Ехать не хотели. «Киев не жил, а доживал». Дым. Иногда трудно дышать от дыма — несло из-за Днепра. Ночью с высоты дома — все Заднепровье в огне.

Канонады особенной не слышно. Прилуки давно сданы. Была женщина оттуда с грудным ребенком. Ноги покусаны.

— Что это у вас?

— Собаки. Нам дня за два объявили — эвакуироваться. Куда-то, думаю, пойду с ребенком. Муж в армии. Ночью автомобиль приехал с громкоговорителем: «Через двадцать минут вы должны покинуть город. Двери оставить открытыми». Осталась. Потом немцы пустили собак. Выскочила в чем была. В среду вбежал знакомый: «Слышал точно — будет отдан приказ: всем мужчинам от шестнадцати до шестидесяти лет собраться в одном месте, женщинам от шестнадцати до сорока пяти — в другом. Что дальше будет — не знаю. Лучше поезжайте. Сейчас поезд стоит. Смогу устроить».

Кое-как собрались. Все ненужное захватили, нужного нет.

В пути два раза избежали крушения. Первый ночью — оказался разобранный путь. Спас контрольный паровоз. Состав оттащили обратно на станцию. Утром исправили. Второй — пустили поезд на поезд. Остановили вовремя (Г. Б. в Казатине беседовал с машинистом: «Почему зерно не возят?» — «А куда его? Дороги нет. У нас сегодня ночью три состава пустили. Все пошли под откос. Вспомогательный вышел — обстреляли. Вернулся»).

4 октября 1943 г.

Наконец прояснилось. В предыдущие дни было столько возбуждения, радости, тумана, опасений. Почти поверили бы, если б сказали: «Умань сдана!» Хотя ясность менее приятна, чем самые горячие из слухов, какие были, — она хороша.

Верные слухи. Догадки. Ложь. Все путалось. Я только нажимал: «Радио! Радио!» Л. сжигал лампы… В пятницу за двумя пол-литрами собрались вчетвером. Кроме нашей тройки — К.[30]

Л. хотел фейерверка: «Хоть бы пук соломы поджечь. Чтоб горело. Надо взять старосту, обезоружить какого-нибудь». Я настаивал на агитационной подготовке. К. — на связи с лесами. Приняли два последних. 2-го Л.: «Пойду в Умань. Устроюсь проводником со скотом. Поеду к фронту! Что я тут сидеть буду!»

Сдерживал, как мог. Хотя думал: пройдет! Связиста не было. Пошла Мария. Принесла полуфантастический рассказ. Какой-то мальчуган разобрал турбину. Кое-как собрал. Иные части пришлось делать заново. 3-го К. был сам. Похудевший. Молчаливый.

— У меня в квартире уже электричество. Сегодня утром пробовал — провел сеть. Только станции сейчас не работают.

Позже говорил Л.

— Я чувствую, вы мне не верите.

Село в тот день пило. Неведомо почему, комендант дал распоряжение праздновать день урожая, что ли. В субботу из трех сел начальство было у него в Каменной. В нашем селе зарезали двух быков. Смололи три центнера пшеницы. Надбавили своего. После дрались. Валялись под заборами. Пьяные объясняли:

— Може, нас завтра не будет. Выпить хоть, пока жив. Може, завтра скажут: выходи!

Однако что ж выяснилось? Кировоград оказался незанятым и достаточно далеким от фронта. Ездил один шофер. Беженцев ближе Черкасс нет. Слухи об эвакуации Умани — блеф.

Газеты за четверг и воскресенье (вчера) говорят о боях по Днепру, о предмостных укреплениях на обоих сторонах. Красные стараются создать укрепления на западном берегу, немцы — удержаться на восточном. Эвакуированные не спешат. Размещаются по селам. Произошло то, что должно было: мы преувеличили, когда слухи о переходе Днепра приняли за факт. Слухи преувеличили и разгром немцев. Они дерутся на Днепре. Некие кулачки: «Хоть два года будут держаться» — обратное преувеличивание. Еще раньше, до этой радостной горячки, я считал: за осень дойдут до Днепра, форсируют зимой по крепкому льду. Примерно конец декабря — начало января. Похоже будет так.

11 октября 1943 г.

Лесник из Галочьего леса Иовко удивил меня: с бородой.

— Я нарочно отрастил. Так спокойнее. За сторожа почитают. Зайдут — «папка», говорят, или «отец».

Выясняется: бывают часто.

— Я партизан по тому узнаю, как они говорят. Не кричат на меня, без строгости. И меж собой: «товарищи» или «ребята». Ко мне: «папаша» или «дедка». А эти — «пан». Так узнаю. Партизаны они или фронтовики — кто его знает. Только вооруженные хорошо. Без автоматов нету.

12 октября 1943 г.

После долгого необычного для этого времени горячего суховея два дня назад задул северный холодный ветер. Сегодня утром —5°. Пять дней назад копали буряки. Было жарко. Журавли кричали высоко… Вспомнил… Накануне видел их много на молодой пшенице… Сначала, думаю, овцы. Потом — черногузы.

— Вчера в окно стучала синица.

Молотят подсолнечник.

_____

Л. измучился. Во вторник пошел в Умань. В ночь на четверг вернулся. В четверг утром — в Каменную. Ночь провел с Т. К. возле приемника. Помню только политическую сводку на украинском языке за 7-ое… Обзор.

В субботу (9-го) у него. Зашел Терень, К.[31] Заседали.

16 октября 1943 г.

Сегодня два года в Вильховой. Если останусь жив — не жалею о таком варианте. За два года у немцев я узнал о жизни, людях, общественных законах значительно больше, чем за остальное время. Мои убеждения и мысли получили ту жизненную основу, которой не было, без которой убеждения — это только увлечения, без которых нет ни твердости, ни ненависти к противнику.

_____

Два дня назад вновь арестовали Н. Бондарчука и Мишку Ферина, по прозвищу Лаптух, — за те же листовки (см. записи выше). Вечером явились три полицая на взводе.

— Ну, Коля, собирайся!

Тетка:

— Куда это вы? У него ноги болят.

— Надо, приказано.

— Да пусть до завтра они переночуют. Завтра они к вам, как быки, придут.

— Сегодня приказано.

— Да куда? Надолго ли? — плакала тетка. — Да что вы к ним пристали? Других людей, что ли, нет. Было ж им дознание.

— То маленькое было, теперь большое будет.

Мишка — дурило — раскричался:

— Что, опять мы, а тут весь колхоз читал. Киривник целу пачку привез. Рахивник читав. Пасечник. Все читали.

Старший полицай:

— Замолчи, мать твою… Не бреши. Только то скажи, що тоди сказал. А то капутнут тебя.

Позавчера тетка Миколы была в Грушке.

— Тут сидишь, так думаешь — все тихо. А там только на те решетки поглядишь да послушаешь, как кричат! В полиции хоть по-украински кричат. А там в жандармерии немец по-еврейски гергоче. Страх берет. В полиции подошла к дежурному. Там все по-новому теперь. Строго. Забор вокруг.

— Тут у вас с Вильховой два человека.

Совестливый какой-то дежурный.

— Есть. Что вам, передачу?

— Передачу, да увидеть бы сына хотела. Бондарчука.

— Нет, тетка, увидеть нельзя. Никак нельзя.

— Да хоть бы узнать, что с ним. Допрашивали их?

— Нет, не допрашивали. Тут еще до них человек двадцать надо допрашивать.

— А по сколько ж в день допрашивают? Скоро их?

— Ну, три-четыре допроса роблять.

Около была женщина. Жена какого-то старосты. Рассказала: «Приехал немец. Приказав щось чоловику. А вин не зробив. На другой день арестовали — ничего не знаю, де вин…»

Выскочил заместитель начальника (новый, из эвакуированных. Прямо сумасшедший какой-то).

— Что тут за люди? Почему здесь?

Дежурного свистнул по шее.

Старостиха упала в ноги.

— Дытынько! Паночек родимый, скажи, де мий чоловик?

— Встать. — Носком в плечи. — Встать!

Марфе:

— Вы зачем?

— Та передачу.

— За забор! Нечего здесь делать! За забор!

Ушла. Ну, думаю: «Все равно мне надо его увидеть…» Обошла вокруг, где уборные. Вижу — Миша выскочил. Потом Коля. Хоть полицаи кричали, он в ответ: «Ну чего кричишь? Разве вы не из таких людей, как и я».

— Тетя! Узнайте, за что нас держат. Нам никто не говорит.

Покрутилась, пыталась узнать. Ничего не вышло. Опять тем путем. Полицаю на призьбе:

— Та тут сын. Я ему передачу принесла. Хай торбины выдасть. (Що я ему ще буду говорить?)

Вышел… А полицай рядом стоит. Боится, может, чтоб оружия не передала. В корзине тоже все перевернули.