Велимир Хлебников - Том 2. Стихотворения 1917-1922

• Название: Том 2. Стихотворения 1917-1922
• Автор: Велимир Хлебников
• Издательство: ИМЛИ РАН, Наследие
• Жанр: Поэзия
• Год: 2001
• ISBN: 5-9208-0021-6, 5-9208-0065-8

В Собрание сочинений входят все основные художественные произведения Хлебникова, а также публицистические, научно-философские работы, автобиографические материалы и письма.

Во втором томе представлены стихотворения В. Хлебникова 1917–1922 годов.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

1921

Красоте девушек*

О, если б ваши глаза
Блестели бы так, как голенище сапога.
О, если б ваш рот был певуч,
Как корова, зовущая теленка.
О, если бы на ваших косах
Было бы можно повеситься
И шея не согнулась…

1921

«Жестоки старые тряпки волос…»*

Жестоки старые тряпки волос.
Черная пашня – лоб.
Горелые пни на болоте – губы.
Вымя дикой козы – борода.
Веревка морская – усы.
Снегурочка с черной метлой – зубы.
Бессонных ночей глаза голубые –
Точно в старом одеяле дыры.

1921

«На родине красивой смерти – Машуке…»*

На родине красивой смерти – Машуке,
Где дула войскового дым
Обвил холстом пророческие очи,
Большие и прекрасные глаза
И белый лоб широкой кости,
Певца прекрасные глаза,
Чело прекрасной кости
К себе на небо взяло небо.
И умер навсегда
Железный стих, облитый горечью и злостью.
Орлы и ныне помнят
Сражение двух желез,
Как небо рокотало
И вспыхивал огонь.
Пушек облаков тяжелый выстрел
В горах далече покатился
И отдал честь любимцу чести,
Сыну земли с глазами неба.
И молния синею веткой огня
Блеснула по небу
И кинула в гроб травяной,
Как почести неба.
И загрохотал в честь смерти выстрел тучи
Тяжелых гор.
Глаза убитого певца
И до сих пор живут, не умирая,
В туманах гор.
И тучи крикнули: «Остановитесь,
Что делаете, убийцы?» – тяжелый голос прокатился.
И до сих пор им молятся,
Глазам
Во время бури.
И были вспышки гроз
Прекрасны, как убитого глаза.
И луч тройного бога смерти
Блеснул по Ленскому и Пушкину и брату в небесах.
Певец железа – он умер от железа.
Завяли цветы пророческой души.
И дула дым священником
Пропел напутственное слово,
А небо облачные почести
Воздало мертвому певцу.
И доныне во время бури
Горец говорит:
«То Лермонтова глаза».
Стоусто небо застонало,
Воздавши воинские почести.
И в небесах зажглись, как очи,
Большие серые глаза.
И до сих пор живут средь облаков,
И до сих пор им молятся олени,
Писателю России с туманными глазами,
Когда полет орла напишет над утесом
Большие медленные брови.
С тех пор то небо серое,
Как темные глаза.

1921

«Сегодня Машук, как борзая…»*

Сегодня Машук, как борзая,
Весь белый, лишь в огненных пятнах берез,
И птица, на нем замерзая,
За летом летит в Пятигорск.

Летит через огненный поезд,
Забыв про безмолвие гор,
Где осень, сгибая свой пояс,
Колосья собрала в подол.

И что же? Обратно летит без ума,
Хоть крылья у бедной озябли.
Их очи колючи, как грабли,
На сердце же вечно зима.

И рынок им жизнь убыстрил.
Их очи суровы, как выстрел.
Чтоб слушать напев торгашей,
Приделана пара ушей.

9 ноября 1921,1922

«Перед закатом в Кисловодск…»*

К. А. Виноградовой

Перед закатом в Кисловодск
Я помню лик, суровый и угрюмый,
Запрятан в воротник:
То Лобачевский – ты,
Суровый Числоводск.
Для нас священно это имя.
«Мир с непоперечными кривыми»
Во дни «давно» и весел
Сел в первые ряды кресел
Думы моей,
Чей занаьес уж поднят.
И я желал бы сегодня,
А может, и вчера,
В знаменах Невского,
Под кровлею орлиного пера,
Увидеть имя Лобачевского.
Он будет с свободой на «ты»!
И вот к колодцу доброты,
О, внучка Лобачевского,
Вы с ведрами идете,
Меня встречая.
А я, одет умом в простое,
Лакаю собачонкой
В серебряном бочонке
Вино золотое.

10 ноября 1921

«Облако с облаком…»*

Облако с облаком
Через воблы ком,
Через бублики
Бросили вливы
Шелеста девы.
Светлых губ лики,
Тени, утесы ли?
И были
Трупы моря,
Вздымали рукой великанов
Постели железа зеленого – крыши,
Поля голубые
Для босикбв облаков, босых белых ног.
Город был поднят бивнями звезд,
Черные окна темнели, как О,
Улица – рыба мертвых столетий,
Из мертвых небес, из трупов морей,
Мясо ночных великанов.
Черные дыры в черепе белом – ночь такова.
Там, где завода дорог чугуна
Для ног наковал,
Глухой, сумрачный нынче,
Громко пел тогда голос Хлебникова
О работнице, о звездном любимце.
Громадою духа он раздавил слово древних,
Обвалом упал на старое слово коварно,
Как поезд, разрезавший тело Верхарна.
Вот ноги, вот ухо,
Вот череп – кубок моих песен.
Книга-старуха,
Я твоя есень!

1921

«На стенку вскочила цыганка…»*

На стенку вскочила цыганка
В красном и желтом, где много огня,
Где знойное вечер хотело отнять,
Где кружево скрыло глаза на засов,
Треском ладоней сказать – хорошо!
Вот они, милые, вот они,
Слепою кишкою обмотаны,
Кривые тугие рога.
Черной громадой бугая
Всех малокровных пугая,
Тайных друзей и врага,
Кишкой, как косынкой алой, обмотаны
Косые, кривые рога –
В Троицын день повязка березы тугая.
И пока
На боках
Серебрилась река
Солнечного глянца,
Какого у людей гопака
Искала слепая кишка
Слепого коня,
Боязливая раньше?
Молчащей былины певца
Сверкали глаза голубые слепца.
– Слепого коня, еще под седлом –.
Белый хвост вился узлом.
Подпруги чернеет ремень,
Бессильные звуки стремян.
Рукоплесканья упали орлом.
И трупной кровью был черен песок,
И люди шумели листами осок.
Копье на песке сиротело.
Металося черное тело.
И, алое покрывало
Вкапывая в песчище,
Черный бугай носился, кружился,
И снова о пол настойчиво топал.
Это смех или ржанье, или сдавленный крик?
Топтал и больно давил,
Наступая всей тяжестью туши,
И морду подымал и долго слушал.
Ужели приговора звезд?
И после рвал копытами желудок,
Темницу калуг, царских кудрей и незабудок.
Ребра казались решеткой.
[Солнца потомки, гуляя, ходили по ней,
По шкуре казненных быками коней.]
Цыганка вскочила на стенку,
Деньгою серебряных глаз хороша.
Животных глаз яркие лились лучи,
Где бык
Казненного плоть волочил
И топтал пузыри голубые.
У стенки застенчиво смерть отдыхала.
– К стенке! К стенке! – так оттолкнувши нахала,
Не до усов.
Не отдыхала восемь часов.

1921

«Пусть пахарь, покидая борону…»*

Пусть пахарь, покидая борону,
Посмотрит вслед летающему ворону
И скажет: в голосе его
Звучит сраженье Трои,
Ахилла бранный вой
И плач царицы,
Когда он кружит, черногубый,
Над самой головой.
Пусть пыльный стол, где много пыли,
Узоры пыли расположит
Седыми недрами волны.
И мальчик любопытный скажет:
Вот эта пыль – Москва, быть может,
А это – Пекин иль Чикаго пажить.
Ячейкой сети рыболова
Столицы землю окружили.
Узлами пыли очикажить
Захочет землю звук миров.
И пусть невеста, не желая
Носить кайму из похорон ногтей,
От пыли ногти очищая,
Промолвит: здесь горят, пылая,
Живые солнца и те миры,
Которых ум не смеет трогать.
Закрыл холодным мясом ноготь.
Я верю, Сириус под ногтем
Разрезать светом изнемог темь.

1921, 1922

«Просьба великих столиц…»*

Просьба великих столиц:
– Боги великие звука,
Волнуя пластину земли,
Вы пробегаете по небу,
Пыль рода людей
Собрали в столицы
Узлами стояния волн,
Сетью единой,
Многосетник столиц
Их чертеж.
– Люди!
Мы великие звуки,
Волнуем вас,
Даем вам войны,
Гибели царств.
Мы дикие кони,
Приручите нас,
Мы понесем вас
В другие миры.

1921