Велимир Хлебников - Том 5. Проза, рассказы, сверхповести

• Название: Том 5. Проза, рассказы, сверхповести
• Автор: Велимир Хлебников
• Издательство: ИМЛИ РАН
• Жанр: Поэзия
• Год: 2004
• ISBN: 5-9208-0021-6, 5-9208-0213-8

В Собрание сочинений входят все основные художественные произведения Хлебникова, а также публицистические, научно-философские работы, автобиографические материалы и письма.

В пятом томе представлены прозаические и драматические произведения В. Хлебникова 1904–1922 гг.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

2 молния.

Я мыслящая печь!

3 молния.

Не гордясь мышиным пиром –
Серой тысячью страниц,
Мы проносимся над миром
Вереницею зарниц.
Холод строгих плоскостей,
Чисел нежные кривые,
Чтоб мятежней без властей
Самоправились живые.

1 молния.

Оденусь тучею малиновой,
Висит над пашнями она.

2 молния.

А я утешу сына вой –
Мне власть над слезами дана.

1 молния.

Я одену человека,
Его дела, поступки, сны,
Кем он был весною этой,
Кем был в первый день весны?
Я блесну широкой плетью
Пастухам у табуна!
Сквозь сосновое столетье
Прозвучит грозы струна!

<3 молния.>

Я резвая, я молния – шалунья.

2 молния.

Старик седой, как лунь, я.
Кого я одену, какую судьбу?
Судьей с законами в руке,
Казненным юношей
И с дерзкой песней,
Красивой жницей
С серпом усталым на плече,
Иль молотом, разбившим
Седые глаза у божницы,
Иль много любившим,
Иль смехом волос на мече?
Иль дурнем, что шепчет «бу-бу»?
Где я небесней? где я чудесней?
Сбрит подбородок наголо весь
И котелок на голове.

1 молния.

Оденусь пахарем.

2 молния.

Оденусь знахарем
С кривою палкою.

3 молния.

А я русалкою.

<Вместе.>

Сестры, сестры – вот мы нагие,
Снимем людей, бросимся вплавь
Синяя вечная молнии вьюга!
Мы равны, мы похожи друг на друга.

2-й парус Страстная площадь

Молодой инок в келье читает стихи

Воин.

Еще удар один и ногу,
Руки размахом изловчась,
К столбу
Прибью
Людскому Богу.
Постой, постой, сейчас, сейчас!
Зачем трепещешь ты, как птаха,
Когда ей мальчуган
Пред тем, как голову красивую свернуть,
На темя дышит
И топорщит перья?
Он слышит? нет, не слышит!
Послушай, Бог, не балуй!
Не у знакомых ты – здесь плаха.
Ты плачешь? слушай, ты
Хороший малый,
А слезы это суеверье.
Да. Слезы это предрассудок.
Ну, вроде синих незабудок.
И красных слез я раньше не видал.
Не верю им, угрюмый сын труда я,
Что ты за нас висишь, страдая.
Опять стучат там?
Пусть басни говорят внучатам,
Что ты святой, – не верю я.
За все плачу своею кожей.
По ней гуляли раньше плети.
А говоришь: «Сын Божий»,
<Да> это худшее на свете.
Как дышит грудь! как бьются ребра!
Послушай, у меня семья есть, дети,
Я сам совсем не злой, а добрый.
Люблю смотреть восходы звезд.
Как странно, что и боги
Имеют тело, руки, ноги…
Эй, стража, дайте гвоздь! –
Широкий, черный, с круглой шляпой…
<Хотя б ты>, кровь, сюда не капай.
Зачем ты стонешь: «Боже! Боже!»
Скажу по совести, что не поможет.
Тебе здесь сутки нужно мучиться.
Я старый человек, бывалый,
И это дело мне знакомое:
Его веду я от отца.
(Ведь от отцов род смертный учится.)
А после понесу я мертвеца
И тело оберну соломою.
<Отец мой> был сутул и крив,
Лицо же в оспе… Да.
Зачем <он> жил? Зачем ты жив?
Опять зовешь ты Господа!
Бывало, в роще соловьиной
И птичий свист, и зной, и гомон,
Но над суровою холминой,
Над смерти преданной долиной
Высокий столб стоит не сломан,
И из вечерней темноты
Такой же смотрит – точно ты.
А над ним, точно в зеркале девица,
Ворон, тот, что детям снится,
Смотрит в мертвые ресницы,
И войском идут мураши!..
А гвозди хороши!
И идут жены горною тропой.
Звенели кубки.
На водопой
Летят голубки.
О жены! Те, которые внимали
Его словам о Боге и добре
И руку тихо целовали,
Всю ночь на утренней заре
Ловили нити разговоров,
Зачем же мощною кольчугой,
Броней из богомольных взоров
Любимца позднего досуга
Не скрыли от гвоздей и молота?
Уже пробудилось село.
Его снеговое чело,
Любимое тихими девами,
Одетое влагою взоров
Земле будет предано,
Червями снедано.

Улица.

Эй, зй! Хи-ха-хо!
Эй, эй! Хи-ха-хо!

Голоса.

Уши! Уши! Кому нужны уши?
Корзина отрубленных ушей!

Торговки <любовью>

Любви! Любви! Корзина любви!
Кому нужно любви?

Надпись: «Не трудящийся да не ест!»

Сестры-молнии порхают там и здесь.

Люди.

Из улицы улья
Пули, как пчелы.
Шатаются стулья.
Бледнеет веселый.
По улицам длинным, как пули полет,
Опять пулемет
Косит, метет
Пулями лиственный веник.
Гнетет
Пастухов денег.

3-й парус Смерть коня

<I>

«Верую» пели пушки и площади.

Хлещет извозчик коня,

Гроб поперек его дрог.

Образ восстанья

Явлен народу на каменных досках.

На самовар его не расколешь.

Господь мостовой Глядит с площадей,

Свежею кровью написан,

Смотрит глазами большими Рублева.

Одет в полотенца [развернутых] войск,

В булыжном венце,

В терновнике свежих могил

Образ нового Бога

Подан ладонями суток,

Висит над столицей.

– Мамо! Чи это Страшный суд, мамо?

– Спи, деточка, спи! Баю, бай.

В подвал голубые глаза! Под плети свинцовые счастье!

Выстрелов веник

Кладбищем денег

Улицы мёл,

Дворник жестокий.

Дикий священник

В кудрях свинцовых

Сел на свинцовый ковер, чтоб летать до утра.

Ветер пуль

Дует и воет в ухо пугливых ночных площадей,

Облако гуль

Прянуло кверху в испуге.

Нами ли срубленный тополь

Рухнул, листвою шумя,

Ветками смерти лица закрыв у многих?

Лязга железного крики полночные.

И карканье звезд над мертвецкою крыш

Слышу я в эту ночь.

Множество звезд, множество птиц.

Ветер дул в дол

Голода дел.

<II>

Чу! зашумели вдруг облака шумом и свистом,

Точно клокочет дыханье умершего, хрипло и грубо.

Это летели души умерших

Нынче в эту ночь прочь над столицей.

Стаею жаворонков

Выше и выше

Летели усопшие души

Прочь от земли.

Вырвалось точно дыхание трупа, с хлипом и свистом,

Это летели души усопших,

Бросив столетьям сегодня:

Здравствуйте, милые волки!

Ветер, хоть ты, многоустый, выстони,

Что опять белогривый Спаситель

Бьется всем телом на дышле.

Спаситель в телеге,

В оглобле Спаситель народа коней?

Он в упряжи черной.

На площади, разорванные львиными челюстями восстаний,

Мы некогда вышли

С веткою своей истины, слабые, как дети.

Но все же настанем, но все же настанем!

Тяжко шагает в телеге новый белый конский Спас!

Он конского племени час.

Конские веры, как собаки

Легли у порога,

Радуя Бога,

Душой точно дети.

– Цыц, подождите!

Точно собаки легли,

Получая пинки, из-под плети:

Позже прийдите!

Он в сбруе! Он в сбруе!

Это не по закону?

Справимся в книгах священных. Это же чудо!

Люди! Белых четыре ноги у пророка! Конского бога!

Бьется, как пена, белая грива, бьется концами по камням,

Осколками сыпет белые кудри.

Белое море меньше его разлившейся гривы.

Перешеек ноги и копыта – кожи лоскут, ниже

Мяса немного и кости осколок, согнут, закручен,