Сергей Шаталов - Антология странного рассказа

• Название: Антология странного рассказа
• Автор: Сергей Шаталов
• Издательство: Фолио
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: ISBN 978-966-03-6080-8

Эта книга — своеобразный срез (от Чикаго до Ферганы) новаторской, почти невидимой литературы, которую порой называют «странной».

---

— Посмотрел…

— Гай Юлий, — сказал дед. — Маленький Гай Юлий. Подними подбородок.

Я поднял.

— И не сутулься. Не втягивай голову в плечи… Особенно глаза.

— Что — глаза?

Я лукавил. Я уже тогда знал, что у меня прозрачные зеленые глаза и что они всегда взрослее меня.

Я хотел написать тебе сказку, дед, но ничего не получалось, все начала были дурацкими и сели не туда. Я вырос из красной майки с надписью «леопард», и короткий римский меч стал мне слишком короток, и кисти рук болтались — длинные, костлявые, не приставленные к делу. Я вообще-то ничего не мог, кроме болтовни, и сам вид линованного листа вызывал у меня глубокую тайную жуть. Но сказку я очень хотел написать — и что имя ты мне придумал не какое-нибудь, а Гай Юлий, и что за треснувшим зеркалом в прихожей, между рамой и стеклом, я различил кусок бурого холста, вытащил его — на нем был вечерний лиственный лес, и что я уже был ничей, потому что ты умер.

Я расстелил картину на полу и долго смотрел на лес — там садилось солнце, там холодало, и на переднем плане в правом углу переливалась тонкая ассиметричная паутина. Потом я перевернул холст и прочел написанное чернильным карандашом: «Мальчик, надо идти, иначе заснешь, а это незачем. Будь здоров. Дед».

Да-да, так мы и будем звать теперь его: Гай Юлий, а как же еще? Дед звал его еще Мальчиком, но это не для нас, да уже и не для него, а настоящее его имя приносит с собой ненужные подробности и в конечном итоге не объяснит ничего — таких имен, как у него, — много, поэтому зачем оно вам? Гай Юлий — как раз очень подходит, оно чужое, из глубины, и ведь что существенно: благодаря этому имени и еще кое-чему вы никогда не сможете понять привычное: откуда он пришел, куда стремится, и кто повинен в его беде и печали. Заранее прошу извинить за это неудобство.

Спереди был лес. Он оглянулся. И сзади был лес, лес был вокруг. Он посмотрел вверх. Длинные тонкие стволы тянулись в розовую вечернюю перспективу. Жужжало что-то в траве и на упругом стебле, сгибая его, сидел толстый кузнечик. Гай Юлий качнул стебель, но кузнечик не прыгнул, а стал лениво сползать вниз.

— Объелся, гад! — удивленно сказал Гай Юлий. — А ну скачи! — и качнул стебель сильнее. Кузнечик лениво и неумело прыгнул в сторону и пропал в траве.

— Странный какой-то, — пробормотал Гай Юлий, разглядывая место, куда скрылся кузнечик, и вдруг замер. «Холод сковал все его члены», — заменили бы здесь просвещенные предки. Холод не холод, но что-то сковало. Он выпрямился. Вокруг был самый настоящий лес, и ему не было ни конца ни края. Это откуда-то Гай Юлий точно знал.

«Мальчик, надо идти», — было написано на холсте. «Почему я должен?» — отчаянно подумал он, вытягивая шею и пытаясь разглядеть даль, но там были только деревья и кусты, все сгущалось и переплеталось темно-зелеными и черными пятнами будущих лесных тупиков. «Я никогда ничего не обещал. Жил себе. Может, что-то было бы раньше. Там — был бы. А здесь вдали то же самое, что и вблизи. А вблизи…» Он посмотрел под ноги. Под ногами чернела толстая доска с дырками от гвоздей. Перевернул. На обороте шевелились гнилые листья. Из-под них скользнул вниз и ушел в траву блестящий уж, и листья осыпались один за другим, открыв дичайшую надпись, сделанную перочинным ножиком по неровному спилу:

Лес № 3

Расписание дождей:

с 13.00 до 13.40 — кроме выходных

с 16.45 до 17.20 — ежедневно, но нерегулярно

Гай Юлий вздохнул, поискал глазами пенек, не нашел и сел прямо в траву. Из-за кустов шумно вышла большая собака и легла напротив.

— О! — удивился Гай Юлий. — Собака какая! Собака-барабака. Ты живешь здесь?

И вздрогнул с головы до пят, потому что услышал ответ:

— Прихожу.

Собака лежала, закрыв пасть, и неподвижно смотрела на него яркими коричневыми глазами.

Но ответ был не просто неожиданным, он был каким-то странным и требовал следующего вопроса. Гай Юлий, пристально глядя в круглые невозмутимые глаза, спросил:

— Откуда?

— Оттуда, из дома, — сказала собака. Голос был требовательным и женским.

«Мне не пять лет, — устало подумал Гай Юлий. — И я знаю, что говорящих собак не бывает».

— Ты не собака, — сказал он и почувствовал горячую, разливающуюся в груди ненависть к себе. Она — не собака. Но и он — не человек, судя по всему.

— Увы, — сказала собака. — Я собака, ты же видишь. А что тебя беспокоит?

— Я надеялся, что… Мне нужен человек.

— Да? — в голосе собаки прозвучала улыбка.

— Мне нужен человек, — упрямо повторил Гай Юлий. — Какой-нибудь.

— Сейчас или навсегда? — по-деловому осведомилась она.

Горячий кисель в груди стал сжиматься в тугой пульсирующий комок. Собака посмотрела в сторону и равнодушно зевнула.

— Навсегда, — сказал Гай Юлий. И зачем-то прибавил: — Пожалуйста.

Собака молчала, смотрела, иногда дергала головой, отгоняя комара.

— Я один, — начал он. — Но не в этом дело…

— Хорошо, — перебила собака. — Но ты придешь и будешь принимать все как есть. А иначе ничего не выйдет.

— Ну да, — согласился он. — Конечно.

Собака встала, оглянулась, вильнула хвостом и пошла вперед. Он пошел следом, глядя на свои ноги в плетеных кожаных сандалиях с перетертыми добела ремешками. Ноги пружинили в сырой траве. Они шли и шли, и ему понравилось идти — он не знал, куда они идут, придут ли, но идти было хорошо.

— Смотри, — сказала собака.

Он поднял голову и увидел дом. Обыкновенный, бревенчатый, старый, он плыл над белой вечерней травой и дышал дверным проемом, и не чем-нибудь дышал, а запахом кофе с булочками, из трубы шел пар, окно светилось желтым, и на крыльце стояла трехлитровая банка на треть с молоком. У Гая Юлия защипало в носу, потому что только дурак не понял бы, что все это бессовестный обман Леса № 3, — не то чтобы сейчас все исчезнет как не бывало или рассыпается в прах от прикосновения, но совершенно точно, что этот дом не имеет к нему никакого отношения, потому что они — просто в разных мирах.

Он поднялся на крыльцо. Крыльцо скрипнуло. Звякнуло блюдце на банке.

— Прости, пожалуйста, — сказала собака, — но первой войду я.

Она мягко обогнула его и вошла в сени. В сенях пахло ромашкой и чистотелом. Собака остановилась.

— Послушай, — сказала она. — Там внутри — девочка, Сонечка. Ей тринадцать лет. Ты ее как-нибудь… не испугай. Она и так всего боится. И нечего не спрашивай при ней у меня. Я для нее просто собака, и меня зовут Марта.

Он шагнул вслед за собакой Мартой в тускло освещенную комнату с бледной старой мебелью, даже пианино стояло в углу — желтое и облезлое, а на нем лежала маленькая стопка книг. Маленькая беленькая стопка каких-нибудь глупых книг тринадцатилетней дурочки Сонечки, которая сидит тут в глуши, и не просто в глуши, а в абсолютной, запредельной глуши — почти на том свете.

Марта прошла к печке и растянулась на полу. И только тогда он увидел Сонечку, она сидела за печкой. Сначала ее коленки и руки, и белую чашку в них, а потом она встала и, внимательно глядя на Гая Юлия, подошла к круглому обеденному столу и вежливо приподняла подбородок— так демонстрируют готовность выслушать ответ, когда вопрос уже задан.

— И ничего она не боится! — сказал Гай Юлий. Марта тихо зарычала, и он с опаской глянул в сторону печки.

— Простите меня, — сказал он девочке. — Я заблудился в лесу и только благодаря вашей собаке пришел сюда. Я подумал, что… может как-то… все равно кругом только лес, а ваш дом…

— Да вы садитесь, — улыбнулась Сонечка. — Вы будете кофе с булочками? И можно еще пожарить картошки.

— Да… — прошептал Гай Юлий. — Спасибо, да. Хочу. Картошки. Я сам почищу!

— А она чищеная. — Сонечка принесла на стол белую кастрюлю. — Соломкой резать можете? Нож, доска — вот здесь на полке. — Тут она сделала над собой явное усилие и произнесла взрослое: — если вас это не затруднит. А я Марту покормлю.

Гай Юлий ошалело резал картошку соломкой — не глядя, потому что смотрел, как Сонечка вынимает из печки глиняную миску, что-то размешивает в ней, ставит перед Мартой, гладит Марту по голове, вытирает пол у печки влажной тряпкой.

«Что это надето на ней?» — подумал Гай Юлий, заметив наконец не то чтобы странность, но явную нездешность ее одежды. Вежливая темноглазая Сонечка с короткой косичкой, схваченной на конце широкой черной заколкой, была облачена в тускло отливающую металлическую чешую почти до колен, из-под нее торчало зеленое ситцевое платье с кружевной оборкой, а туфельки у нее были белые, лаковые, новогодние какие-то. И все это вместе оставляло ощущение неосознанного и неопасного безумия, а может, беды.

— А вы что не режете? — спросила Сонечка. — Вы… А! Это обыкновенная кольчужная рубашка. Настоящая.