Федор Панфёров - Волга-матушка река. Книга 2. Раздумье

• Название: Волга-матушка река. Книга 2. Раздумье
• Автор: Федор Панфёров
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1960

Роман «Раздумье» — вторая книга трилогии «Волга-матушка река» советского писателя Федора Панферова.

В центре романа — развитие сельского хозяйства в первые послевоенные годы.

---

Петин сменил тон на другой, подчиненный, потому что дело теперь шло уже не о рыбалке. Он достал сводки уполномоченных по определению урожайности, проанализировал их и понял, что облисполком завышенно подсчитал валовой сбор урожая прошлого года, «чем и нанес непоправимый ущерб области». Об этом Петин недели две назад по секрету сообщил Пухову, но тот встретил сообщение насмешкой:

— Не по чину ты нос суешь: помощник первого секретаря обкома, ну и выполняй его волю… неукоснительно.

— Неужели, Александр Павлович, не видите: продовольственные магазины в городе трещат, — тоном подчиненного и в то же время настойчиво проговорил Петин, тыча карандашом в тетрадь. — Колхозники хлынули из деревни.

— Что ж, для нас, промышленников, это хорошо: не приходится ездить за рабочей силой в колхозы. Это, брат, из деревни высвобождаются излишние рабочие руки, — по-своему расценил положение Пухов.

— Что-то вы запоете потом!.. Только ты ему пока ни гугу. — И Петин карандашом же через плечо указал на дверь кабинета Акима Морева.

— Ладно, ни гугу. А тетрадку твою я бы в печку. Тоже нашелся контролер-бузотер! Вот что, скажи ему: я на автомобильный.

— А сам-то что же? Он тут.

— Видел его утром: туча… Яркость-то какая! — повторил Пухов и с этими словами покинул приемную.

Петин с минуту смотрел вдаль, снова видя перед собой заволжские озера, заводи — тихие, поблескивающие на солнце, затем с досадой махнул рукой и углубился в вычисления, рассуждая:

— Вы, члены бюро, полагаете: раз вы решаете судьбу людей, то и все? А вон они какие — подводные камни. Нет, я доложу ему! — Он было поднялся из-за стола и подошел к двери кабинета, но задержался: оробел.

Петин не знал, что Акима Морева в эти минуты волновало то же самое. Секретарю обкома было известно, что в городе магазины опустошены: масло — редкость, за хлебом, сахаром, крупой — очереди, не говоря уже о мясе. На днях созвали представителей торгующих организаций. Выяснилось: склады пусты. Не выписывать же мясо, хлеб, сахар из Москвы!

Как же это случилось?

Ведь все были уверены, что в этом году город, районные центры будут снабжаться без перебоев. Причем уверенность эта зиждилась на «тщательном подсчете реальных данных», как уверял Опарин. И вот они, «реальные данные», на столе перед секретарем обкома! Валовой сбор зерна прошлого года составил больше двухсот миллионов пудов. Государству сдано, продано около восьмидесяти миллионов пудов, остальное — на семена, на прокорм скота, на трудодни (в среднем вышло больше двух килограммов), даже в запасный фонд отчислено восемнадцать миллионов пудов. Казалось бы, все хорошо, все правильно. И тем не менее факт остается фактом: с продовольствием беда, а колхозники потоками заполняют город.

«Вот на какой девятый вал нарвались мы. Дотянуть бы до нового урожая! — мысленно произносит Аким Морев. — Ну, а если эта рыжинка превратится в суховей? Тогда что?»

И тут в кабинет вошел смущенный Петин.

— Аким Петрович, — заикаясь, что всегда являлось у него признаком наивысшего волнения, заговорил он, вертя в руках тетрадь. — Я долго молчал, но теперь обязан вам сказать.

— Что?

— Свое, — окончательно смешавшись, произнес Петин.

— Не можете ли подождать с этим своим? — раздраженно проговорил Аким Морев, досадуя на Петина за то, что тот с чем-то личным вмешивается в ход его самых напряженных раздумий.

Но Петин развернул тетрадь, положил ее на стол и будто с обрыва ринулся в пропасть.

— Я хорошо знаю статистику: учился в сельскохозяйственной академии у профессора Каблукова. Мы, статистики, вроде кудесников, нас не обманешь…

— Ничего не понимаю, — мельком вглядываясь в страницы тетради, испещренные вычислениями, с тем же раздражением проговорил Аким Морев. Он знал, что Петин хорош на своем месте, прекрасно ведет свое «хозяйство» и еще страстный рыбак: нет-нет, да и насядет на Акима Морева, чтобы тот поехал с ними на рыбалку. И теперь, чтобы поскорее освободиться от него, секретарь обкома впервые грубо сказал: — Опять о рыбалке, что ли?

Петин принес Мореву выводы, которые путем тщательного анализа сделал сам и о которых никому, кроме Пухова, не говорил, боясь, не возводит ли он поклепа на областное руководство. И только выверив, придя к полному убеждению, что это правда, решил открыться перед секретарем обкома. А тот вон как принял… Да чего он воображает? Разве Петин ни на что другое не способен, кроме как на рыбалку? И он, тыча пальцем в тетрадь, скороговоркой пояснил:

— Валовой урожай зерна в прошлом году определен по области в двести с лишним миллионов пудов. Так ведь? Так. Госпоставки, натуроплата, госзакупки и тому подобное составили больше восьмидесяти миллионов пудов. А колхозникам на семена, на прокорм, в запасный фонд что осталось?

— По вашему исчислению, сто двадцать миллионов. Это ведь хорошо?

— На бумаге. А фактически и шестидесяти миллионов нет. Вот посмотрите-ка мой подсчет. Я математически доказал — надувательство.

— То есть как же это? — возмущенно воскликнул Аким Морев. — Вы отдаете себе отчет в том, что говорите?

— Говорю не я, а цифры, — уже напористо подчеркнул Петин.

— Да вы же обвиняете областное руководство в мошенничестве!

— Я никого не обвиняю, а констатирую факт.

«Констатирую»? «Факт»? Чепуху вы мелете! Идите, занимайтесь своим прямым делом.

Но как только Петин покинул кабинет, Аким Морев задумался. В самом деле, что же это такое? Недавно секретарь горкома Сухожилин, видный экономист, опубликовал обширную статью, в которой на основе статистических данных, взятых из облплана, доказывал, что в области за последние пять-шесть лет запасные фонды в колхозах удвоились. Но если так обстоит дело, то колхозники от своего хлеба не тронулись бы за хлебом в город. Значит… Что значит?

Аким Морев, как и все руководители областей, краев, республик, верил итоговым цифрам плановых органов. А тут Петин покушается на истину, утвержденную такими авторитетами. Ведь Акиму Мореву, как и всякому, хорошо известно, что в каждом сельском районе вели работу уполномоченные Совета Министров Союза по определению урожайности. Они тщательно изучали состояние хлебов и посылали свои заключения об урожае в соответствующие областные органы, а те все это суммировали для Госплана, где цифровые данные проверялись чуть не под лупой и только после этого публиковались на страницах прессы.

И вот теперь Петин покушается на эти цифры.

«С ума, что ли, он спятил… на рыбалке?» — подумал секретарь обкома и позвонил Опарину.

— Удивительный человек этот Опарин, Алексей Маркович! Хохочет и мелет какую-то чушь.

— Да чего вы так волнуетесь, Аким Петрович? Не при вас ведь сие случилось. — Но в голосе Опарина чувствуется тревога, и он старается эту тревогу прикрыть, вишь ты, каким щитом: «Не при вас сие случилось».

— Но вы-то как считаете, хлеба в деревне в самом деле нет, как уверяет Петин? — спрашивает секретарь обкома и стискивает кулак левой руки, как бы выжимая из предоблисполкома признание.

— Допускаю, но не везде, конечно… Есть такие колхозы, как у Иннокентия Жука, например, где закрома трещат от хлеба. Но таких по области наберется десяток-два. Миллионеры. А есть и такие, верно, хоть шаром покати. Откровенно вам говорю, Аким Петрович.

И опять с хрипотцой хохочет Опарин. Черт знает что! И Аким Морев в упор ставит вопрос:

— Вы, значит, тоже считаете, что валовой сбор урожая по области был завышен?

— Нет-нет. Что вы! Как я могу такое брякнуть?

— Тогда куда же девался хлеб в остальных колхозах… не у миллионеров?

— Затрудняюсь ответить. — И опять хохоток с хрипотцой. — Право же, зря волнуетесь, Аким Петрович! Все уладится, поверьте уж мне. Двенадцатый год я тут в области. Видел всякие виды.

— Какие, например?

— Всякие. И ныне поднажмем на богатенькие колхозы и хлебцем накормим города, да и бедненькие колхозы. А колхозники… поболтаются в городах и сбегут восвояси. Поверьте уж мне, мужик привык резать ножом свою буханку, выпеченную в своей печке, своей бабой.

— Если есть буханка.

— Дадим…

— Забрав эту буханку у другого колхоза?

— А что же делать, Аким Петрович? Петин, конечно, загибает, что и толковать. Но рациональное зерно в его рассуждениях есть: иные уполномоченные по определению урожайности похвастались, показали завышенный урожай и оставили колхозы, как говорят, на бобах. Иные председатели зерно растранжирили, другие его вовремя не убрали, под снег пустили. Всякое бывало. Область-то большая, с Бельгию, пожалуй.

— А начальник облплана?

— Ендрюшкин? Он ныне работает у меня инструктором по деревне. Странно: народ его почему-то называет Мороженым быком. Странно? Правда? А?

Из этого разговора Аким Морев понял, что Опарин или хитрит, скрывая что-то, в чем виноват и сам, или просто не знает положения дел на местах.