Владимир Кузнецов - Темные (сборник)

• Название: Темные (сборник)
• Автор: Владимир Кузнецов
• Издательство: ЛитагентАСТc9a05514-1ce6-11e2-86b3-b737ee03444a
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-093315-0

«Самая страшная книга» рекомендует!

Добро пожаловать в царство тьмы. В этих краях под масками героев скрывают уродливые лица коварные злодеи, здесь обитают черные маги и кровожадные демоны, и любой, даже очень осторожный, шаг таит смертельную опасность.

Добро пожаловать в царство тьмы. Антология «Темные» – это собрание мрачных и жутких историй в жанрах dark fantasy, городского фэнтези, магреализма и хоррора, которые никого не оставят равнодушными.

Добро пожаловать в царство тьмы. Антология «Темные» – это произведения от авторов, получивших известность благодаря проекту «Самая страшная книга», и от составителя Парфенова М. С., создателя бестселлеров «13 маньяков» и «Хеллоуин».

Добро пожаловать в царство тьмы. Здесь тебя встретят как своего…

---

Правда, Большой Бог потихоньку сдавал свои позиции. Деревенскую церковь после войны приспособили под склад, позже – под клуб, а потом она и вовсе сгорела. Однако каменные ее стены, выстроенные на яичных белках, все еще светлые снаружи и черные от копоти внутри, сохраняли свое величие. И было ясно, что Сычи когда-нибудь уйдут в землю, травой порастут дома, а церковь так и будет стоять среди леса.

Виктор тоскливо оглянулся: да, сейчас все к тому и шло. Деревне оставались считаные месяцы, а то и дни – последние старики доживали свой век. Дома стали как будто ниже и уже не светили яркими наличниками. Да и старожилы – дед Серень, чета Корепановых, Митрофановна – будто врастали в землю, приобретая странную, нечеловеческую какую-то кряжистость. Лес подступал ближе к домам, сорной травой заглядывая в низкие окна. И Витя чувствовал, что, когда деревня вымрет и брошенная церковь останется единственным о ней воспоминанием, ему так и придется до конца дней мучиться вопросами без ответов. Никакая сила уже не заставит его вернуться в безлюдные Сычи, а значит, сейчас нужно собраться и попытаться… понять.

Детская совесть сговорчива. За долгие годы ему почти удалось поверить в то, что он не виноват, но… Ему тогда было восемь, а Ляпке пять лет. Он убежал, спрятался за спиной у страха. Она осталась. За спиной страха – не страшно. А вот перед ним… Он тебя видит, слышит, чует. Не спрячешься. Ляпа и не спряталась.

Виктор поежился и втянул голову в воротник. Осень уже вымертвила траву, длинные, седые от инея вешки тмина торчали среди сорняков. Когда-то здесь росла картошка – бабушкин участок. В то лето была у них, как и у всей деревенской ребятни, ежедневная повинность – собирать «колорадов». Бабушкина делянка располагалась на окраине, неподалеку от общественной конюшни и пичи-Галиной бани. Виктору вспомнились жирные оранжевые личинки, пачкающие руки чем-то несмываемо-маслянистым, яйца «колорадов» под листьями, и сами жуки – красивые, полосатые, ничем не напоминавшие свое мерзковатое отродье. Ляпа боялась брать личинок в руки и аккуратно стряхивала их в баночку с соленой водой. Ляпка-тяпка…

Это Витя придумал ей домашнее имя, Ленка и знать не знала, что она какая-то «Елена Николаевна». Ляпа – это как рукой тронуть убегающего во время игры, как пальцы врастопырку прижать к запотевшему стеклу. И сама сестра была как ладошка – мягкая, пухловатая, в веснушках. Короткие пушистые волосенки… короткая линия жизни.

Виктор достал фляжку. «Прости», – шепнул, сделал несколько глотков. Коньяк обжег гортань, растекся теплом в груди, мягко погладил за висками. «Христос босичком по душе прошел» – вспомнилась ему деревенская присказка.

В бане вдруг что-то ухнуло, обвалилось с сухим треском. Виктор чуть не подпрыгнул: в сумеречной тишине звук, казалось, разнесся на километры. Что там может ворочаться, столько времени прошло?

Воспоминания о том лете в подогретом алкоголем мозгу стали вдруг раскручиваться цветной кинолентой. Зачем они вообще полезли в брошенную баню? Виктор не сводил с нее взгляда, пытаясь восстановить картинку до мелочей.

***

День тогда катился к обеду, солнце начинало придавливать к земле. Жара, густой запах близкой конюшни, тишина, нарушаемая приглушенным фырканьем лошадей да зудением мух. Ни ветерка. Обойдя с баночками соль-воды часть делянки, они с Ляпой решили передохнуть и заоглядывались в поисках тени. Тогда и услышали это «скрыыып». Дверь стоящей неподалеку ветшающей бани приоткрылась, словно ее подтолкнул дующий изнутри сквозняк.

Витя представил бабушкину баньку, ее темноту и такую приятную днем прохладу.

– Ляпа, а давай там «домик» устроим? Нежарко, а вон из того ящика можно стол сделать, а на полатях кровать будто бы…

Сестренка, всегда согласная на Витины затеи, вдруг насупилась.

– Мамка не велит в брошенные дома ходить. Вон старшие девочки пошли в Поликарпов дом, одна наступила на плохую доску – ногу сломала. И еще там домовые…

– А вот и нет! Домовых – бабушка говорила – с собой при переезде забирают. И это вовсе и не дом, а баня, так что можно. А под ноги смотреть будем.

Ляпе тоже хотелось в прохладу. Но что-то тревожило.

– Вить… там чужие тети… голые мылись, – выдала она последний аргумент.

– Да это когда было! Пошли!

Они зашли в предбанник – душно и пусто, в углу старая мочалка да ржавый ковш без ручки. Из парилки по полу тянуло прелой затхлостью и погребной прохладой. Дверь в предбанник опять ни с того ни с сего скрипнула. «Кычил-вычил», – шепотом подразнила ее Ляпа.

Но вторая дверь, в парилку, не желала открываться. Витя подергал ее за ручку – без толку. Может, заколочена? Он встал на карачки и попытался заглянуть в щелку. Запах здесь ощущался сильнее, и что-то в нем беспокоило мальчика. Он старался припомнить, где мог сталкиваться с подобным, и вдруг вздрогнул – так пахло на кладбище, когда хоронили деда. Родственники стояли у раскрытой могилы, и Витя боязливо заглядывал ей в черную пасть – как бы не свалиться. Да, так пахло оттуда – сырой, маслянистой жадной землей, перевитой змейками корней. До этого похороны казались какой-то придумкой взрослых, почти не имеющей к нему отношения, и только этот запах убедил его во всамделешности происходящего. В непоправимости.

Из-под двери тянуло настоящей беспросветной бедой. Страх упал резко, спазмом сжав все внизу живота. Инстинкт, темный, дошедший из прапра-времен и дремавший в обыденной жизни, вдруг завопил: «Беги!» Но рядом пыхтела Ляпа… и стыдно, если она догадается, что старший брат может бояться какой-то… бани.

Ему почудился за дверью топоток, он отпрянул, прислушался… нет, вроде показалось. Тут даже крыс нет, крысы живут там, где еда, а что здесь есть? Он опять вгляделся в щель под дверью. Глаза после солнца медленно привыкали к темноте. Доски пола покалывали щеку, он прижался лицом к щели и сложил руки заборчиком, чтобы свет не мешал смотреть. Но увидел лишь какие-то белесые пятна, они плавали перед глазами, перемещались… приближались? Ладони разом вспотели. Влажный воздух, словно вспугнутый резким движением, мазнул по лицу. Господи…

– Татысь! Кышкыт! Мунчо Марья, ох, кышкыт![9]

Витя подскочил, больно треснувшись головой о дверную ручку. Над ним безумно размахивал руками Петька-дурак, что жил на конюшне и ухаживал за лошадьми. Глаза его, казалось, вылезут из орбит, он кричал на Витю, слюна брызгала мальчику в лицо. Ляпа уже выскочила из бани и тоненько звала с улицы: «Вииитяяя…» Пацан попятился и рванул прочь, за ним топотала сестренка. «Татыыыысь!» – неслось следом.

Остановились только у дома.

– Чего это он? – просипел, тяжело дыша, Витя. – Чего ему надо?

– Кричал: «Убирайтесь! Страшно!» – пересказала Ляпа, размазывая слезы по грязному лицу. – Ой, Виитя…

– Не реви, хватит. Вот напугал, дурак.

Они умылись у колонки и зашли в дом.

***

К вечеру происшествие уже казалось смешным. Ляпка прискакала к брату в постель, попрощаться на ночь, и они хихикали, вспоминая выпученные Петькины глаза, и как нелепо тот размахивал ручищами. Сестренка вдруг оборвала смех и притихла. Витя продолжал передразнивать конюха, но она не смеялась.

– Ты чего?

– Вить, он еще про мунчо Марью говорил, я сейчас вспомнила.

– Это что такое?

– Ну… как домовой, только в бане. Бабушка рассказывала: маленькая, как младенчик. И злая.

– Как наша Жучка? – Видя, что сестренка напугана, Витя пытался пошутить.

– Не знаю… – Ляпа неуверенно улыбнулась.

– Это кто тут на ночь страшилки рассказывает! Ну-ка, по кроватям! – Бабушка подхватила теплую Ляпку и унесла в другую комнату. Все было уютным, нестрашным, и Витя стал засыпать, недоумевая, как можно пугаться такой ерунды.

Утром за завтраком он все же пристал к бабушке с расспросами:

– Баб, а чего конюх этот? Он, что ли, правда дурачок?

– Дурачок, не сомневайся. А тебе что за дело?

– Он нас вчера с картошки выгнал. Раскричался, Ляпу напугал.

Бабушка покачала головой:

– Странно. Он незлобивый, как ребенчишка малый, вреда от него никому еще не было. И лошади его любят.

– А он почему дурачок? Так родился?

– Да нет. Как родители его сгибли в лесу, так он умом и тронулся. Ему три годика было всего-то. Будто бы поехали они семьей за грибами, да и пропали. Через пять дней только нашли их мотоцикл с коляской, и Петька там. А родителей не нашли: вроде как они в болоте сгинули. Я им свечку на помин иногда ставлю – хорошие люди были. Старики-то говорили, что лесовица их гоняла, а дитенка пожалела. Только он с тех пор такой вот дурачок и есть: в школе учиться не смог, русского не знает, да и удмуртский не очень, говорит – не поймешь чего надо.

Ляпа сидела, раскрыв рот, даже про любимую малину с молоком забыла. Витя покосился на сестру, но решил выяснить все до конца – днем-то и страшилки не страшные.

– Баб, а он еще что-то про мунчо Марью болтал, она кто?