Алексей Кулаковский - Повести и рассказы

• Название: Повести и рассказы
• Автор: Алексей Кулаковский
• Издательство: Мастацкая літаратура
• Жанр: Современная проза
• Год: 1991
• ISBN: 5-340-00598-4

Книгу известного белорусского писателя Алексея Кулаковского (1913-1986) составили его лучшие произведения, посвященные героической и трагической сущности войны (повести «К восходу солнца», «Белый Сокол», «Хлеборез»), тяжелой жизни послевоенной деревни (повести «Невестка», «Добросельцы») и дню сегодняшнему.

---

Незаметно Лариса вышла в поле и оказалась на той самой дороге, по которой совсем недавно шла с Виктором домой. Пройти еще километра два - и мостик. Но зачем же теперь идти на мостик? Для того разве, чтобы все повторилось снова? Не надо туда идти, потому что и мостик, и Виктор все время перед глазами: в ушах звучит его тихий, голос, на щеках и на устах горят его поцелуи.

Лариса повернула назад. Шла уже медленней. Не хотелось входить в деревню: еще встретишь кого-нибудь. Вечер был тихий и совсем не холодный: первый настоящий весенний вечер...

Прошло с тех пор много весенних дней и вечеров. Каждый день Лариса с радостным волнением встречала в поле первый солнечный луч, а вечером, как бы поздно ни приходила с работы, какой бы ни была усталой, все равно перед сном думала про Витю. Мысли эти были такими светлыми и радостными, что часто гнали прочь сон. И все же назавтра Лариса снова вставала до солнца, не чувствуя усталости.

Сначала, когда ее назначили звеньевой по льну, она долго тревожилась, переживала: как будет работать, хватит ли сил, знаний, умения? Прежде, бывало, только в мыслях ей хотелось многое исправить в бригаде. Видит, что то или иное дело идет не так как следует, а взяться исправить не может. Не хватало решительности. А теперь Лариса не нарадуется своей работой. Пока все выходит не хуже, чем у людей.

Возможно, трудности еще впереди, но они не пугают Ларису. На участке вон уже какой лен!..

Лариса стоит на мостике и любуется своим льном. А лен уже зацвел. Глянь на небо и глянь на землю - не заметишь разницы. Сколько раз за свою жизнь Лариса видела, как цветет лен! С малых лет знакомо ей это цветение. И никогда еще не видела она такой красоты, не переживала такой радости, глядя на море синих цветочков. Какими особенными, необыкновенными казались ей теперь эти цветочки! От них трудно было оторвать взгляд. Чувствовалось тут что-то свое, родное, дорогое до бесконечности. Словно глазки детей посылали Ларисе свою свежую ласку и тепло, словно песни тех девчат, что тут работали, и запевки самой Ларисы превратились в сине-голубое волшебное марево.

Когда Данила узнал, что сын собирается жениться на Ларисе, то дня два ходил, надвинув на брови старую овчинную ушанку. Жалко все-таки было приданого, которое мог дать Шандыбович. Потом ему сказали, что дочь Криницкого может стать в этом году богаче Ольги.

- Как это она богаче станет?

- А заработает на льне.

Данила верил этому и не верил. На его памяти еще не бывало такого, чтобы кто-нибудь у них в бригаде после войны очень много зарабатывал. Но ведь в других-то колхозах зарабатывают люди. Так, может, и Лариса заработает. Пусть зарабатывает на здоровье.

При встрече с Ларисой Данила как-то по-особенному, медленно склоняя голову, здоровался, а встретившись однажды со старым Криницким, они с полчаса толковали о погоде, о видах на урожай, о том, что Шандыбович начал выделывать на дому овчины. Про свадьбу и про то, что они скоро, видно, породнятся, ни тот, ни другой даже и не заикнулись.

А между тем заветный день приближался. Больше всего хлопот по подготовке к свадьбе досталось на долю Ларисиной матери, потому что в доме жениха хозяйки не было. У Криницких два дня валил из трубы дым, а на третий уже столы гнулись от вареного, жареного, пареного. Благодаря стараниям Шандыбовичихи на столах, покрытых вышитыми скатертями, тесно стояли бутылки с настоящими пробками, пивными колпачками, тряпицами разных цветов, кукурузными початками и просто бумажными затычками. Гостей нашло столько, что сидеть им пришлось в тесноте и на чем попало: на разных табуретках и скамеечках, собранных чуть не со всей деревни, на досках, положенных на чурбаки. Сидели и на кровати, застланной домотканой капой. Стол был поставлен и у припечного полка. Тут - в тесноте, да не в обиде - сидели несколько старушек, видно, не из очень близкой родни.

Молодым было отведено место в переднем углу. Жениха и невесту обычно в глаза все хвалят, а за глаза, бывает, так перемоют косточки, что узнай об этом молодожены, они, верно, удрали бы со свадьбы. Виктор же и Лариса, по правде говоря, всем нравились, даже самый злой язык не повернулся сказать про них что-нибудь дурное. Оба на свадьбу надели самое лучшее, что у них было: Виктор - новенькую гимнастерку с белым, как снег, подворотничком, Лариса - белое нарядное платье. А когда еще цветы прикололи: Виктор - в петлицу верхнего левого кармана, Лариса - в волосы, так для всех стало ясно - такой пары давно уже не было в Крушниках.

Данила сидел рядом с невестой. Он мало бывал на разных свадьбах, родинах, крестинах и поэтому чувствовал себя так, словно все эти люди, что тут собрались, чего-то требовали от него. Однако стоило ему взглянуть на невестку, и на душе у него светлело, казалось даже, что она все время будет ходить вот в этом белом платье и с цветами в волосах. Отец Ларисы, седой, но лицом еще моложавый, сидел возле жениха. В противоположность Даниле он держался на людях совсем свободно и независимо, будто справлял такие вот свадьбы чуть ли не каждую неделю.

Чарка за здоровье молодых выпивалась всеми с должной торжественностью, тихо, уважительно, без лишних слов и суеты. Закуска после нее тоже бралась словно неохотно и больше вилками, ложками, ножами. Когда же пришли вторая чарка, третья, на молодых посыпалось столько шуток, острых словечек, что даже Ларисин отец почувствовал себя неловко. Вилки, ножи оказались куда-то засунутыми или попадали под столы, и пальцы чаще замелькали над тарелками, мисками и сковородками.

Чаще всего торопливые пальцы встречались над теми посудинами, в которых была подана жареная поросятина. Лариса заметила как-то мимо воли, что одна женщина, работавшая на свиноферме, взяв блестящими от жира пальцами кусок поросятины, что-то шепнула соседке и чуть заметно повела глазами на Виктора. Лариса тоже держала на вилке шкварку с чистой желтой кожицей. Вилка у нее в руке задрожала. Потом такая же дрожь отдалась под сердцем. Рука с вилкой вяло опустилась. Хотелось скорее глянуть на Виктора, но не хватило решимости. А что, если что-нибудь дурное шепнула эта женщина?..

Кто-то из-за крайнего стола хриплым, но пронзительным голосом прокричал тост за невесту, его дружно поддержали. Лариса, сдерживая слезы, улыбнулась, взяла рюмку. Отпив немного, посмотрела на свою вилку с куском поросятины, и во рту у нее стало горько и неприятно. Как она могла есть эту поросятину?! С немым упреком взглянула на Виктора. Тот крутил в пальцах рюмку и, стоя, обменивался с кем-то приветственными жестами. В его улыбке, в красивых веселых глазах было столько искренности и человеческой простоты, что Ларисе стало стыдно своих мыслей. Она уже поднесла вилку ко рту, как вдруг увидела, что в дверях показался Шандыбович и торжественно снял кепку. Это развеяло ее недобрые мысли, но принесло другую тревогу. Зная характер бывшего бригадира и его отношение к Виктору, Лариса подумала, что он пришел не с добром. Глаза ее встретились со взглядом Ольги, сидевшей недалеко от Павла. Ольга тоже удивленно и настороженно смотрела на отца.

Однако Шандыбович и не думал делать кому-нибудь неприятности. Протиснувшись чуть не в самый передний угол, он разгладил бороду и, не скупясь на слова, поздравил молодых. Потом отвернул правую полу пиджака и достал из кармана бутылку, отвернул левую полу и достал другую.

- Хоть я и не получил персонального приглашения сюда, - на поповский манер заговорил он, ставя водку на стол, - однако же решил, что не могу, не имею права не разделить с вами хлеб-соль в этот радостный день, а также и вот это, - он показал на бутылки. - Сосед все-таки женится, а не кто-нибудь! Ну и ты, Кузьма, - поднял он бороду на Ларисиного отца, - ничего плохого мне не сделал, так же, как и я тебе.

- Садись, Адам! - сказал Криницкий и подвинулся к жениху.

Шандыбович устроился рядом с хозяином дома.

Через некоторое время, изрядно выпив, он за спиной у Криницкого уже говорил Виктору:

- Ты думаешь, я злюсь на тебя за это самое бригадирство? Думаешь, конечно. А я даже рад, что так получилось. Ты помоложе, тебе и карты в руки. Энергия, инициатива! А я отдохну тем временем.

- Отдыхать еще рано, - мирным тоном заметил Виктор. - У нас для всех много работы.

- А разве я против? - подхватил Шандыбович. - Я лично никогда не был против работы. А тебе я даже помочь хотел бы. Не довелось нам породниться ну что ж! Тут дело такое... Но ведь мы все-таки соседи...

Когда во дворе заговорила на все лады гармонь и загремел бубен, Лариса, как птичка из клетки, выскочила из-за стола, хотела подбежать к подружкам и в вихревой польке забыть все формальности свадебного ритуала, стать такой же вольной, счастливой девчонкой, какой была еще только вчера. Однако, встретив в сенях утомленную хлопотами мать, виновато подняла на нее глаза, остановилась. Сразу вспомнила, что с завтрашнего дня на ее плечи лягут чужой дом, хозяйство и нужно будет вот так же, как матери, и днем и ночью заботиться обо всем и обо всех. Близость Виктора радовала, а старый Данила пугал Ларису. Она уважала его с малых лет, а вот как назвать его отцом, жить с ним в одной хате, есть из одной миски?..