Карина Чумакова - Нью-Йорк. Заповедник небоскребов, или Теория Большого яблока

• Название: Нью-Йорк. Заповедник небоскребов, или Теория Большого яблока
• Автор: Карина Чумакова
• Жанр: Хобби и ремесла
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-85897-2

Можно ли комфортно существовать в городе, претендующем на статус столицы мира, и не затеряться в толпе, говорящей на 800 языках? Как не спасовать перед драйвом мегаполиса, в котором даже обыденное возведено в превосходную степень? Как свернуть с проторенных туристических троп и увидеть Нью-Йорк таким, каким его не видел никто до вас?

Неважно, бывали ли вы здесь раньше или планируете свой первый заокеанский вояж, авторский «не-путеводитель» по Нью-Йорку Карины Чумаковой поможет вам расстаться со стереотипами о городе «каменных джунглей», сориентироваться в постоянно меняющейся мозаике районов и кварталов и превратиться из туриста в путешественника – отважного исследователя городских улиц, бескрайних парков, океанских пляжей, музеев и фермерских рынков. Изучив «теорию Большого яблока», вы начнете разбираться в сортах американских устриц и новейших течениях в нью-йоркской архитектуре, научитесь общаться с таксистами, ходить на свидания, выпивать и делать покупки так, как это делают истинные ньюйоркцы. Но, как и любая теория, она требует подкрепления практикой – и тут уже дело за читателями, каждого из которых ждет свой неповторимый Нью-Йорк.

---

В 70-е на Брайтон ехали в основном русскоязычные евреи, а во время перестройки и в 90-е годы – все, кто решил досмотреть триллер о распаде Советского Союза с безопасного расстояния. О добровольном гетто под названием «Брайтон-Бич» россияне узнавали из книг и фильмов, в которых оно представало Зазеркальем, где все знакомо, но перевернуто с ног на голову: Вилли Токарев тут не запрещенный блатной крунер, а заурядный певец из ресторана «Садко», бары здесь сплошь валютные, хоть наливают в них все ту же родную водку, а джинсы «левис» – никакой не дефицит, а дешевый ширпотреб.

Брайтон-Бич находится в южной части Бруклина прямо на берегу Атлантического океана, и если вы живете в другом боро, то эти места автоматически превращаются в край света. Добраться сюда можно на поезде «B» или «Q» в направлении Coney Island, выйдя на остановке Brighton Beach. Главная улица района – Brighton Beach Avenue – проходит под опорами наземной линии метро, что придает ей известную кинематографичность, но плата за нее – не стихающий ни на час грохот и лязг вагонов над головой.

На улицах встречаются прямо-таки родные типажи соотечественников, которые будто бы телепортировались с Ростовского автовокзала прямо в Нью-Йорк: бабушки с сумками-тележками на колесах, дамы в видавших виды «норках» и решительные молодые люди в тренировочных костюмах и с борсетками «гуччи». Когда я впервые оказалась на Брайтоне (именно «на», а не «в» – такая вот синтаксическая фишка) в 1998 году, мне показалось непонятным, почему люди, желавшие всеми правдами и неправдами уехать из «совка», с такой точностью воспроизвели его за океаном?

Вывески стремились «перекричать» друг друга яркостью цвета и убогостью шрифта, предлагая дешево оформить развод, заранее позаботиться о месте на кладбище и вступить в шахматный клуб; по бордвоку (так на местном сленге называется дощатый променад вдоль пляжа) прогуливались оранжевокудрые дамы с артритными бульдогами, а сувенирные лавки точь-в-точь повторяли ассортимент развалов у Манежной площади: хохлома, матрешки с советскими партийными лидерами, мерлушковые ушанки и командирские часы.

Брайтонцы привезли с собой все, что было можно, а то, что было нельзя, прихватили как культурную память. Она материализовалась в виде театра Millenium – районного дома культуры, в который регулярно наведываются с гастролями российские звезды эстрады и театра, и в виде книжных магазинов, где DVD с российскими кинофильмами появляются в день премьеры и где, помимо свежего Прилепина, можно купить школьные прописи и акварель «Ленинградскую» (лучший выбор оных в Торговом доме «Санкт-Петербург» по адресу 230 Brighton Beach Ave.).

Для того чтобы обеспечить нормальную (читай – привычную) жизнь своим старикам, брайтонцы даже открыли русские аптеки, в которых можно купить валокордин и цитрамон, несмотря на то что они даже близко не одобрены американской FDA, что автоматически ставит их реализацию в один ряд с продажей героина.

Но полностью отгородиться от американского контекста не вышло даже у брайтонцев: первым пал бастион литературного русского языка. Суржик, на котором изъясняется большинство местного населения, так и называется «Рунлгиш» – полу-Russian, полу-English. Над языком русской Америки еще в 1925 году потешался Владимир Маяковский, услыхав, что происходит с речью соотечественников в отрыве от своих корней:

Я вам,
сэр,
назначаю апо́йнтман.
Вы знаете,
кажется,
мой апа́ртман?
Тудой пройдете четыре блока,
потом
сюдой дадите крен.
А если
стритка́ра набита,
около
можете взять
подземный трен…

Так и есть: единицами измерения на Брайтоне служат «инчи» и «паунды», работающее население берет «мортгиджи», а неработающее – сидит на «велфере», отоваривая «фудстемпы». У колбасного прилавка на просьбу взвесить «Докторской» можно легко услышать: «Вам послайсить или писом?», а потом, отсчитывая вам сдачу, кассир между делом поинтересуется, есть ли у вас «пенис» – имея в виду при этом безобидные центовые монеты.

С другой стороны, даже Starbucks прогнулся под натиском местных реалий: кофейное меню брайтонского филиала продублировано на русском языке – такого я не видела больше нигде в Нью-Йорке, а брайтонцам это кажется вполне естественным. Но ощущение того, что они в этом городе скорее свои, чем чужие, у русскоязычных брайтонцев окончательно окрепло в 2013 году благодаря инициативе нынешнего мэра, а в то время общественного адвоката Нью-Йорка Билла де Блазио, который продавил решение о том, что бюллетени для голосования на выборах в городские органы власти должны переводиться на русский язык. Хотя решение это назревало давно, ведь по данным последней переписи на русском говорят 195 тысяч ньюйоркцев, что делает его третьим по распространенности иностранным языком после испанского и китайского.

Ехать на Брайтон, затосковав по дому, довольно бессмысленно, потому что откуда бы вы ни были родом, эти места будут так же непохожи на Россию, как Арнольд Шварценеггер из «Красной жары» на русского капитана милиции. С другой стороны, нет тоски по родине, которую нельзя хоть на время унять хорошим салатом оливье, бутылкой лимонада «Байкал» и вафельным тортиком – любые антидепрессанты с родины вы найдете в супермаркете M&I International (249 Brighton Beach Ave.). Но если раньше практически все русские жители Нью-Йорка с какой-то периодичностью ездили сюда за любимыми продуктами, то в последние годы, когда свеклу и кефир можно купить в любом приличном магазине, сюда направляются в основном в канун праздников и больших семейных застолий.

Еще Брайтон способен выполнить образовательную функцию, если речь идет о знакомстве американских друзей с реалиями «русского мира»: здесь их можно накормить настоящим борщом (борщ из Russian Tea Room по сравнению с тем, что варят в кафе «Гленчик» на 3159 Coney Island Ave., нервно курит в сторонке) и варениками (за ними, а также за пельменями и мантами отправляйтесь в «Вареничную» на 3086 Brighton 2nd St.). Особо бесстрашных приятелей можете затащить в традиционную русскую баню: заведение под названием Royal Palace напоминает мультяшную интерпретацию «Сандунов», но после пары заходов в раскаленную парную желания потешаться над русскими обычаями, как правило, ни у кого не остается.

И, кстати, не забывайте о том, что Брайтон Бич – это, как ни крути, beach, с длиннющим, до самого Кони-Айленда, променадом, совмещенным с велодорожкой, и отличным пляжем, где летом грех не искупаться. Удобств в виде душей и кабинок для переодевания не ждите, но поплавать и позагорать после прогулки по «Маленькой Одессе» здесь очень и очень приятно.

Гарлем (Harlem), Манхэттен

Район на севере Манхэттена между верхней границей Центрального парка и 159-й улицей, зажатый с боков Гарлем-Ривер и Гудзоном, и есть тот самый Гарлем – черная мекка Америки, родина джаза и Гарлем-шейк. Но несмотря на то, что «не-белое» население составляет в Гарлеме более 90 %, называть его «этническим» районом было бы не совсем верно, так как его населяют люди с самым разным бэкграундом – от потомков рабов, переселившихся на север США из южных штатов во время «Великой миграции» начала ХХ века, до недавних эмигрантов с Гаити и Доминиканы.

Гарлемские афроамериканцы делят район с латиноамериканцами из Пуэрто-Рико и государств Южной Америки; восточная часть Гарлема, где они живут начиная с 1940-х годов, называется El Barrio. Пример Гарлема хорошо иллюстрирует ситуацию с черными и белыми районами в Нью-Йорке в целом: расовая сегрегация «де-факто» заключается в том, что среднестатистический чернокожий ньюйоркец проживает в районе с крайне малым процентом белого населения. При этом ситуация в Нью-Йорке кардинально отличается от Чикаго, где белые районы располагаются строго на севере и северо-западе, а черно-латиноамериканские – на юге и западе, соответственно, люди с разным цветом кожи могут при желании не сталкиваться друг с другом годами. Что же касается Нью-Йорка, то здесь районы с преимущественно белым и преимущественно черно-латиноамериканским населением перемешаны, как тесто в мраморном кексе: в итоге люди общаются на работе, в магазинах, в транспорте, ходят по одним и тем же улицам. По мнению социологов, именно благодаря этому белые ньюйоркцы, в отличие от своих чикагских братьев, не ощущают особой нервозности, попадая в черные кварталы.

Кстати, надеюсь, вы помните, что безобидное для русского уха слово «негр» в Америке – такое же табу, как матерная ругань в России? И не смотрите на то, что чернокожие рэпперы почем зря называют друг друга «niggas» – то, что можно своим, не позволено белым «эксплуататорам», так что пользуйтесь эвфемизмами «African American» или, на худой конец, «black», чтобы сохранить лицо – в прямом смысле этого слова.