Томас Гарди - Тэсс из рода дЭрбервиллей. Джуд Незаметный

• Название: Тэсс из рода дЭрбервиллей. Джуд Незаметный
• Автор: Томас Гарди
• Издательство: Художественная Литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1970

«Тэсс из рода д'Эрбервиллей» (1891) и «Джуд Незаметный» (1895), составившие настоящую книгу, — итог многих исканий и усилий писателя. Ими заканчивается большой и самый значительный цикл произведений Томаса Гарди, вкоторый вошли семь лучших его романов — «романы характеров и среды». На них обрывается творчество Гарди-прозаика. Последние тридцать лет своей жизни он полностью отдал поэзии.

Вступительная статья М. Урнова.

Примечания М. Гордышевской.

Перевод с английского А. В. Кривцовой, Н. Шерешевской и Н. Маркович.

Иллюстрации В. Носкова.

---

Он пришел к выводу, что в таком древнем цивилизованном обществе, как наше, нельзя безнаказанно давать волю инстинктивному и бесконтрольному чувству справедливости. Если человек хочет наслаждаться известным покоем и почетом, ему необходимо руководствоваться общепринятыми и усовершенствованными формами этого чувства, отбросив примитивную любовь и доброту.

Далее он предлагал Сью приехать к нему в Мэригрин.

Подумав хорошенько, предпоследний абзац он перечеркнул. Переписав письмо, он немедленно его отправил и не без волнения стал ждать ответа.

Несколько дней спустя в густом белом тумане, окутавшем предместье Кристминстера «Вирсавию», в квартале, где поселился Джуд Фаули, после того как расстался с Сью, появилась женская фигура. Затем в дверь его дома раздался робкий стук.

Был вечер, и Джуд был дома; словно осененный внезапной догадкой, он вскочил и сам бросился открывать.

— Ты не выйдешь ко мне? Мне не хотелось бы входить… Я хочу… поговорить с тобой… и пойти вместе на кладбище.

Сью — это была она — произнесла эти слова дрожащим голосом. Джуд надел шляпу.

— В такую отвратительную погоду тебе не следовало выходить на улицу, — сказал он. — Но если ты не хочешь входить, я не настаиваю.

— Да, так лучше. Я тебя долго не задержу.

Джуд был слишком взволнован, чтобы сразу же начать разговор, и она тоже слишком нервничала, чтобы заговорить первой; подобно теням потустороннего мира, они долго шли в тумане, не обмениваясь ни словом, ни жестом.

— Я вот что хотела сказать тебе… — промолвила она наконец прерывающимся от волнения голосом. — Чтобы ты не узнал об этом со стороны… Так вот, я решила вернуться к Ричарду. Он так великодушен, что согласился… простить мне все.

— Вернуться? Да как же ты можешь…

— Он снова женится на мне. Это простая формальность, чтобы успокоить общество, которое не способно видеть вещи так, как они есть. А на самом-то деле я всегда была его женой, и ничто не может этого изменить.

— Но ведь ты моя жена! — воскликнул он в отчаянии, граничащем с яростью. — Да, моя! И ты знаешь это. Я всегда сожалел, что мы пошли на обман и для соблюдения приличий уезжали куда-то и вернулись якобы законными супругами. Я любил тебя, а ты меня; мы сошлись — это и был наш брак. Мы и сейчас любим — я тебя, а ты меня. Я знаю это, Сью! Стало быть, наш брак остается в силе.

— Я знаю, как ты смотришь на это, — ответила она, доводя его до отчаяния своей самоотрешенностью. — Но я собираюсь, как бы ты это ни назвал, снова выйти за него замуж. В сущности говоря, — ты только не сердись на меня, Джуд! — ты тоже должен бы взять к себе Арабеллу.

— Арабеллу? Боже мой, еще что? Ну, а если бы мы действительно узаконили свой брак, как собирались?

— Я чувствовала бы то же самое — что наш брак ненастоящий. И вернулась бы к Ричарду, даже не повторяя обряда, если бы он позвал меня. Но «людские нравы что-нибудь да значат»{222}, — наверное так, — вот почему я соглашаюсь венчаться второй раз… Умоляю тебя, не мучай меня, не издевайся надо мной, не спорь. Когда-то я была сильнее тебя, я знаю, и, возможно, поступала с тобой жестоко. Но, Джуд, отплати за зло добром! Теперь я слабее тебя. Забудь то зло, что я тебе причинила, и будь милосердным. О, будь же милосердным к бедной, грешной женщине, которая хочет искупить свои грехи!

Джуд безнадежно покачал головой, в глазах его стояли слезы. Утрата детей явно лишила ее способности соображать. Глаза, когда-то такие ясные и проницательные, потеряли свой блеск.

— Кругом не права, кругом не права, — хрипло проговорил он. — Заблуждение… упрямство!.. Это сведет меня с ума. Что он тебе? Ты любишь его? Сама знаешь, что нет. Это будет проституция фанатички, да простит мне бог, — вот что это будет.

— Я не люблю его… я должна, должна сознаться в этом, и глубоко раскаиваюсь! Но я буду покорна ему и заставлю себя полюбить его.

Джуд спорил, убеждал, умолял, но Сью была глуха ко всему. Казалось, ни в чем другом на свете она не была так непреклонна, и об эту непреклонность разбивались другие ее побуждения и желания.

— Я понимаю твои чувства и сама рассказала тебе всю правду, — резко сказала она. — Чтобы ты не чувствовал себя задетым, узнав ее от других. Я призналась тебе даже в самом сокровенном — что я не люблю его, и не ожидала, что на доверие ты ответишь грубостью. Я хочу просить тебя…

— Быть твоим посаженым отцом?

— Нет. Послать мне мои вещи… если ты не возражаешь. Хотя вряд ли ты это сделаешь.

— Конечно, сделаю. А что, неужели он сам не приедет за тобой и не женится на тебе здесь? Или он до этого не снизойдет?

— Нет, я сама не допущу этого. Я хочу вернуться к нему так же добровольно, как ушла от него. Мы поженимся в маленькой церкви в Мэригрин.

Она была так грустна и очаровательна в этом своем — как выражался Джуд — упорном заблуждении, что от жалости у него на глаза то и дело набегали слезы.

— Никогда не видел женщины, которая бы так спешила накладывать на себя епитимьи, как ты, Сью. Вот, думаешь, уж сейчас-то ты пойдешь прямо, по единственно разумному пути, а ты вдруг раз — и свернула в сторону.

— Ах, перестань об этом!.. Я должна проститься с тобой, Джуд. Но я хочу, чтобы ты дошел со мной до кладбища. Там мы и расстанемся — у могилы тех, чья смерть открыла мне глаза на мои заблуждения.

Они повернули к кладбищу, и по их просьбе им открыли ворота. Сью бывала там настолько часто, что могла найти дорогу в темноте. Дойдя до могилы, она остановилась.

— Здесь мы простимся, — промолвила она.

— Пусть будет так!

— Не считай меня жестокой за то, что я поступила, как считала правильным. Твое великодушие и преданность мне безграничны, Джуд! То, что ты не добился успеха в жизни, скорее делает тебе честь, а не умаляет твоих достоинств. Вспомни, лучшие и благороднейшие из людей не искали ни богатства, ни славы. Каждый человек, удачно устроивший свою жизнь, в какой-то мере эгоист. Кто не изменяет себе, обречен на неудачу… «Любовь не ищет своего»{223}.

— В этом мы единодушны, дорогая моя, и потому мы расстаемся друзьями. Эти слова будут жить и тогда, когда все прочее, в том числе и религия, умрет.

— Не будем говорить об этом. Прощай, Джуд, милый грешный Джуд, мой самый добрый товарищ!

— Прощай, моя заблудшая жена, прощай!

V

На следующий день обычный кристминстерский туман все еще окутывал город. С большим трудом можно было различить сквозь него стройную фигурку Сью, бредущую по направлению к вокзалу.

В этот день Джуду не хотелось идти на работу. Не хотелось ему идти и в город, где он мог случайно с ней встретиться. Он пошел в противоположную сторону, к унылой незнакомой равнине, где вода капала с ветвей на землю, где повсюду подстерегали кашель и чахотка и куда прежде он никогда не заходил.

— Сью ушла от меня… ушла… — шептал он, жалкий в своем отчаянии.

А Сью между тем доехала на поезде до шоссе на Элфредстон и пересела на паровой трамвай, который довез ее до города. Она просила Филотсона не встречать ее. Она хочет прийти в его дом, к его очагу добровольно, сказала она.

Для встречи они выбрали вечер пятницы, в этот день школьный учитель заканчивал уроки в четыре часа и освобождался от занятий до понедельника. По просьбе Сью кучер, которого она наняла в «Медведе», ссадил ее в конце дороги между живыми изгородями в полумиле от Мэригрин, а дальше покатил к школе только с ее вещами. Когда тележка на обратном пути встретилась с ней опять, Сью спросила кучера, открыто ли здание школы. Кучер ответил ей, что учитель дома и сам принял ее вещи.

Теперь можно было войти в Мэригрин, не привлекая особенно внимания. Миновав колодезь и деревья, она подошла к красивому зданию новой школы на другой стороне лужайки и без стука открыла дверь. Филотсон стоял посреди комнаты и ждал, как было условлено.

— Я пришла, Ричард, — проговорила она, бледная и дрожащая, без сил опускаясь на стул. — Не могу поверить, что ты… прощаешь свою жену!

— Все прощаю, дорогая Сюзанна, — ответил Филотсон.

Сью вздрогнула, услышав ласковое слово, хотя оно намеренно было произнесено бесстрастно. Затем, собравшись с силами, она сказала:

— Мои дети… умерли… и так и должно быть. Я… почти рада… Они — плод греха. Они были принесены в жертву, чтобы научить меня, как нужно жить. Их смерть была первой ступенью к моему духовному очищению. Значит, они умерли не напрасно!.. Ты возьмешь меня к себе, Ричард?

Филотсон был так взволнован ее словами и тоном, что сделал больше, чем намеревался сделать. Он наклонился и поцеловал ее в щеку.

Сью едва заметно отпрянула, содрогнувшись от прикосновения его губ.

У Филотсона дрогнуло сердце — он снова ощутил в себе желание.