Петер Биксель - Современная швейцарская новелла

• Название: Современная швейцарская новелла
• Автор: Петер Биксель
• Издательство: Радуга
• Жанр: Рассказы
• Год: 1987

В сборник вошли рассказы видных швейцарских писателей, пишущих на немецком (М. Фриш, А. Мушг, П. Биксель и др.), французском (Ж. Шессе, К. Бий и др.), итальянском (Д. Орелли, Дж. Орелли, Д. Боналуми) и ретороманском (Кла Бирт) языках. В рассказах дана широкая картина швейцарской действительности последних десятилетий, отражены глубокие социальные и нравственно-психологические проблемы, волнующие швейцарское общество.

---

И вот — тишина. Запертые шкафы, зачехленные пишущие машинки мирно, почти удовлетворенно глядят на Мозера через открытую дверь; «соковыжималка» наконец-то умолкла. «Моя служба, — любит повторять Мозер, — похожа на соковыжималку: на одну ручку давят частные предприниматели, на другую — правление, которое, к сожалению, думает не столько о своих прямых обязанностях, сколько о политике, то есть о предстоящих выборах».

Так из меня постепенно все соки выжмут, да и силы уже не те, вздыхает Мозер. В тишине можно дать свободу своим мыслям. А тут еще недавно пригрозили, «в связи с мероприятиями по экономии», забрать у него одну из секретарш. Но уж этого он не допустит! Только через мой труп, заявил он директору. Тот даже слегка вздрогнул. Ведь три месяца назад один из служащих, оскорбившись — правда, по другому поводу, — взял да и застрелился.

Через два года ему на пенсию. Пусть тогда его преемник ломает себе голову. Скорее всего, им будет Хоштеттлер.

Уборщицы сегодня не придут, этого можно не опасаться. Они-то и стали первой жертвой этого помешательства на экономии. И вступиться за них некому — ведь в профсоюзе они не состоят. Так что комнаты убираются теперь раз в неделю, оставшимся пришлось взять на себя уборку дополнительных помещений, без всякой доплаты, разумеется, а работу они должны делать за то же время: все быстрее, все быстрее. Мозеру жаль уборщиц. Да и фройляйн Жакмар тоже: с недавних пор ей приходится перед выходными выбрасывать содержимое корзин для бумаг в контейнер, что стоит внизу во дворе. Но она из этого проблемы не делает, по крайней мере вслух не ворчит. Милая, проворная девушка. Фройляйн… Нет, госпожа Жакмар? Сейчас в управлении как раз спорят о том, с какого возраста к женщинам следует обращаться «госпожа»?

Сегодня торговый день, магазины закрываются позже. Вот почему Хюги и Жакмар так быстро исчезли. Хоштеттлер тоже, наверно, встречается с женой где-нибудь в торговом центре, хотя, если теща не сможет сегодня посидеть с малышами, ему придется сразу же ехать домой, на свою окраину, чтобы накормить и уложить детей спать. Его-то, Альбина Мозера, это все мало волнует, просто воображение разыгралось. А госпожа Хюги, всегда такая ухоженная… Была в этом году в Кении, вместе с мужем — детей у них нет, оба зарабатывают, просто купаются в деньгах. Малышка Жакмар, лапочка, провела отпуск с подружкой в палаточном лагере, где-то на побережье в Югославии. Вернулась черная, как негритянка, рассказывала, что в Югославии купание голышом поощряется государством, будто бы является частью коммунистической идеологии. Ну и времена! Хоштеттлеры — как полагается, с чадами и домочадцами — ездили в Прованс. В общем, все как один — за границу, а потом рассказы, споры, обмен впечатлениями, советы на будущий год. В сущности, ему по душе его маленькая команда в этой «соковыжималке». Жаль только, что он не из тех начальников, которые умеют расположить к себе. За границей он в последний раз был лет пять тому назад, на острове Корфу, точнее, теперь это уже не Корфу, а Керкира, жена это все затеяла и его уговорила. Теперь его вполне устраивает Тунское озеро. Сослуживцы, наверно, потешаются за его спиной: подумать только, проводить отпуск в Ляйссигене! Погода там, как правило, плохая… три недели полного покоя и скуки. Но в Кении, в Югославии или в Провансе он теперь скучал бы точно так же. Путешествия, к сожалению, человека не меняют, так, во всяком случае, говорит его опыт. Если уж скучать, то лучше без всяких неудобств, просто отдыхать, например, в Ляйссигене. А почему бы, собственно говоря, и не в Ляйссигене? Человек он пожилой и должен беречь оставшиеся силы. Жена вроде с этим смирилась. Слава богу, у нее есть дар, просто поразительный, видеть все в лучшем свете. Каждую неделю, во время вечерней торговли, а значит, и сегодня, она с Алисой, одной из своих подружек, бродит по оживленным улицам, возле витрин, просто так, без определенной цели. Потом они заходят куда-нибудь поесть, встречаются со старыми знакомыми, иногда знакомятся с новыми людьми. А у него появляется возможность спокойно посидеть в конторе, дома его никто не ждет, здесь он чувствует себя дома, как в собственной квартире.

С некоторых пор Альбин Мозер ощущает, что силы уже на исходе, и его тянет на пенсию, но вместе с тем и боязно. Еще два года. Если бы он действительно хотел, он мог бы выйти на пенсию досрочно, за врачебным заключением дело бы не стало. Сердце у него начало, как говорится, пошаливать. Это накатывает вдруг и так же внезапно отпускает, пока еще редко и вроде безобидно, но все-таки — симптом. К тому же его будит ощущение тяжести в области сердца. Может, все же уйти на пенсию досрочно? А потом что? Жена говорит, надо обзавестись каким-нибудь хобби. Да, возможно. Но вообще-то подобные советы, пусть даже из самых лучших побуждений, действуют ему на нервы. Ему вспоминается выражение «умереть на посту». А что такое «на посту»?

Кассация Ваннера по-прежнему лежит перед Мозером. Все здесь из пальца высосано — просто ни стыда ни совести! Зато напечатано на электрической машинке, элегантно до тошноты. Адольф Ваннер может себе позволить первоклассных машинисток, и дорогую бумагу, разумеется, и фирменный бланк, над которым трудился высокооплачиваемый художник, — все это слегка отдает чванством, но именно слегка. Оформлено, тут уж Мозеру приходится поневоле признать, безупречно и со вкусом, деньги все могут. И друзей у Ваннера, к сожалению, хватает — влиятельных друзей, вплоть до самого руководства. Человеку менее влиятельному давно бы уже сообщили об отказе, обычным манером, резко и без обиняков. Но с Ваннером, с Адольфом Ваннером, точнее, с господином Адольфом М. Ваннером (М. — это Макс, как выяснил Хоштеттлер), дело обстоит иначе, тут нужно быть начеку, а не то он сразу же подошлет своих людей — туда, сюда, в комиссию, к директору, в магистрат. А почему бы и не к самому бургомистру? У Ваннера есть люди, которые ради него в лепешку расшибутся.

В конце концов, весь город зависит от успехов его огромной строительной фирмы. Ради уборщиц, которых увольняют, никто небось и пальцем не пошевелит. Во всяком случае, отказ Ваннеру нужно обосновать безупречно, чтобы никто из его дружков, адвокатов, членов магистрата, и пикнуть не посмел. Вот так и надрывается немолодой уже человек ради общего дела, пытаясь защитить интересы общественности от коварных козней всесильных «охотников за барышами», как по молодости непочтительно именует их Хоштеттлер. А какова благодарность? Шуточки отпускают, обычные конторские шуточки! Можете себе представить? А кто хоть что-то делает в магистрате? Именно он, «бумажный червь», ха-ха! Никто не любит чиновников, и люди вроде Ваннера умышленно способствуют тому, чтобы их никто не любил. «Поменьше государства!» — вот нынешний девиз, и понимать это надо так: поменьше чиновников, которые глаз не спускают с таких вот ваннеров.

Да, что же поделаешь… А там, за дверью, идет вечерняя торговля. Его жена любит эту пеструю суматоху, особенно рыночные ларьки, где продаются кустарные украшения, самодельная, зачастую чудна́я одежда, экзотические пряности, антиквариат, шляпки, всякий хлам и где можно, к примеру, съесть омлет. Почти как на итальянских рынках, восхищается она. Два года назад она с другой своей подругой побывала в Италии. Покупать-то она почти ничего не покупает, так, всякие мелочи, которые, как ей кажется, могут порадовать обоих детей и внуков. Она любит доставлять радость другим и умеет это делать. «Ах, почему ты уже почти ничему не радуешься?» — недавно сокрушалась она, как всегда мило, без тени упрека. Он и сам этого не знает. Скучный человек, ленивый, нелюбопытный. Даже смеяться от души он не умеет, да и никогда не умел. Друзья? Фриц, его лучший друг, еще со школьных времен, шесть лет тому назад внезапно умер. Роберт уже давно живет в Куре. Других друзей у него нет. Просиживать вечера в ресторанах ему противно. Общительностью он не отличается, анекдотов не знает, вернее, сразу же их забывает. А хоть бы и запомнил — все равно не смог бы рассказать так, чтобы другие смеялись. Уже не в первый раз он спрашивает себя: от кого он мог унаследовать эту занудливость? Против наследственности, это сегодня всякий знает, не попрешь, ею можно объяснить многое, если не все. Отец его умер двадцать шесть лет тому назад. О чем он думал, что чувствовал? Каким был в кругу друзей? Ни малейшего понятия. О чувствах у них не говорили. Да, друзья у него были, это так, они все пришли на кремацию. В сущности, отец был ему чужим. А мать? Трудолюбивая, вечно в заботах. Когда-то, наверно, была довольно бойкой. Последние свои годы она провела в доме для престарелых, постепенно становилась все тише, безразличнее, в конце концов угасла, отрешенная и умиротворенная. Хорошо ли он ее знал, плохо ли? Трудно сказать. Между ними всегда была непонятная дистанция. Обнимала ли она его, целовала ли хоть раз с тех пор, как он вырос? Он не помнит. Вот отец этого точно никогда не делал. Дистанция, пожалуй, верное слово. И это тоже передается по наследству: дистанция по отношению к собственным детям, к жене. И она становится все больше. С годами это ощущаешь острее. Зато Ваннер! Адольф М. Ваннер! Он-то этих проблем не знает, у него друзья повсюду. Он наверняка станет его презирать, такого бесцветного, незаметного Альбина Мозера, и всем, кому только сможет, будет внушать: пусть этот серый бюрократ побережется, а то ему не поздоровится! Но Мозера на испуг не возьмешь. Не ваннеры пока еще заправляют всем и вся, и то плохо, что им это удается наполовину. Но есть еще «зануды», «бюрократы», «упрямцы», которые сохраняют верность общественным интересам и отказываются быть мальчиками на побегушках у частных предпринимателей.