Владислав Шейченко - Курс молодого овца, или Самозащита в уголовном суде

• Название: Курс молодого овца, или Самозащита в уголовном суде
• Автор: Владислав Шейченко
• Жанр: Юриспруденция
• Год: 2015

Общие характеристики овцы: процессуальная глупость, доверчивость, слабоволие, раболепие, беззащитность, правовой пессимизм, безличие. На правовых пастбищах и фермах уголовного судопроизводства число овец стадного разряда – 95% населения, тех кто обрёл эти свойства не столько в силу врождённых изъянов, как по политической воле пастухов от властей. Оказаться овцой не стыдно, вдруг обнаружив себя таковым. Стыдно ею оставаться, срамно смириться с этим. «Тварь ли я дрожащая или право имею?» – вопрошал себя овца Раскольников. Уймись, Расколыч, безусловно, ты – тварь, но имеющая Право (в то время, как и Право имеет тебя).

---

Как пукнется, так и отсикнется.

Такие же правила о согласии, требование разъяснений доказательственного значения и последствиях представления сведений, так же как и гарантии участия защитника, отчего-то не коснулись Объяснений подозреваемого. Из этого мусора делают выводы об отсутствии необходимости всех таких процедур относительно Объяснений. Но из этого следует и иное заключение: Объяснения сами по себе не считаются равным, полноценным доказательством; не подтверждённые и не закреплённые в последующих показаниях того же подозреваемого, объяснения не могут считаться доказательственными сведениями, не имеют для этого достаточной юридической надёжности и силы. Однако на практике не только менты, но и мусора преспокойно берут подобные сведения за основу, даже в отсутствие показаний по тем же фактам. При этом отсутствие выраженного согласия, комплекса разъяснений, участия защитника не считают препятствиями, наглейшим образом ссылаясь на Закон, который, якобы, не обязует к этим процедурам. То есть объяснениям придают большее, порой и преимущественное, основное доказательственное значение. Всё это происходит вопреки реалиям, здравому смыслу и действительным гарантиям. И в том – также надувательство по сговору. Поэтому и придерживаюсь мнения, что в такой обстановке лучше вовсе уклоняться от каких-либо объяснений.

Если нет сомнений в крепости избранной позиции, в правоте и (или) неопровержимости, показания всё же следовало бы дать. Но сообщения должны ограничиваться только теми сведениями, которые отражают сугубо интересы защиты. Важность показаний и в том, что ими могут опровергаться доводы стороны обвинения, а последняя обязана станет принимать их во внимание и ещё суметь со своей стороны найти им контраргументы, если таковые существуют в природе. В дальнейшем, при решении вопросов о продлении сроков расследования, выдвижении обвинения, содержания под стражей, при передаче делюги в суд, при рассмотрении обвинения по существу, сторона обвинения и судьи вынуждены будут соизмерять свои решения и выводы с имеющимися показаниями, с тем, что они в себе содержат, насколько верную получили оценку и приняты во внимание изложенные в них факты; придётся выискивать средства для обоснования недоверия к ним и противопоставительные данные.

Стоит ли говорить, что показания должны быть осторожны на словах и в выражении мысли. Принимаются в учёт возможные каверзные вопросики. В случаях неуверенности лучше бы ограничиться только той информацией, что сам пожелал сообщить, уклоняясь от дополнительных разъяснений, комментариев, ответов на скользкие спросы. Одновременно уходят и от пояснений такой уклончивости. Ты собственно не отказываешься давать показания, что следаком могло бы расцениваться, как сокрытие знаний твоих, что возбуждает дополнительные подозрения. Уклоны, как в боксе от ударов, объяснены могут быть тем, что «это всё, что могу сообщить в настоящее время. Дополнительную информацию изложу позднее. На вопросы отвечать сейчас не готов, возможность дополнительных выяснений предоставлю на следующем допросе. О времени своей готовности уведомлю отдельно. Мне необходимо проконсультироваться со своим защитником и обратиться к документам». И в таком духе. Только ни в коем случае, ни словом одним никогда не ссылайся на положение статьи 51 Конституции РФ или их же воспроизведение по УПК о праве хранить молчание (ягнят). Это абсолютно поганские заявления. Однако проследи и отложи на внутреннюю памятку – все ли разъяснения тебе сделаны до начала допроса, даже если допрос и не начался по сути обстоятельств преступлений.

Возвращаемся к тому, что подозрения – это предположения, и показания подозреваемого в таком случае задач защиты должны бы содержать информацию в поддержку или в противовес предположений. А опровергать предположения, в таком случае и насколько это не абсурдно, допустимо посредством анти-предположений. Тогда вот примерный вариант: «Мы считаем, что вы можете быть причастны к данному преступлению. – Нет, я считаю, что я не причастен к этому преступлению, /или/ – Вы неправильно считаете, я скорее всего не причастен». Каков вопрос, таков и ответ. Мы уже отмечали, без твёрдых утверждений (а это уже может быть только при обвинении) тебя попросту провоцируют на конкретность и категоричность в ответах. Следствие пока только строит и обсуждает версию, оперируя предположениями и блудомыслями. С какой стати ты должен участвовать в обсуждении подобных гипотез, в групповухе толчения воды в ступе мусоров. Кроме того, даже подозрения-предположения должны иметь под собой какие-то основания. Речь идёт о доказательственной информации. Хотя и нет у органа расследования на данной стадии обязанности знакомить тебя с материалами дела, содержащими доказательства, но и запрета тоже не существует на эти действия. Подозреваемый же может настаивать, чтобы ему предъявили такие основания подозрений. Это очень полезно, хотя и сложнодостижимо. Но заманчивым поводом послужит озвученная тобой перспектива представить контрдоказательства в ответ на доказательства стороны обвинения. Что невозможно без раскрытия карт противника. Неудовлетворение же твоих требований о доступе к основаниям может расцениваться как препятствие к защите, как упущение самой стороны обвинения в своевременном и полном сборе доказательств, и как препятствие к самому допросу тоже.

И кстати, ты обратил внимание: на стадии подозрений и привлечения подозреваемым уже существует сторона обвинения, хотя и самого обвинения ещё не рождено, не предъявлено и не существует обвиняемого!

3.4.3. Право пользоваться помощью защитника

Подозреваемый вправе пользоваться помощью защитника с момента возбуждения уголовного дела в его отношении или с момента фактического задержания (ареста) и иметь свидания с ним наедине и конфиденциально до первого допроса.

Момент – достаточно краткий промежуток времени, соразмерный небольшому количеству минут, но никак не часам, тем более суткам. Момент возбуждения уголовного дела – это, в свою очередь, момент вынесения постановления о возбуждении уголовного дела с подписанием его компетентным должностным лицом. Время подтверждения правильности этого решения прокурором или руководством следственного подразделения в расчёт не берётся. Со времени (не более часа) издания и подписания такого постановления у подозреваемого и возникает право не только знать о вынесении этого решения, но и на помощь (активное участие) защитника. Если более чем через час со времени принятия возбудительного решения не приняли должных мер по извещению подозреваемого о его праве, можно утверждать о нарушении этого права. Сомневаюсь, что орган расследования такие условия выполнит. Чаще всего реальный подозреваемый будет ещё долго оставаться в безвестии о факте принятия решения на его счёт, не узнает вовремя о своём новом обличье, а не то чтобы о наличии каких-то там прав. Можно понять хищный инстинкт органов расследования: вначале физически овладеть жертвой, пленить её, и только после этого объяснить причины полона и грядущих расправ. Охотник знает, что глупо зверушку предупреждать заранее, что она стала дичью, что с некоторого момента начинают её травлю, так как зверёныш может сломиться прочь в недосягаемое далеко.

Может и так случиться, что постановление о возбуждении уголовного дела (уголовного преследования) вынесено, а сам подозреваемый оказался недоступен для прямого контакта по каким-то причинам (удрал, переселился втихоря, по грибы ушёл на всё лето в тайгу). Но фактически-то человек после решения приобретает статус подозреваемого и должен располагать реальными возможностями свои права употребить, обязанности исполнить. Отсутствие прямого контакта – не повод для умолчания и отсрочек. Нам в данном случае наплевать на проблемы следаков. Он в любом случае должен принять все меры к уведомлению преследуемого о статусных правах – сообщить по месту жительства, через родню или место работы, придорожными вывесками, sms-ками, рупором голосить на краю тайги. Согласен, новоявленный подозреваемый может забздеть с перепугу (а кто ж не забздит в условиях судомудоложескотства?) и даже намеренно скрываться, но прав, в том числе и права на защитника его лишать никак не можно. Так как и на таком этапе с помощью защитника-представителя любой подозреваемый вправе отстаивать свои законные интересы и участвовать через защитника в процессе. В ином случае, что опять имеем? Правильно – прямое нарушение Права на защиту путём лишения права пользоваться помощью защитника с момента решений о подозрениях.

Задержанием являются любые фактические действия по ограничению свободы передвижения, пусть это даже будет выражено в форме остановки с просьбой «позвольте задать вам несколько вопросов» с удержанием для ответов в невольном состоянии, когда нет действительной возможности на хрен этих корреспондентов послать. И как только тебя тормознули где бы то ни было: в лесу, в салоне, в лифте, а ты не можешь отвернуться и уйти прочь, то вправе считать происходящее задержанием, а значит, требовать предъявления точных оснований задержания и обеспечения права на помощь защитника. Орган расследования всякий раз стремиться обелить ситуации тем, что задержание следует воспринимать и отмерять со времени принудительного доставления в кабинеты и официального предъявления одного из указанных трёх актов. А в кабинеты те ты, якобы, явился добровольно, пусть и в сопровождении овчарок. Но смысл у понятия «фактическое задержание» иной – наличие любых признаков процессуальной несвободы. С момента появления любого такого признака наличиствует задержание, и наступает право на помощь защитника в гарантированном выражении его. Невыполнение и этих условий определяет нарушение права на помощь защитника с точки зрения своевременности такой помощи.