Константин Образцов - Красные цепи

• Название: Красные цепи
• Автор: Константин Образцов
• Жанр: Детективная фантастика
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-081212-7

Эту книгу заметили еще до публикации. Когда в 2013 году она стала одним из победителей национальной литературной премии «Рукопись года», критики назвали роман «Красные цепи» «урбанистическим триллером в стиле петербургского нуара, в котором сплелись детектив, рыцарские хроники и мистика» и призывали впечатлительного читателя быть осторожнее, «ибо эффект погружения мощный». Впрочем, каждый может сам решить для себя, что перед ним: мистический триллер, конспирологический детектив, роман ужасов — а заодно и проверить себя на впечатлительность.

Петербург, наши дни. В городе происходит ряд жестоких убийств, явно совершенных адептами какого-то кровавого ритуала. Двое — похоронный агент, хранящий собственные мрачные тайны, и женщина-криминалист — по воле случая начинают собственное расследование: официальные службы бездействуют, а неизвестных убийц защищает чьё-то могущественное покровительство. Такова завязка этой жутковатой и запутанной истории, в которой сплелись в единую цепь багрово-красные звенья средневековых мистерий, преступных страстей, безумия и одиночества…

---

Если по берегам большой Невы, до того как они сотряслись под поступью Медного всадника, селились какие-то местные жители, то в самом сердце речной дельты, среди множества заболоченных островков, теряющихся в переплетении проток и речек, можно было встретить разве что мелких зверушек да еще, может быть, отшельника-чародея, коротающего земную жизнь в покосившейся избушке на краю черной трясины. В 18 веке болота Островов были частично осушены, частично засыпаны землей, немногие оставшиеся от густых лесов деревья составили основу для парков. На протяжении последующих столетий Острова стали местом удаленных от суеты дач, уединенных особняков, и даже бесцеремонное новое время входило сюда бочком, деликатно воздвигая свои невысокие новостройки лишь по периметру берегов. Сами Острова остались заповедником старинных парков, правительственных резиденций и местом обитания тех, кто обладал не только деньгами, но и достаточным влиянием для того, чтобы поселиться здесь.

На Островах жил и Герман Андреевич Галачьянц.

Гронский и Алина почти одновременно свернули с шумного Каменноостровского проспекта, оставили машины на парковке у небольшой круглой площади и пошли по аллее вглубь острова, в старую парковую зону, туда, где среди почтенных деревьев затерялись редкие дома.

Серое небо, низко склонившись, дышало влажным туманом и мелким дождем. Гронский и Алина шли молча, оставив за спиной монотонный гул города, постепенно погружаясь в медитативную тишину парка, нарушаемую лишь шорохом толстого покрывала из опавших листьев под ногами. Влажный воздух был насыщен тяжелым, густым запахом прелой листвы и мокрой земли, распахнутой для осенних жертвоприношений природы. Торжественный аромат смерти и тлена. Погребальные благовония жизни.

Вместо прежнего огненно-золотого великолепия на ветках деревьев повисли клочки рыжих лохмотьев, словно осень, уходя через парк, оставила здесь часть своих одежд. Сами деревья, эти суровые, закаленные исполины, принимали свое очередное осеннее умирание с достоинством и твердой верой в грядущее воскрешение, пусть ничто вокруг и не внушало такой надежды. Ветер опасался входить в этот растительный склеп, и только капли дождя отчетливо стучали по опавшим листьям, отбивая гипнотический похоронный марш. Где-то вдалеке покрышками по мокрой листве осторожно прошумела машина.

— Как ваш Мейлах? — нарушила молчание Алина. — Удалось назначить встречу?

Гронский задумчиво кивнул:

— Да, сегодня вечером. Хотя у меня остался крайне неприятный осадок после разговора с ним. Знаете, мне очень редко бывает стыдно, а тут… неловко как-то за то, что пришлось вызывать его на встречу обманом. Он — несчастный, загнанный в угол и смертельно напуганный человек, вся жизнь которого начала рушиться с того момента, как он взялся на исследование «Красных цепей». Смерть жены, сына, потеря любимой работы. Не представляю даже, как и на что он сейчас существует. Но меня несколько успокаивает одно: он согласился встретиться не из-за обещанных липовых грантов или работы в Америке. Ему принципиально важно было, чтобы кто-то взял на себя тот труд, который он сам оказался не в силах довести до конца. Мне кажется, если бы я представился ему сантехником, но пообещал выучиться на филолога и закончить его исследование, он, не раздумывая, согласился бы отдать мне все свои наработки.

— У нас остается все меньше времени, — заметила Алина. — Если, конечно, мы хотим предотвратить следующее убийство. Пока я что-то не замечаю, чтобы количество полученной информации перешло в качество.

— А что вы предлагаете? — спросил Гронский.

Алина пожала плечами.

— У нас есть Кобот — во всяком случае, на сто процентов известно, что он по уши замешан во всей этой истории. Если удалить его из этой, как вы называете, цепочки, то она развалится. Скорее всего, тогда и само убийство станет бессмысленным, если вместо своего кожаного кресла в «Данко» он окажется на тюремных нарах.

— Не очень-то согласуется с вашей версией о том, что преступления совершает маньяк.

Алина прикусила язык. Действительно, как бы она ни спорила с Гронским о реальности алхимических практик, подсознательно она понимала если уж не правоту своего странного напарника, то во всяком случае четкую взаимосвязь между убийствами, «Красными цепями» и деятельностью Кобота.

— Предположим, мы приняли вашу версию как рабочую, — сказала она. — Тогда тем более нужно убрать Кобота из общей схемы. Другого пока не дано, а мне, честное слово, очень не хочется видеть перед собой еще одно тело со вскрытой грудиной и писать еще одно фальшивое заключение.

— Если уберете Кобота, то организаторы уползут в одну сторону, а исполнитель в другую, — Гронский перешагнул лужу, замаскированную тонкой желтой пленкой листьев, и посмотрел на Алину. — Ваш Кобот при этом вряд ли доживет даже до предварительного следствия, не то что до суда, а через некоторое время все снова повторится, по-другому может быть, но повторится. Обязательно. К тому же мы так и не узнаем ни причин, ни виновника смерти вашей мамы.

«И вашей Марины», — подумала Алина.

— И потом, — продолжал Гронский. — Как это вы собирались его убрать?

— Законным путем, — твердо ответила Алина. — Доделать то, что собиралась, когда вы меня остановили. У Кобота есть серьезные связи в полиции, в правительстве города, но я ничего пока не слышала о прокуратуре. Он за два дня организовал по моему требованию запрос на эксгумацию трупа той девушки, телохранителя, а значит, уголовное дело снова возбуждено. И повторно нарисовать заключение о том, что это просто нападение бешеных собак, я ему не дам. Вообще, у меня более чем достаточно материала, чтобы закрыть Кобота, и посмотрим тогда, как поступят его подельники.

Алина помолчала.

— А еще я хочу посмотреть, что находится в закрытой зоне «Данко», — сказала она. — Нужно только придумать, как получить мастер-ключ и попасть туда ночью. Очень удивлюсь, если не найду там нечто такое, что вообще снимет все вопросы — и для нас, и для официального следствия.

Гронский покачал головой.

— Как я уже сказал, Кобот в этом случае, скорее всего, не доживет даже до первого допроса. Но еще печальнее будет, если до его первого допроса и до начала следствия не доживете вы, Алина. А при реализации ваших планов это более чем вероятно.

Алина поежилась, как будто кто-то очень неприятный вдруг коснулся затылка влажными холодными пальцами, и взглянула на Гронского. Тот смотрел на нее серьезно и как-то скорбно. Алина отвела взгляд, замолчала и огляделась вокруг.

То тут, то там среди деревьев виднелись витые позеленевшие от времени решетки оград, покосившиеся арки и причудливые старинные особняки. Это были постройки конца позапрошлого столетия, хранящие в своем облике черты неповторимых личностей своих создателей: чопорных или эксцентричных, педантичных или порывистых. На всем лежала печать восхитительной небрежности и очаровательной обветшалости: стены, покрытые патиной времени, местами потрескались, барельефы и декоративная плитка осыпались, на покрытых осенними листьями крышах зеленели пятна мха и плесени, а в трещинах балюстрад просевших балконов местами проросли трава и тоненькие деревца. Было что-то удивительно аристократическое в этом небрежении памятниками архитектуры: так обедневший дворянин может годами делать пометки прямо на крышке антикварного бюро или ставить кружку с горячим чаем на антикварный столик, нимало не заботясь о его сохранности. Старинные особняки несли свое обветшание с достоинством, как носят потертый фрак, сквозь прорехи в лоснящейся ткани которого виднеется тронутая тлением плоть.

Чуть дальше, в направлении левого берега острова, сбились в небольшие группы новые коттеджи, подобно нуворишам на аристократическом приеме, купившим возможность находиться там, куда другие вхожи по праву рождения, и потому чувствующим себя неловко. Они сторонились одиноких старинных особняков и нарушали дремотную чинную гармонию острова яркими красками новеньких стен, совсем как их человеческие собратья нарушают великосветские европейские собрания крикливой роскошью брендовых смокингов и громким смехом.

Гронский и Алина подошли к узкой речке. Пологие берега поросли пожухлой травой, беспорядочными зарослями кустарника и небольшими деревьями, низко склонявшимися к темной густой воде, текущей медленно и неохотно, как остывающая кровь в жилах старика. Через речку был перекинут небольшой деревянный мостик, противоположный край которого упирался прямо в переплетение стволов и ветвей. Алина обратила внимание, что из воды вдоль берега вертикально торчат редкие обломки почерневших от времени и влаги досок, похожие на остатки какого-то древнего забора.

— Все, что осталось от старой пристани, — пояснил Гронский, заметив ее взгляд. — Они тут часто встречаются, и внутри острова, и на внешних берегах. Когда-то давно к этим доскам швартовали свои лодки рыбаки. Кстати, мы уже почти пришли. Вон, видите башню?..