Рафаэль Сабатини - Ночи Истории

• Название: Ночи Истории
• Автор: Рафаэль Сабатини
• Издательство: Сибирская издательская фирма ВО “Наука"
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1993
• ISBN: 5-02-030511-1

В новеллах известного писателя восстановлены знаменитые преступления последних столетий — более или менее известные события, в которых крылась некая таинственность и которые были замешаны на игре человеческих страстей. Воображение автора расцвечивает изумительными красками тот рисунок, который нам оставила История.

---

Моим единственным спасением оставался побег. Как только станет ясно, что я уже оправился от ран, меня немедленно приговорят к смерти и, не мешкая, приведут приговор в исполнение. Лишь побег давал мне шанс на спасение. За пределами Кастилии я смог бы помериться силами с Филиппом, доказать ему, что Антонио Перес еще не сломлен. Через Хуану я передал де Мезе о своем намерении бежать. Жена и де Меза приготовили все необходимое. В ночь на 20 апреля де Меза ждал меня у тюремной стены с парой крепких и быстрых лошадей. Утром, как обычно, навестив меня, Хуана шепнула мне об этом.

Охрана к тому времени стала менее бдительной и строгой. Я в нетерпении ждал наступления темноты. Когда ночь окутала крепость своим покрывалом, я поднялся с постели и, стараясь не шуметь, накинул на себя длинный женский плащ, оставленный Хуаной, и уверенной походкой вышел из своей камеры. У дверей никого не было! Я быстро прошел по темному коридору и спустился во двор, никем не замеченный. Стражники у ворот приняли меня за одну из служанок и выпустили за пределы крепости. Я был на свободе! Я не мог и предположить, что вырваться из темницы будет столь просто. Хуан де Меза, нетерпеливо дожидавшийся в тени крепостной стены, увидел меня и бросился навстречу. Я быстро скинул женский плащ, вскочил на коня, и мы поскакали прочь от ненавистной крепости. Мне хотелось петь и кричать от чувства свободы, переполнявшего душу. Девяносто с лишним миль до границы Арагона мы проделали, не останавливаясь и не отдыхая, и только раз поменяли лошадей. И вот кастильская земля, а вместе с ней и лживое кастильское правосудие, остались позади.

Мы въехали в Сарагосу запыленные и усталые. Но времени для отдыха не было. Я немедленно направился в Верховный суд Арагона, чтобы предстать перед ним за убийство Эсковедо. Вся моя надежда была на справедливость арагонцев. Думаю, что, когда я въезжал в Сарагосу, Филиппу уже стало известно о моем побеге. Мне даже трудно себе представить, какое впечатление произвело это известие на короля! Ведь Филипп с его хитростью не мог не догадываться, что если я осмелился отдаться в руки арагонского правосудия, то, значит, в моих руках имеются обеляющие меня доказательства. И у короля имелись все основания для тревоги. Конечно же, посылая Диего Мартинеса за документами, я дал ему указание извлечь несколько писем Филиппа и спрятать их в надежном месте. Переписка короля была очень обширна и беспорядочна. Вынуть незаметно несколько писем, а затем запечатать ящики было совсем нетрудно. Я был уверен, что король ничего не заметит. Так оно и случилось. Бумаги спрятала моя жена в тайнике, о котором никто, кроме нас двоих, не знал. Письма неопровержимо свидетельствовали, что убийство Эсковедо было совершено по прямому указанию короля. Я не мог объявить об их существовании в Кастилии, но в Арагоне мои руки были развязаны.

Арагон имеет очень древние традиции, ревностно охраняемые и соблюдаемые. Эта испанская провинция всегда была более самостоятельной, чем остальные. Король Кастилии мог стать правителем Арагона лишь после того, как принесет клятву перед Верховным советом Арагона. Клятва содержала обязательство свято чтить обычаи и привилегии этой страны. Нарушение королем этой клятвы разожгло бы пламя восстания по всему Арагону, и затушить пожар было бы куда как непросто. Ни один испанский король до сих пор не осмелился пойти на это. Верховный суд Арагона являлся высшим по отношению к любому королевскому трибуналу. Каждый испанец мог обратиться в этот суд, известный всей Европе своей беспристрастностью и справедливостью. Все мои надежды были связаны именно с арагонским судом.

В ожидании суда меня поместили в городскую тюрьму, где я находился под надежной охраной. Опасались не моего побега, а того, что люди Филиппа попытаются убить или похитить меня. И действительно, как-то раз в тюрьму ворвались вооруженные до зубов кастильцы и, перебив охрану, выволокли меня оттуда. И лишь гнев возбужденной до предела толпы спас мне жизнь. Судебный процесс бурно обсуждали по всей Испании, да и в Европе внимательно следили за его ходом. А он проходил очень неторопливо, с длинными паузами. В одну из таких пауз я отослал Филиппу письмо, в котором предлагал ему отступиться и предоставить свободу мне и моей семье. Я предупреждал короля, что в моих руках по-прежнему находится грозное оружие — несколько его писем. В ответ он бросил за решетку мою семью, а все кастильские суды заочно приговорили меня к смертной казни.

Суд в Арагоне тем временем шел своим чередом. Я подготовил записку, в которой подробно изложил все факты дела и в качестве свидетельства своей невиновности ссылался на письма короля. Записка была зачитана на одном из заседаний суда. И тут-то Филипп наконец испугался. Он осознал, что меня, без сомнения, ждет оправдательный приговор. Король попытался спасти лицо, приказав прекратить начатое дело. Он утверждал, что на суде будут обнародованы бумаги, содержащие государственную тайну. А этого допустить никак нельзя. В результате меня незамедлительно оправдали, и я был отпущен на свободу. Но король на этом не успокоился, и против меня тут же выдвинули новое обвинение — в смерти двух моих слуг. Но обвинение было совершенно нелепо: те слуги умерли естественной смертью, и доказать это не составляло труда. Затем вспомнили дело о мздоимстве, по которому я уже был осужден и наказан. В народе начали раздаваться насмешки в адрес Филиппа и его маниакального стремления погубить меня.

У короля оставалось лишь одно средство, самое страшное — Палата Святой инквизиции. Суд, перед которым отступают и склоняются все мирские суды. Филипп натравил на меня инквизиторов. Меня обвинили в самом страшном из человеческих грехов — в неверии в Бога. Мне припомнили неосторожные слова, вырвавшиеся у меня под пытками. Когда физическое страдание становилось непереносимым, я осыпал проклятиями моих мучителей и короля. А однажды я вскричал: «Бог спит, ежели он допускает такую несправедливость!» На основании этих и подобных им слов Святой суд составил обвинительное заключение и потребовал от Верховного суда Арагона немедленно передать меня в руки инквизиции.

Судьи Арагона отказались выполнить это требование. Инквизиторы оштрафовали их на тысячу дукатов и призвали к послушанию, пригрозив отлучением от церкви и этим сломив наконец сопротивление. Верховный суд не осмелился так открыто противостоять Святой инквизиции. Меня передали святым отцам. Весть об этом мгновенно облетела всю Сарагосу. Инквизиторов здесь не любили. В городе вспыхнул мятеж; народ вышел на улицы, чтобы защитить свои древние права и привилегии. Кроме того, жители Арагона симпатизировали мне, считая, что я стал жертвой мстительной Натуры короля. Едва только я оказался в тюрьме Святой инквизиции, как на улицах послышался клич, призывавший всех жителей Сарагосы подняться с оружием в руках против короля-клятвопреступника. Повстанцы штурмовали здание Верховного суда, требуя немедленного восстановления справедливости и моего освобождения. Не добившись ничего, народ бросился ко дворцу инквизиции с тем же требованием. Святые отцы ответили презрительным молчанием. Но когда их обитель была обложена хворостом и мятежники запалили факелы, инквизиторы отступили. Вид крови, пролитой в тот день на улицах города, испугал святых отцов. Был убит специальный посланник короля, ранен губернатор города. Святые отцы, не на шутку испугавшись за собственные шкуры, передали меня обратно Верховному суду Арагона. Казалось, я был спасен. Но так только казалось.

Филипп позволил толпе излить свою буйную ярость, выплеснуть гнев. В первые дни мятежа он не предпринял никаких действий. Но когда мятежники поутихли и вся Сарагоса ликовала, празднуя победу, в город вошли регулярные части испанской армии. Толпа взроптала, но вид ощетинившихся мушкетов заставил ее замолчать. Я был обречен. Святые отцы, решив больше не рисковать, стали действовать очень быстро. В считанные дни меня осудили и приговорили к смертной казни через аутодафе за ересь, за убийство Эсковедо, за клевету на короля, измену Испании и многое другое. Словом, мне припомнили все мои истинные и вымышленные преступления. Меня могло спасти только чудо.

И чудо свершилось! Я до сих пор с трудом верю в происшедшее. Палач уже заковал меня в кандалы, меня уже возвели на эшафот и привязали к столбу, уже помощники палача торопились с вязанками хвороста, как раздалась ружейная пальба, и дюжина всадников в масках ворвалась на площадь. Лишь один человек не прятал свое лицо — это был Хуан де Меза, мой самый верный друг! Он собрал из арагонских дворян небольшой вооруженный отряд и, тщательно приготовившись, напал на мощную вооруженную охрану, которая меня сопровождала. Атака была столь неожиданна и стремительна, что охрана не сумела оказать напавшим серьезного сопротивления. Святые отцы, черной стаей расположившиеся вокруг эшафота, разлетелись при первых же выстрелах. Бой был коротким и кровавым. Прежде, чем я осознал, что произошло, с меня уже сбили оковы, и я оказался в объятиях друзей. Еще через мгновение мы уже неслись прочь от места казни к воротам святого Энграция. Погоня, посланная нам вслед, не принесла результата. Я был на свободе, и на этот раз навсегда!