Василий Васильев - И дух наш молод

• Название: И дух наш молод
• Автор: Василий Васильев
• Жанр: История

---

На следующий день мы узнали о втором приказе, согласно которому 7 февраля завод закрывался. Все военнообязанные должны были явиться для зачисления на военную службу.

Усилились гонения на большевиков, заводских активистов. За несколько дней за решеткой оказалось более 200 человек. Но аресты и репрессии, отправка на фронт уже не могли остановить волну возмущения, нарастающую с каждым днем.

10 февраля был объявлен прием на завод, а на следующий день одновременно забастовали шрапнельная и башенная мастерские. Днем на митинге в шрапнельной были зачитаны и приняты такие требования:

1. Освободить арестованных товарищей.

2. Принять сто двадцать человек, не взятых после локаута на завод.

3. Не выполнять приказа Туманова.

В нашей шрапнельной мастерской, на "Тильмансе", "Треугольнике" появилось воззвание Петербургского комитета большевиков: "Приказ Туманова... применен прежде всего к Путиловскому заводу лишь потому, что правительство считает Путиловский завод наиболее опасным для себя, зная, что он всегда являлся застрельщиком революционных выступлений петербургского пролетариата...

Товарищи! Если вы не дадите решительного отпора попыткам закрепостить вас, вы сами вденете руки в заготовленные для вас наручники. Дело путиловских рабочих - дело всего петербургского и российского пролетариата. Забастовка протеста с требованием отмены приказа Туманова - вот оружие, которое должен теперь взять рабочий класс Петербурга"{8}.

К нашим требованиям в ответ на призыв Петербургского комитета присоединились остальные мастерские завода. Начались забастовки на других фабриках и заводах. Сплоченность и единодушие были огромны. Именно это вынудило директора Меллера подумать об отступлении. Многих рабочих возвратили с призывных пунктов. Правда, арестованных не освобождали.

Каким было мое участие во всех этих событиях? Пролетарским чутьем воспринимал все правильно: бастовал, ходил на митинги, ни в чем не отставал от других. И - только. Активным, сознательным борцом за дело рабочего класса я к тому времени еще не стал.

22 февраля все рабочие, отгуляв последние дни масленицы, вышли на работу. В тот же день в нашей мастерской, как и в других, стало известно, что дирекция завода медлит с ответом на требование о прибавках. Снова вспыхнули забастовки, совсем не похожие на сравнительно мирные "итальянки" 1914-1915 годов.

Весь свой гнев рабочие обрушили на ненавистных мастеров и начальников. У нас, в шрапнельной, мастером был некий Анджевский. Мы судили его своим рабочим судом. Вытащили из-за конторки, привели в пушечную, поставили на разметочную плиту. Вокруг сгрудилась возбужденная толпа. Гневные выкрики, свистки, упреки, обвинения - все слилось в сплошной гул.

- Жандармский прихвостень, получай по заслугам! Мы еще не солдаты, он не офицер. Дать ему как следует!

Рабочие, стоявшие поближе к плите, стали перечислять все проступки мастера: грубо обращается с рабочими, шпионит, отправляет революционеров на фронт, взяточник, вор, хозяйский холуй.

Тут закричали со всех сторон:

- Хватит! В "карету" подлеца! В "карету"!

Бледного, дрожащего от страха мастера (куда только подевалась его спесь) стащили с плиты, накинули на голову грязный мешок. Толпа расступилась. Откуда-то появилась тачка. Мастера бросили в нее как куль. Под свист и гиканье "экипаж" выкатили из мастерской, повезли по заводскому двору.

Подобные сцены можно было наблюдать и в других цехах. Тачки в эти два дня пошли нарасхват.

23 февраля заводоуправление вторично объявило локаут.

Третьим приказом - самым кратким и самым грозным - разразился князь Туманов:

"Ввиду закрытия Путиловского завода подлежат призыву на военную службу в первую очередь:

1. Ратники I и II разрядов срока службы 1915-1916 годов.

2. Молодые люди, родившиеся в 1895 и 1896 гг."{9}.

Власти спешили окончательно очистить завод от смутьянов, наиболее сознательных рабочих, более двух тысяч молодых путиловцев взяли в солдаты.

Стачка на Путиловском продолжалась. "В течение сегодняшнего дня никаких перемен не произошло", - доносила охранка 26, 27, 29 февраля, 1 и 3 марта.

В столице уже бастовали 150 тысяч рабочих. Мощное эхо народных волнений долетало и в другие города.

Кнут и пряник. Грянул гром... В дисциплинарном батальоне. Мой дядька Верещагин. "Хочешь жить - бейся насмерть". Боевое крещение. Снова на родной заставе.

Перепуганное насмерть правительство наложило запрет на Путиловский завод. До окончания военных действий, как было нам объявлено, завод из рук банкиров переходил в руки казны. Новые хозяева - генералы военного ведомства - решили воздействовать на рабочих кнутом и пряником.

Кнут - введение военного режима, ограничение тех куцых прав, которыми пользовались рабочие; пряник - частичные прибавки к зарплате, мало что меняющие в связи с ростом дороговизны.

...Неожиданно грянул гром и над моей головой.

Вечером 6 марта мы, три приятеля - Петр Викторов с Обуховского завода, Василий Синицын и я, собрались на квартире у Петра. Засиделись допоздна, а когда уже собирались расходиться, вдруг налетела полиция. После тщательного обыска нас арестовали и на следующий день отправили в старую выборгскую тюрьму.

Причины моего ареста до сих пор, как говорится, покрыты мраком неизвестности. Нас обвиняли в распространении большевистских листовок, прокламаций. За такой "проступок" можно было тогда пересажать весь Путиловский завод.

Петр Викторов, впоследствии известный чекист школы Дзержинского, тоже не был причастен к распространению листовок в тот день. После Октября я встречал его неоднократно. Уполномоченный ОГПУ, начальник особого отдела, начальник областного управления и т. д. А вот с моим тезкой - Василием Синицыным - мы больше не виделись: он, как я узнал недавно, стал комиссаром отряда Красной гвардии и погиб в 1918 году под Псковом.

Второго апреля нас, человек 75, перевели из тюрьмы на станцию, посадили в арестантские вагоны и под усиленным конвоем отправили в район Старой Руссы в 178-й запасной полк.

Началась ускоренная военная подготовка. Сначала шагистика, строевые занятия, потом изучение оружия, тактико-строевые занятия и т. д. Я проявил хорошие способности в стрелковом деле. Это было результатом науки охотника Зырянова. В стрельбе показал отличные результаты, в связи с чем был назначен в пулеметный расчет.

Меня вызвали в канцелярию 3-й роты. Подпоручик Нефедов кратко расспросил, с какого я завода и цеха, сколько лет работал на заводе и... все. После этого поздним вечером собрали нас, человек 15 или 16, и отправили в дисциплинарный батальон в район села Медведь.

За что меня туда отправили, я тогда так и не узнал. Только в августе, после ранения, в полевом госпитале выяснилось, кому я обязан таким поворотом в моей судьбе.

В третьей роте 178-го полка я подружился с солдатом Николаем Шмаковым, рабочим Балтийского завода. Он был старше меня года на два, успел насидеться в окопах и получить ранение. Долгие вечера мы разговаривали с ним о наших заводских и семейных делах. Мой рассказ о визите царя на наш завод привел Шмакова в неописуемый восторг.

Каким-то образом к нему в доверие вошел ефрейтор Гнатюк. Он оказался негодяем и о наших разговорах донес фельдфебелю Петрову. В результате дисциплинарный батальон. Обо всем этом рассказал мне Николай Шмаков, когда я выписывался из госпиталя и уезжал в Петроград.

Дисциплинарный батальон хуже тюрьмы. Мордобой, издевательство над солдатами считалось тут привычным, обязательным.

Наш взводный старший унтер-офицер Дьяченко (кавалер трех Георгиев) и ефрейтор Ершов прослыли настоящими палачами. Они били солдат, часами заставляли их в жару стоять под ружьем с полной выкладкой. Не каждый выдерживал такие пытки. Солдаты нередко теряли сознание. Как-то, без всякой на то причины, Ершов ударил по лицу солдата Притулу и выбил ему зуб. Тот залился кровью. Подошел Дьяченко и приказал солдату выйти из строя. Сквозь слезы Притула спросил Дьяченко: "Господин унтер-офицер, за что он меня?" Вместо ответа  - сильный удар в ухо. Солдат упал, а унтер-офицер и ефрейтор продолжали его бить. Послышались отдельные голоса: "Довольно! За что вы бьете его?"

Солдата отнесли в казарму, где им занялся фельдшер, а нас гоняли до упаду. Сил не было бежать, многие падали от изнеможения. Будь у нас оружие, патроны, плохо пришлось бы нашим мучителям. Да и нам не избежать военно-полевого суда.

Прошло больше шести десятилетий, а не забывается.

Приблизительно за две недели до отправки на фронт прекратился мордобой. Началась усиленная боевая подготовка: штыковой бой, стрельба и атаки, атаки, атаки! Из фронтовых частей, из команды выздоравливающих прибыли унтер-офицер и ефрейторы - все бывалые фронтовики. Появился у нас в роте прапорщик Крылов. Офицеры ненавидели его за то, что он не позволял никому грубо обращаться с солдатами, а солдаты любили, как родного отца.