К Соловьев - Господа Магильеры

• Название: Господа Магильеры
• Автор: К Соловьев
• Жанр: Альтернативная история

---

- Прежде твои способности нас не разочаровывали. И не спеши сразу приступать к работе. У тебя будет десять дней в запасе. Изучи цель, понаблюдай, и приступай тогда, когда будешь готов. Как только все закончится, позвони мне, в гостинице установлен телефон. Если все сложится удачно, скажи, что едешь домой и везешь мне в подарок заварочный чайник из арцбергского фарфора. В случае срыва, скажи, что схватил простуду.

- Я помню стандартные шифры.

- Замечательно, - Мартин широко улыбнулся, - От твоего имени наша партия преподнесет отдельный траурный венок. Но помни, ты не можешь позволить себя выдать, ни словом, ни делом, ни даже взглядом. Работай чисто, и партия будет тебе благодарна.

Кронберг устало улыбнулся. В том, что партия будет ему благодарна, он не сомневался с тех пор, как переступил порог квартиры Мартина.

Через три дня Кронберг уже вышел из вагона поезда в Бад-Доберане. Все его имущество могло уместиться в одном дорожном саквояже, однако пришлось набить бесполезными вещами еще три кофра, а на перроне скандалить и мучительно долго искать носильщика – образ партийного функционера на морском курорте не располагал к аскезе.

«Виндфлюхтер» вполне оправдал ожидания Кронберга. Это была старая гостиница, расположившаяся на самом берегу моря, гостиница в характерном старом имперском стиле, помнящая, наверно, еще деда последнего кайзера. Тяжеловесная, с толстыми стенами и литыми решетками, с классической прогулочной террасой, с монументальными дубовыми дверями и просторными, немного затхлыми, залами. Она выглядела в достаточной степени солидной, чтобы оправдывать свою цену. Тем более, что обслуга была дисциплинированная и вышколенная, а внутренняя обстановка – вполне современная и не лишенная изящества. У гостиницы, как и говорил Мартин, была даже собственная телефонная станция с междугородней связью.

Понравился ему и номер. Пожалуй, он был чересчур помпезен, как для человека с хорошим вкусом, неуклюжая деревянная мебель в стиле ампир поначалу смущала своими тяжеловесными формами, а панно на стене – пастушка с букетом луговых цветов - казалось напыщенным и лишним. Но Кронберг быстро привык к своему новому обиталищу. Плох тот солдат, который не способен обвыкнуться в новой траншее, как говорили на фронте. А еще из окон номера было видно море.

Лишь только он оказался здесь, море поглотило его внимание без остатка, как поглощает брошенный в его воды камень. Кронберг несколько часов разглядывал его темную колышущуюся поверхность из окна своего номера, чувствуя, как клетки тела поглощают рассеянную в воздухе соленую влагу. Удивительно приятный запах. Сколько лет он не видел моря?.. Почти шесть, выходит.

После войны он оказался в Берлине, как и многие магильеры, в одночасье потерявшие и хозяина и цель существования. В Берлин тогда тянулись все. Как тромбы больного организма стягиваются в одну точку, влекомые единым течением, так стягивались в Берлин политики, отставные офицеры, предприниматели, дезертиры, аферисты, шпионы, артисты, проститутки и наемные убийцы.

Все они безотчетно чувствовали, что именно там, в работающем с перебоями сердце уже разлагающейся империи, рождается что-то новое. Там решаются судьбы. Там меняется мир.

В Берлине он и встретил Мартина. Там же вступил в «партию отставных магильеров», как ее шутливо именовали, убедившись, что рядом нет лишних ушей. После этого было много всего, были разъезды по всей стране, поручения разной степени законности, привычная работа – но моря Кронберг с тех пор ни разу не видел. Несколько раз собирался в отпуск на побережье, но всякий раз откладывал, даже тогда, когда находилось свободное время. Хотел увидеть море, но подсознательно боялся, что оно разбудит в нем воспоминания, надежно, казалось бы, упокоенные на дне, в пластах памяти, зарастающих все более толстым слоем ила.

И вот – снова море.

Кронберг не подошел к морю в первый же день. Надо было следить за образом. Вместо этого он направился в ресторан при гостинице и здорово надрался американским брэнди. Рассказывал пошлые анекдоты про Эберта и Шейнмана[29], вызывая язвительные замечания других посетителей, опрокинул кофейник, пытался приставать с грязными намеками и пошлым флиртом к какой-то некрасивой замужней даме, заставлял официанта пить вместе с ним портер, потом устроил разнос метрдотелю… Словом, вел себя так, как должна вести фигура его уровня. Мартин был бы доволен.

В первый же вечер Штрассера он не встретил. Человек с тяжелым вытянутым лицом если и въехал в свой номер, то не спешил разделить компанию ресторанных гуляк. Конечно, о нем можно было бы узнать у прислуги. Кронберг был уверен, что достаточно сунуть горничной пять рейхсмарок, чтоб она выдала все, что знает о постояльцах, но уверен он также был и в том, что подобными методами в его положении действовать никак нельзя.

Как только тело Штрассера всплывет кверху брюхом возле уютно обустроенного гостиничного пляжа, тут же начнется форменный переполох. Примчится целая куча щелкающих от злости зубами национал-демократов. Они будут допрашивать обслугу, пугая ее блеском злых ефрейторских глаз, угрожать, устраивать перекрестные допросы. Может даже прибудет кто-то из политической полиции господина Гинденбурга. И если вскроется, что Кронберг наводил детальные справки о покойном, ситуация может стать конфузной. Нет, решил Кронберг, в этот раз я совершаю одиночное плавание.

Удача улыбнулась ему уже на следующий день - он наконец встретил Штрассера. Тот выглядел помятым и уставшим, должно быть, Берлин порядком измотал его нервы. Ставшее уже знакомым лицо с мощным лбом осунулось, утратив то упрямство, что было хорошо различимо на фотокарточке, глаза близоруко щурились, нижняя губа отвисала. Но все-таки это был Штрассер. Кронберг не подошел к нему, напротив, наметил минимальную дистанцию, которую нельзя сокращать. И стал наблюдать.

Его опасения на счет того, что Штрассер все семь дней проведет в разнузданных возлияниях, не сбылись, точнее, сбылись совершенно обратным образом. Штрассер ни разу не участвовал в гулянках, которые закатывались почти ежедневно в ресторане, а если и пил, то в меру и за своим столиком, не ища компании.

Ни разу он не заглянул в бильярдную, не сыграл в крикет. Чаще всего сидел в зале, покуривая трубку и глядя в стену отсутствующим взглядом, или же читал газеты – «Берлинскую рабочую», «Фолкише беобахтер», «Вельт ам монтаг». На пляже он также не появлялся, что насторожило Кронберга и даже заставило нервничать. Опытный вассермейстер может наполнить легкие человека водой, где бы то ни находился, но странно же будет выглядеть утопленник в холе гостиницы…

Была еще одна странность – к завтраку Штрассер не появлялся, в общем холле возникал лишь к девяти часам, когда большая часть постояльцев уже приканчивали свои кровяные сосиски с горчицей, булочки с джемом и кофе. Значит, где-то отсутствовал с самого утра. Это надо было выяснить.

На четвертое утро Кронберг сам встал с рассветом и был вознагражден за это судьбой самым щедрым образом. Как выяснилось, Штрассер был ранней пташкой. В шесть часов утра он покидал свой номер, выходил из гостиницы и отправлялся к гостиничному пляжу.

Не обращая внимания на холодную, как это всегда бывает в Хайлигендамме, воду, он купался не менее четверти часа, получая, казалось, от этого искреннее удовольствие. Потом совершал получасовую прогулку по берегу, покуривая трубку, и возвращался в гостиницу.

Кронберг едва подавил желание сразу же воспользоваться удачной ситуацией. Глядя, как голова Штрассера мелькает среди волн, похожая на облепленный редким белым мхом камень, он машинально сжимал и разжимал кулаки. Утопить человека, плывущего в море – элементарная задача. Достаточно понизить плотность окружающей человека воды, чтоб он стал беспомощно барахтаться, чувствуя, как поддерживающая прежде сила моря вдруг отступает, а тело наливается гибельной, тянущей на дно, тяжестью. Можно, напротив, заставить воду сжать человеческое тело, так плотно, чтоб пловец на несколько секунд потерял сознание. Этого достаточно. Господин Штрассер в последний раз увидит небо над головой и больше уже никогда не вынырнет.

Но Кронберг сдержал себя.

Он привык планировать заблаговременно каждое свое действие, оттого и считался в партии одним из лучших исполнителей, перфекционистом в своем роде. По наитию, экспромтом, поступают лишь дураки и лишенные здоровой охотничьей выдержки дилетанты. Кроме того, в глубине души зрело опасение, которого Кронберг не мог не принять в расчет.

Он много лет не работал с соленой водой. Прослужив почти тридцать лет на флоте, знавший море лучше собственного тела, Кронберг не без оснований полагал, что в решающую минуту может допустить роковую ошибку.

Как Дитмар на палубе «Фон дер Тана». Обваренный Дитмар в лохмотьях слезающей кожи, который прожил после этого еще два дня, несмотря на все усилия корабельных лебенсмейстеров.