Фредрик Браун - Арена, Кукольный театр и Добро пожаловать в сумасшедший дом!

• Название: Арена, Кукольный театр и Добро пожаловать в сумасшедший дом!
• Автор: Фредрик Браун
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-07086-9

Уже первые вышедшие по-русски произведения этого замечательного писателя сделали его имя не менее популярным, чем имена Брэдбери, Шекли, Саймака и других звезд американской фантастики. Мастер парадоксов, блестящий юморист, неиссякаемый источник оригинальных сюжетов — вот главные характеристики Фредрика Брауна. В сборник входят лучшие произведения автора, с большинством из которых отечественный читатель познакомится впервые.

---

Воздух, которым вы дышали, постепенно становился все более разреженным, а содержание кислорода в нем уменьшалось. Компенсируя это, ваши легкие развились и стали обладать большей вместимостью. Именно этим объясняется то, что грудь у вас намного больше, чем у ваших учителей и обслуживающего персонала; когда вы достигнете зрелости и сможете дышать воздухом Марса, эта разница станет еще заметнее.

Ваши тела обросли шерстью, чтобы вы смогли переносить холод. Сейчас вы чувствуете себя комфортно в условиях, которые быстро убили бы обычных людей. С тех пор как вам исполнилось четыре, няням и учителям приходилось носить специальные защитные костюмы, чтобы выжить в условиях, казавшихся вам нормальными.

На протяжении предстоящих десяти лет вы полностью адаптируетесь к Марсу. Будете дышать его воздухом, употреблять в пищу его растения. Будете легко переносить его температурные пики и чувствовать себя исключительно комфортно при средних температурах. Проведя пять лет в космосе в условиях постепенно снижающейся силы тяжести, вы уже сейчас воспринимаете гравитацию Марса как нормальную.

Эта планета станет вашей — чтобы жить здесь и заселять ее. Вы дети Земли, но одновременно первые марсиане.

Конечно, многое из услышанного мы уже знали.

Последний год был самым лучшим. К этому времени воздух в куполе — за исключением герметичных помещений, где жили учителя и обслуживающий персонал, — стал почти как за его пределами, и нам позволяли все дольше и дольше оставаться снаружи. Это здорово — находиться на открытой местности.

В последние месяцы разделение на мальчиков и девочек стало не таким жестким, и мы могли находить себе пару, хотя учителя говорили нам, что в брак вступать не стоит до последнего дня, до окончательного выхода на поверхность. В моем случае найти себе пару не составило труда. Я сделал свой выбор уже давно и никогда не сомневался, что она разделяет мои чувства. И оказался прав.

Завтра день нашего освобождения. Завтра мы станем марсианами, настоящими марсианами. Завтра мы вступим во владение планетой.

Некоторые из нас вот уже несколько недель просто сгорают от нетерпения, но тех, кто поумнее, больше, и мы ждем. Мы ждали двадцать лет, подождем и еще один день.

И этот последний день — завтра.

Завтра, прежде чем выйти наружу, мы по сигналу убьем учителей и остальных землян. Это будет легко — они ничего не подозревают.

Мы притворялись на протяжении многих лет, и они не знают, как мы их ненавидим. Они не знают, какими отвратительными и страшными они нам кажутся, с их уродливыми, бесформенными телами, с их узкими плечами и хилой грудью, с их слабыми свистящими голосами, которые без усиления в марсианской атмосфере и не расслышать, с их бледной и безволосой кожей. За это последнее мы ненавидим их больше всего.

Покончив с ними, мы выйдем наружу и, разгромив второй купол, убьем остальных людей.

Если явятся другие земляне, чтобы наказать нас, мы скроемся в холмах — уж там-то они нас не найдут никогда. Если же они попытаются построить новые купола, мы уничтожим и их. Мы не хотим больше иметь никаких дел с Землей.

Это наша планета, и чужаки нам тут не нужны. Руки прочь от Марса!

Джошуа

— Уолтер, что это такое — Джошуа? — спросила за завтраком миссис Релстон своего мужа, доктора Релстона.

— Ну… Мне кажется, этот термин раньше использовали применительно к членам так называемой Младшей торговой палаты. Не знаю, существуют они еще или нет. Почему ты спрашиваешь?

— Марта говорит, Генри вчера бормотал что-то о Джошуа, о пятидесяти миллионах Джошуа. И обругал ее, когда она спросила, что это значит.

Марта — это миссис Грэхем, а Генри — ее муж, доктор Грэхем. Они жили по соседству. Оба доктора и их жены были дружны.

— Пятьдесят миллионов, — задумчиво произнес доктор Релстон. — Ровно столько сейчас партенов.

Он знал, что говорил: именно они с доктором Грэхемом были ответственны за появление партенов — людей, рожденных партеногенетическим способом. Двадцать лет назад, в 1980 году, они вместе осуществили первый эксперимент партеногенеза применительно к человеку — оплодотворение женской половой клетки без помощи мужчины. Человека, родившегося в результате этого эксперимента, звали Джон. Сейчас он достиг двадцатилетнего возраста и жил вместе с доктором и миссис Грэхем; они усыновили мальчика после смерти его матери в результате несчастного случая несколько лет назад.

Все остальные партены были не старше десяти лет.

Только когда Джону исполнилось десять и выяснилось, что он здоров и развивается нормально, власти сняли запрет и позволили женщинам, которые хотели иметь ребенка, но были одиноки или имели страдающего бесплодием мужа, рожать партеногенетическим путем. Учитывая нехватку мужчин — гибельная эпидемия 1970 года унесла жизни почти трети мужского населения мира, — свыше пятидесяти миллионов женщин пожелали иметь детей посредством партеногенеза и выполнили свое желание. Удачным для восстановления баланса полов стало то обстоятельство, что все появившиеся таким образом на свет дети были мужского пола.

— Марта думает, — сказала миссис Релстон, — что Генри беспокоится из-за Джона, но она не понимает почему. Он такой добрый мальчик.

Внезапно в комнату без стука ворвался доктор Грэхем, с побелевшим лицом и расширившимися от испуга глазами.

— Я оказался прав, — заявил он, глядя на своего коллегу.

— Прав насчет чего?

— Насчет Джона. Я не говорил никому, но знаешь, что он сделал, когда на вечеринке прошлой ночью у нас кончилась выпивка?

Доктор Релстон нахмурился:

— Превратил воду в вино?

— В джин — мы делали мартини. И только что он отправился кататься на водных лыжах — не взяв с собой никаких водных лыж. Сказал, что с верой они ему не нужны.

— О нет, — простонал доктор Релстон и уронил голову на руки.

В истории уже был случай, когда девственница родила ребенка. Теперь подрастали пятьдесят миллионов рожденных девственницами мальчиков. Пройдет десять лет, и в мир придут пятьдесят миллионов… Джошуа.

— Нет, — всхлипнул доктор Релстон. — Нет!

Конец игры

Увы, наш повелитель король слегка утратил боевой дух! Мы понимаем и не осуждаем его, ведь битва оказалась мучительной, долгой и на поле сражения нас осталось до обидного мало. И все же нам хотелось бы, чтобы он вел себя по-другому. Мы сочувствуем его горю: еще бы — потерять королеву! Мы ведь тоже любили ее — но поскольку королева сил ночи погибла с ней заодно, ее потеря вовсе не означает, что битва проиграна. Тем не менее король, который должен быть нашей надежной опорой, вяло улыбается, а обращенные к нам слова утешения звучат фальшиво, потому что в его голосе отчетливо проступает оттенок страха и безнадежности. Но мы все равно любим его и умираем за него, один за другим.

Один за другим мы умираем, защищая его, здесь, на этом залитом кровью поле. Пока кони наших врагов были живы, они втаптывали нас копытами в грязь; сейчас все они мертвы, и свои, и чужие. Чем все это закончится, придет ли победа?

Мы можем только верить в нее, ни в коем случае не впадая в цинизм и отступничество, как бедняга офицер Тиболт.

«Мы сражаемся и умираем, понятия не имея, зачем и почему», — шепнул он мне в какой-то момент битвы.

Мы стояли бок о бок, защищая своего короля, в то время как сражение бушевало на другом краю поля.

Это было лишь началом его отступничества. Он утратил веру в Бога и скатился до веры в богов — богов, играющих с нами в игры и абсолютно безразличных к нам как личностям. Хуже того, он проникся убеждением, будто мы совершаем те или иные поступки не по собственной воле, будто мы не более чем марионетки, а война наша не имеет смысла. И это еще не все! Он вообразил — и это уже полный абсурд! — будто белые цвета, в которые одето наше славное воинство, вовсе не означают доброе начало, а черные, ночные цвета, в какие вырядились наши враги, — не обязательно означают начало злое. И вообще соотношение в мире добра и зла не имеет никакого значения для исхода битвы!

Конечно, все это он выложил только мне и, понятно, шепотом. Как офицер, он знал свои обязанности хорошо. И храбро сражался. И умер храбро, пронзенный копьем рыцаря на черном коне. Я молюсь за него: «Господи, сохрани его душу и даруй ему мир и покой».

Хотя для него это были просто слова: сам он ни во что такое не верил.

Без веры же мы ничто. Как Тиболт мог так заблуждаться? Мы должны победить. Победа — вот единственное, что может спасти нас. Если мы потерпим поражение, это будет означать, что наши товарищи — те, кто на поле битвы отдал свою жизнь, сколько бы нам ни было на этом свете отпущено, — погибли зря. Et tu,[34] Тиболт.

Как сильно ты заблуждался, как сильно! Однако Бог существует, и в Своем величии Он простит тебе твое отступничество, потому что зла в тебе не было, Тиболт. Разве что сомнения, а сомнения — это заблуждение, но не зло.