Платон Васенко - Бояре Романовы и воцарение Михаила Феoдоровича

• Название: Бояре Романовы и воцарение Михаила Феoдоровича
• Автор: Платон Васенко
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-9950-0317-5

Книга известного русского историка Платона Григорьевича Васенко, выпущенная Комитетом по устройству празднования 300-летия Дома Романовых в 1913 г., переиздается впервые. Это, пожалуй, первое научное исследование по генеалогии Романовых, имеющее известное значение до настоящего времени; главное достоинство книги – строгий научный взгляд.

Автор начинает книгу с рассмотрения происхождения родоначальника династии – Андрея Кобылы, "ближнего боярина" великого князя Симеона Гордого и родоначальника боярских родов Шереметевых и Колычевых. Завершается книга окончанием Смутного времени и первыми предприятиями правительства Михаила Федоровича Романова. В книге использованы иллюстрации первого издания.

Издание предназначено для специалистов по исследованию генеалогии, историков, преподавателей, аспирантов, и всех, интересующихся русской историей.

---

Однако, по-видимому, это избрание не обошлось без некоторых трений, как это превосходно выяснено в том труде профессора Платонова о Смуте, к которому нам много раз предстоит обращаться. Дело в том, что у Годунова нашлись соперники. Но остановимся на кандидатурах принца Максимилиана Австрийского, князя Мстиславского и Богдана Бельского. Первая, явившаяся плодом измышлений знаменитого дьяка Андрея Щелкалова, интересна лишь как показатель, что идея «выборного царя» зарождалась уже в некоторых, правда, особенно развитых умах русских людей ХVI века. Князь Мстиславский сам устранился от престола, а чаяния и попытки Бельского только подтвердили нам, до чего доходили наглость и дерзость этого выскочки, долгое время бывшего любимцем царя Ивана Грозного168.

Кроме только что названных кандидатов на царский престол, был, как можно видеть из целого ряда сообщений иностранцев, современников событий 1598 года, сообщений, основанных на русских слухах и вестях, и еще один, самый серьезный благодаря близкому родству с угасшей династией. Это был двоюродный брат покойного государя, старший из Никитичей, боярин Федор Никитич Романов-Юрьев. Выделив из массы баснословий, сплетавшихся в то время, достоверные известия, приходим к нескольким любопытным выводам. Так, можно с уверенностью сказать, что кандидатура Федора Никитича пользовалась известным сочувствием среди московской знати, которая принимала в соображение, насколько род Кошкиных-Захарьиных-Юрьевых-Романовых древнее и знаменитее рода Годуновых. При этом становится ясным, что легенда о том, будто умирающий царь Федор вручил скипетр и корону своему ближайшему родичу Федору Никитичу, сложена была уже в это время и, всего скорее, для целей предвыборной агитации. Тогда же, по-видимому, получил распространение пригодный для избирательной борьбы слух о том, что Борис виноват в смерти царевича Дмитрия. Все же остальные слухи и вести, тогда обращавшиеся в народе и сообщаемые нам иностранными наблюдателями, надо или заподозрить, или, лучше всего, отвергнуть169.

Во всяком случае, Борис Федорович Годунов восторжествовал над встретившимися на его дороге препятствиями и стал царем всея Руси. Он и его приверженцы постарались всеми способами укрепить положение нового государя и его династии. Прежде всего новоизбранный царь заставил членов собора и всенародное множество долго и слезно просить его принять престол, «учиниться государем», и этим показывал, что он не стремится к верховной власти170. При этом Борис Годунов со свойственным ему тактом и умом заявлял величайшую готовность, «где будет» его «работа всему православному крестьянству пригодится за святыя Божия церкви и государства Московскаго за едину пядь земли и за все православное крестьянство и за сущих младенцев», «кровь свою излияти и голову положити»171. И только неоднократные моления принудили Бориса дать свое согласие и стать царем. Затем в документах, составленных по случаю царского избрания, тщательно выставлены все причины, почему выбор пал на Бориса и почему этому выбору нельзя противиться172. Указано и на то, что Борис – «родич по свойству» угасшей династии, и на то, что на нем почиет благословение двух последних царей ее. В одном документе говорится, что Иван Грозный «приказал» Борису царство в случае смерти царя Федора. В другом сказано, будто Иван IV, при дворе которого, находясь в непосредственном приближении к царской особе, Борис «от премудраго его царьскаго разума царственным чином и достоянию навык», очень любил Годунова и считал его своим сыном. Перед своей смертью Грозный поручил любимому «родичу» соблюдать «от всяких золъ» царя Федора и царицу Ирину, что Борис свято выполнил.

Приводя постоянно мысли о близости «царского родича и шурина» к угасшей династии и к делам правления, указанные документы и обосновывают ими избрание Годунова на престол, прибавляя при этом, что никто не может противиться подобному избранию, так как «глас народа – глас Божий». Для большего подтверждения правильности избрания Бориса, так как тогда можно было сказать, что «царский корень пресекся», документы указывают исторические прецеденты подобного рода. Наконец, опасаясь, «яко да не рекут неции: отлучимся от них, понеже царя сами суть поставили», собор грозит таким людям. «Да не будет то, да не отлучаются, – читаем мы в соборном определении, – таково бо слово аще кто речет, неразумен есть и проклят».

Казалось, ничего не было забыто, чтобы укрепить на престоле новую династию. Притом избранный царь был, бесспорно, очень умен и обладал громадными дарованиями правителя. Тем не менее призрак социальной и политической катастрофы уже надвигался неотвратимо на Русь, и тень воскресшего царевича Дмитрия уже витала над Русской землей. Мы вполне разделяем мнение С. Ф. Платонова о темном углицком деле и давно уже высказались в том смысле, что «Борис является в нем подозреваемым на основании самых шатких и сомнительных улик»173. Но тот кризис, с которым не был в силах справиться даже Борис, погубил его семью. Однако до своей гибели Годуновы ревниво охраняли свою власть от действительных, мнимых или возможных на нее покушений и посягательств. Нельзя их, и в частности царя Бориса, за это чрезмерно винить. Он знал, что против него зреет какое-то движение, знал, что избрание его встретилось с оппозицией и не было столь единодушным, как это представляли официальные документы, и, вполне понятно, чрезвычайно нервничал и всюду склонен был подозревать измену. Это, конечно, не было признаком того «мелкодушия», о котором говорил покойный С. М. Соловьев174. Это было естественным последствием той тяжелой обстановки, в которой пришлось действовать царю Борису. Она-то и делала его таким подозрительным человеком. Жертвой раздражительной подозрительности нового государя стали и прежние его друзья по «завещательному завету» – Никитичи.

III

По своем воцарении Борис Годунов ничем не выразил неудовольствия Романовыми, которое легко могло явиться последствием толков о кандидатуре Федора Никитича и вероятных шагах этого боярина к достижению престола во время избирательного периода. Новоизбранный царь даже пожаловал в 1598–1599 годах боярский сан Александру Никитичу и окольничество его брату Михаилу Никитичу. Вдруг в конце 1600 – начале 1601 года Никитичей и их ближайших родных постигла страшная беда. Они были обвинены в попытке достичь престола «ведовством и корением» и подвергнуты тяжким наказаниям. Дело это до сих пор представляется весьма загадочным и темным и вряд ли когда-нибудь будет выяснено с желательной полнотой за недостатком данных. По рассказу Нового летописца, составленного в царствование Михаила Федоровича при патриархе Филарете и не без его влияния175, причина возникновения преследования Никитичей и их родни и ход следствия и суда над ними представляются в таком виде. Царь Борис, приказавший некогда умертвить царевича Дмитрия, чтобы тем извести царский корень, по смерти царя Федора замыслил «царское последнее сродствие известь: братия бо царя Феодора Ивановича Федор Никитич з братьею, а сродствие бысть ближнее царица Анастасия Романовна да Микита Романович от единаго отца и матери; от царицы Настасии Романовны царь Феодор Иванович, от Никиты Романовича Феодор Никитич з братьею». Чтобы достигнуть своей цели, Годунов «многих научаше людей их на них доводити». «По тем доводам» у Романовых брали многих верных их людей «и пыташе их разными пытками». «Они же отнюдь на государей своих ничево не говоряху, терпяху за них в правде, что не ведая за государи своими ничево». Наконец, нашелся предатель. Это был «окаянный» Второй Бартенев, казначей Александра Никитича176. Он явился к Семену Годунову и возвести ему: «Что царь повелит зделать над государи моими, то и сотворю». О Бартеневе было доложено царю, и тот «ему повеле сказати многое свое жалование». «Семен же, умысля со Вторым и наклаша всяково корения в мешки», которые Бартенев подложил в казну своего боярина. Затем этот предатель «прииде доводить на государя своего и про то корение извести». По доносу Бартенева произвели в доме Александра Никитича обыск, «те мешки взяша, иново ничего не искаху: ведаху, бо что у них в дому ничего неправеднаго нет».

За обыском последовал допрос Федора Никитича «з братьею». «Они же приидоша яко агнецы непорочны к заколению», возлагая упование на Бога и ничего не боясь, так как «не ведаху в себе никакие вины и неправды. Бояре же многие на них, аки зверие пыхаху и кричаху», чем лишали Никитичей возможности «отвещевати от такова многонароднаго шуму». Тогда последовали арест заподозренных и пытка как их, так и людей их, «раб и рабынь». От последних всеми мерами добивались, «чтобы они что на государей своих молвили». Однако те были тверды и «помираху многия на пытках, государей своих не оклеветаху». Наконец, царь Борис решил участь Романовых и их близких. Федор Никитич, его жена и теща были сосланы в разные отдаленные места и пострижены, остальных послали в дальнюю и суровую ссылку. О бедствиях заточенных бояр Романовых и смерти некоторых из них, насильственной и последовавшей якобы по приказу Бориса, речь пойдет ниже. Теперь же отметим, что Новый летописец рассказывает, будто «окаяннии люди доводтчики все перепропаша: друг друга изрезаша, а иные по дорогам побиени быша; все окаяннии без покаяния помроша за свое окаянство и неправедные дела и не за повинную кровь»177.