Валерий Шамбаров - День народного единства. Преодоление смуты

• Название: День народного единства. Преодоление смуты
• Автор: Валерий Шамбаров
• Жанр: Публицистика
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4438-0943-4

В начале XVII Россия погибала. Смута, месиво гражданских войн, рухнула вся система государственной власти, города и области делили между собой интервенты. Спасли страну не только воинские подвиги. Русские люди сумели преодолеть раздиравшие их политические противоречия, объединиться — и стали непобедимыми. Это единение позволило отразить всех врагов, быстро преодолеть последствия грандиозной катастрофы, снова вывести Россию в число ведущих мировых держав.

В издательстве «Алгоритм» в прошлые годы вышли книги известного писателя Валерия Шамбарова «За веру, царя и Отечество» и «Последняя битва императоров» об истории Первой мировой войны. В частности, в них уделяется большое внимание геноциду армян в Османской империи в 1915 г. К столетию этой чудовищной трагедии издательство рассматривает вопрос о создании отдельной книги, посвященной данному вопросу.

---

23 августа прошло без боя. Ходкевич вел перегруппировку, перенес лагерь к Донскому монастырю, готовясь наступать теперь в Замоскворечье, на участке Трубецкого. Тут дорогу через пожарище перекрывали два казачьих острожка. Один с внешней стороны — у Серпуховских ворот, возле церкви Св. Климента, другой — с внутренней, у церкви Св. Георгия на Яндове. Ночью изменник Орлов провел 600 гайдуков через посты, и они налетом овладели внутренним острожком. Пожарский тоже перегруппировал силы. Послал в Замоскворечье отряды Туренина и Лопаты-Пожарского, а сам передвинулся к броду на Остоженке, чтобы прикрывать прежнее направление и одновременно иметь возможность подать помощь за реку.

24 августа Ходкевич нанес двойной удар. Конницу бросил на перебравшиеся в Замоскворечье части Пожарского, оттесняя их к броду, а пехота пошла на прорыв обороны Трубецкого. Проломила ее и углубилась по Ордынке, а просочившиеся ночью гайдуки напали с тыла на Климентьевский острожек, разогнали казаков и захватили его. Дорога в Кремль открылась, и гетман сразу двинул туда приведенный обоз в 400 возов. Но казаки не ушли далеко, засели в окрестных кустах и развалинах. Объехать острожек стороной обоз не мог, и, когда вражеские солдаты распахнули ворота, чтобы пропустить возы через укрепление, русские открыли огонь. Лошади падали, метались в стороны. Дорога закупорилась, а казаки с подоспевшими на подмогу товарищами ворвались в острожек, перебив и разогнав неприятеля. В результате в Кремль удалось прорваться 300 пехотинцам Неверовского, но обоз, растянувшийся по Ордынке, был разрезан, часть его попала в руки казаков.

В бою возникла пауза. Понеся огромные потери, Ходкевич дал передышку частям. Он ждал вылазки гарнизона — но Струсь и Будила были так побиты накануне, что уже не смогли предпринять ее. Русские тоже понесли большой урон, и тем не менее Пожарский готовил решающий удар. В казачьи таборы агитатором отправился Авраамий Палицын, вдохновляя людей на еще одно усилие помощью св. Сергия Радонежского.

Потрепанная русская конница сосредотачивалась в Замоскворечье в царских садах. Авангард возглавил Минин — 3 сотни дворян и рота Хмелевского. Уже под вечер он атаковал поляков, стоявших у Крымского двора. За ним перешли в наступление все, кто мог, — на правом фланге полки Пожарского из садов, на левом ринулась казачья масса. Были взяты остатки обоза, русские ворвались во вражеский лагерь, Ходкевич откатывался на Воробьевы горы — только при преследовании у него было перебито 500 человек. Гетман практически лишился армии. У него осталось всего 400 конников, горстка пехоты и 4 тыс. запорожцев. И под покровом темноты он ушел прочь, а по дороге казаки бросили его, предпочитая промышлять самостоятельно.

Совместное сражение сплотило ополченцев, обе рати объединили силы, и во главе их встал новый триумвират — Трубецкой, Пожарский и Минин (при номинальном главнокомандовании Трубецкого). Были установлены 4 батареи — в Замоскворечье, у Пушечного двора, на Кулишках и Дмитровке. Начался обстрел крепостей. Полякам было отправлено предложение сдаться, выдержанное в весьма корректных тонах: «Всему рыцарству князь Дмитрий Пожарский челом бьет…» Князь обещал: «Я беру вас на свою душу и всех ратных людей своих упрошу: кто из вас захочет в свою землю идти, тех отпустим без всякой зацепки», ослабевшим и раненым обещались подводы. Ответили по-хамски: «Московский народ самый подлейший в свете и по храбрости подобен ослам или суркам… впредь не пишите нам ваших московских глупостей, а лучше ты, Пожарский, отпусти к сохам своих людей».

Впрочем, стойкость поляков во многом объяснялась тем, что они захватили «в залог» оставшиеся сокровища, венцы Грозного и другое. Как можно бросить такие богатства? Грабили и частных лиц. Ворвались даже в дом Мстиславского, избив его, отобрали имеющееся продовольствие и ценности. Обобрали и епископа Арсения Елассонского и, как он писал, «отняли у русских всякий провиант, вещи — серебро, золото, одежды златотканые и шелковые». Иван Голицын возмутился — и тут же отправился в темницу. Хотя гарнизон был уже обречен. В сентябре начался голод. Съели ворон, собак, кошек. Первыми вымерли роты Неверовского, прорвавшиеся без денег и собственных припасов. Делиться у «рыцарства» было не принято. В начале октября выпал снег, закрыв еще сохранившиеся кое-где лебеду и коренья.

И, чтобы продержаться до подхода короля, полковники приказали вывести из тюрем и забить на съедение русских заключенных и пленных. Потом стали жрать своих умерших. Потом убивать друг друга. Будила писал: «Пехота сама себя съела и ела других, ловя людей… Сильный зарезывал и съедал слабого». Сожрали гулящих девок, отиравшихся при воинстве. Потом принялись за слуг. Даже торговали в открытую человечиной. Голову продавали по 3 злотых, ступни ног — по 2. Людей хватали на улицах, заготавливая мясо впрок. Правда, русских в крепости осталось мало: одни погибли, другие бежали, третьих выгнали, как лишних едоков. Но бояр держали в качестве заложников. И те, недосчитываясь слуг и служанок, вышедших за ворота, сидели по домам в ужасе, как бы и до них не дошла очередь. Этот кошмар довелось пережить и Михаилу Романову с матерью, инокиней Марфой, во время осады находившимся в Москве.

Поляки по-прежнему вели себя дерзко, сдаваться отказывались. Но их части быстро таяли, из 3,5 тыс. бойцов осталось 1,5 тыс. Этим воспользовались казаки и 22 октября со списком чудотворной Казанской иконы Богородицы пошли на штурм. Надежно прикрыть стены противник уже не мог, русские ворвались в Китай-город. Туда торжественно внесли икону, после чего и был установлен в этот день православный праздник. А поляки, стиснутые в Кремле, наконец-то согласились на переговоры. Сперва, впрочем, еще хорохорились, выпустив только «лишних» — жен и детей бояр (опять же предварительно обобрав их). Их Пожарский лично взял под покровительство и проводил в свой лагерь. Потом отпустили самих бояр. Но Струсю уже стало ясно, что продлить агонию истощенный и больной гарнизон не в состоянии.

Теперь о свободном уходе речи уже не велось, были предъявлены условия безоговорочной капитуляции. 27 октября остатки поляков сдались. И в Китай-городе, и в Кремле русские увидели жуткие картины загаженных церквей, разграбленных дворцов, обворованных гробниц. И повсюду в жилых помещениях находили чаны с засоленной человечиной, распотрошенные и недоеденные части трупов. В общем, было видно — и впрямь «поганые». Между двумя частями ополчения существовало соглашение о разделе трофеев и пленных. Будила с сапежинцами сдались войску Пожарского — они уцелели все. А солдаты Струся сдавались Трубецкому. И казаки, увидев, что сделали со столицей, большинство своих пленников перебили. А опоганенную Москву пришлось чистить и святить, как место, в котором побывала нечисть. Кстати, перед сдачей «героические» защитники не поленились припрятать лучшую часть награбленного в специально оборудованных тайниках — их нашли, подвергнув пытке Андронова.

Руководители ополчения сразу стали рассылать грамоты о созыве Земского собора. Но оказалось, что заниматься этим рано, а вот столицу взяли очень своевременно. К ней как раз приближался Сигизмунд. Взяв часть смоленского гарнизона, он довел войско до 5400 человек, в Вязьме соединился с остатками рот Ходкевича, но пошел не по разоренной Смоленской дороге, а по Ржевской. Тут и узнал, что Москва пала. Король сразу вспомнил об отвергнутом им прежде смоленском договоре, принялся в воззваниях убеждать, что явился дать на царство избранного русскими Владислава, который якобы болел и не мог приехать раньше. Но подчиняться ему уже не желали. Крохотная крепость Погорелое Городище встретила поляков залпами орудий, а воевода Шаховской не без издевки посоветовал: «Иди, король, под Москву, будет Москва за тобой, и мы готовы быть твои».

В столице о подходе врага тоже узнали неожиданно. К серьезным сражениям она была не готова. Город был разрушен, в нем не было продовольствия, поэтому большинство дворян распустили по домам, и часть казаков разошлась в более сытые края. Но, хотя у Трубецкого и Пожарского осталось 3–4 тыс. бойцов, было решено ни в какие переговоры с интервентами не входить и выслать рать, не допуская их к городу, чтобы прибытие Владислава не наделало новой смуты. Сигизмунд тем временем подошел к Волоколамску. Воевода Карамышев скис, хотел было сдаваться. Тогда донские казачьи атаманы Нелюб Марков и Иван Епанчин фактически отстранили его от командования и поляков не впустили. У короля взыграло честолюбие, он осадил городок, а в Москву отправил посольство во главе с Мезецким в сопровождении полка из тысячи всадников.

Земское ополчение церемониться не стало. Конницу встретило возле Ваганькова, побило и отбросило, причем и посол Мезецкий перебежал к русским. А взятый поляками в плен дворянин Филисофов показал: «Москва людна и хлебна, все обещались не брать королевича на царство и умирать за православную веру». Даже Волоколамск сдаваться не намеревался. Казаки отразили три штурма, да еще и предприняли вылазку, отобрав у врага несколько пушек. А уже начинались метели и морозы. И снова вокруг сновали шиши, убивая фуражиров. 27 ноября король дал приказ отступать. Побрели по зиме, бросив застрявшие в снегах обозы, теряя замерзших и обмороженных воинов…