Мэри Рено - Тесей. Царь должен умереть. Бык из моря (сборник)

• Название: Тесей. Царь должен умереть. Бык из моря (сборник)
• Автор: Мэри Рено
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-389-11385-5

XIII век до н. э. Средиземноморье. Пески времени скрыли многое из того, что происходило в ту эпоху. Но легенда о гигантском критском Лабиринте жива до сих пор. Жива и легенда о Тесее, одном из величайших героев Античности, ведущем свой род от бессмертного бога Посейдона. Ему было предначертано совершить множество подвигов. Одним из этих подвигов стала схватка с чудовищем Минотавром в недрах Лабиринта. После этого ему было суждено отправиться в поход за золотым руном и сражаться с кентаврами. Велики его деяния, и так же велика вся его жизнь, полная обретений и потерь.

Повествование о Тесее – полумиф-полуистория. Раскопки археологов в Средиземноморье доказывают, что многое из рассказов о герое – правда.

---

Сказитель умолк, и я попросил его напеть несколько фраз из его рабочей песни. Аэд улыбнулся и отвечал, что без танцоров пляс не пляшут; но, когда он запел, я увидел, как знатные старики, ни разу в жизни не бравшиеся за совместный труд, раскачиваются на своих сиденьях, словно гребцы. Эти его песни были знамениты; во всех землях, подвластных ахейцам, цари, замыслив великую стройку, посылали за ним – чтобы задать ритм работникам и осенить стены удачей. После его смерти искусство это утрачено; простонародье считает, что камни поднимались по его слову.

Настало время наделить его дарами. Дед подарил сказителю красивую брошь, мать вынесла тяжелый пояс, украшенный золотом, вполне годящийся и для царя. Он научил меня столь многому, что я решил сделать ему необычайный подарок – так я расстался с черным кольцом, одной из лучших своих драгоценностей. Оно было сделано из благородного металла, добытого в далекой земле; тяжелое и столь прочное, что и бронзовый меч не мог оставить на нем следа. Приятно было видеть, что мой подарок порадовал его – ведь золота наш гость получил достаточно.

Сперва мать, а потом дед, собрав своих людей, отправились спать. Рабы разобрали столы и внесли постели для холостых мужей. Я убедился, что аэд удобно устроился, и спросил, не нужна ли ему женщина. Он отказался и ответил, что будет спать. Потом я вышел во двор. Ночь была ясной, возле зубчатого края крыши чернел закрывавший звезды силуэт часового с копьем и рогом. Позади, в зале, знатные воины устраивались с пленницами, взятыми мечом или купленными; желающие компании молодые люди обычным образом искали друг друга. Мимо меня прошла знакомая девушка; она принадлежала матери и в тот вечер сидела возле ее кресла. Подбежав, я обнял девицу за талию. Она лишь отталкивалась ладонями. Мы возились, негромко пересмеиваясь, и она сказала:

– Будь что будет, но ты погубишь меня.

Мы вошли в чертог, как раз когда задували последние факелы.

Потом я спросил ее – так, чтобы никто не мог услышать, – о чем говорила мать, награждая аэда. Но она уже придремывала и не хотела просыпаться, а посему отвечала, что не помнит.

Глава 4

Уходившая в предрассветной тьме девушка разбудила меня своими движениями. Мне как раз снился сон, и, проснувшись, я вспомнил его. Я видел святилище гиперборейцев: огромные подъемные машины вырисовывались на фоне серого неба, вставали огромные камни, и цари наваливались на рычаги. И тут меня осенила посланная богом мысль.

Я поднялся и отправился на двор дворцового дровосека. Рассвет едва брезжил, даже рабы еще не шевелились, лишь в полях уже появились люди. Пожалуй, было еще темновато, чтобы отыскать необходимое; однако следовало все принести с собой, ибо никто не осмелится поднять топор на дубы Зевса. Я нашел короткую и толстую жердь, еще две подлиннее и заострил их концы. Потом связал бревна и, неловко пристроив у себя на плечах – поскольку не привык переносить тяжести, – отправился к дубраве.

Когда я поднялся вверх по ущелью, рассвет уже обагрил небо. Добравшись же наконец до рощи, я увидел, что алтарный камень весь раззолочен блестками – словно одеяние кифареда. Опустив на землю свою ношу, я вознес молитву Аполлону.

– Пеан Аполлон, – говорил я богу, – Аполлон, далеко разящий! Дай мне знак, если этим поступком я оскорбляю какого-нибудь бога.

Я поглядел вверх. Небо уже сделалось синим, и я увидел высоко над головой орла. Он наклонил крыло и ушел влево, исчезнув за ветвями. «Хорошо, – подумал я. – Какой бог мог бы яснее выразить свою волю. – И потом: – Мне следовало бы догадаться раньше». Я столько перечувствовал, но так мало думал и слышал лишь то, что хотел услышать, а не то, что мне говорили. Никто не велел мне поднимать камень голыми руками; сказано было лишь, что я должен сделать это один.

Подсунув рычаг поглубже, я напряг спину, и край камня приподнялся, позволив мне ногой подсунуть под него опору. И, уже собравшись надавить вниз, вспомнил, что из-под камня нужно будет что-то извлечь, – ведь, когда я выпущу рычаг, камень ляжет на место. Я сел на корневище дуба, чтобы все хорошенько обдумать, и, увидев, как оно торчит из земли, понял, как надо поступить. К счастью, я прихватил с собой длинный рычаг; его вполне можно было упереть в корень.

Тяжелый муж легко справился бы с этой работой, однако мне пришлось изрядно повозиться, но на сей раз я был готов сражаться с камнем буквально до смерти, потому что знал – его действительно можно поднять. Дважды камень отрывался от земли и дважды опускался вниз, но, навалившись в третий раз, я услышал внутренним слухом ропот моря. И, получив этот знак, понял: сейчас я сделаю это; так и случилось.

Я отошел, чтобы отдышаться. Камень стоял накренившись на своем широком краю, тонкий же край его подпирал рычаг, а между ним и землей разверзлась темная пасть. На мгновение мне захотелось на этом закончить; я показался себе вором-гробокопателем, сделавшим перерыв из страха перед рассерженными мертвецами. Быть может, я надеялся, что сокрытое само явится мне из-под камня – крылатый жеребенок, например, или ключ соленой воды. Но ничего не случилось, и, припав к земле, я опустил руку вниз.

Ладонь моя ощутила землю и камешки, скользкий червь заставил меня вздрогнуть. Потом я наткнулся на подгнившую ткань и нащупал в ней нечто твердое. Я отдернул руку – мне показалось, что это кости. Все это было совершенно не похоже на то, что я ожидал, а прикосновение червя пробудило во мне брезгливость. Я постарался успокоить себя и вновь ощупал сверток – нет, слишком прямой для костей. Ухватившись покрепче, я вытащил его. Сверток был длинный и узкий, солнце выхватило из гнили несколько серебряных нитей. В ткани уже поселились личинки, желтая сороконожка, извиваясь, устремилась прочь. Я подумал: «Дар смертного. Конечно, я всегда это знал. Следует ли допытываться дальше?»

Сверток вызвал во мне отвращение – я жалел, что взялся за эту работу: пусть бы неведомая судьба так и дремала в земле. Но потом, встряхнувшись подобно псу, ухватился за ткань и рывком развернул ее. Блеснуло и чуть не упало на землю золото. Тут меня осенило, что нельзя ронять подобные вещи – это может быть недобрым предзнаменованием. Долго я думаю, но делаю быстро, и мне удалось подхватить предмет на лету. И тут лишь я осознал, почему он не должен был упасть: в руке моей оказался меч.

Ткань защитила его эфес от земли. Я увидел, что он богаче, чем у моего деда. Под рукой моей переплетались змеи, головы их, разойдясь, охраняли руку, а хвосты оплетали клинок, пусть и позеленевший от времени, но тем не менее выдававший руку искуснейшего кузнеца. Я подумал: «Эллинский длинный меч. Выходит, что отец мой хотя бы из благородных».

Итак, худшие страхи мои улетучились. Впрочем, вместе с самыми пылкими надеждами. Все это время в самой потаенной глубине моего сердца я надеялся, что Посейдон сжалится и признает меня. А потом подумал: «Тот старик во дворце знал все это, еще когда я был во чреве матери. И если бы он оставил меня в покое и не забивал мою голову детскими сказками, сегодняшний день принес бы мне счастье. Это по его вине рот мой сегодня ощущает вкус пепла».

Я вновь поглядел на ткань. В ней было что-то еще. Пара сандалий, попорченных плесенью. Они были усыпаны аметистами, а пряжками служили змейки, выкованные из золота. Я снял собственную сандалию и приложил к найденной. Она оказалась чуть-чуть длиннее. «Вот как! – подумал я. – Ставлю весь Трезен против гнилой фиги, я поднял этот камень тем же способом, что и он». Тут я расхохотался, но в моем смехе был гнев.

Я извлек рычаг и позволил камню упасть. Но прежде чем отправиться в обратный путь, вспомнил про Аполлона и обещал ему оленя, если он ответит на мою молитву. Этот бог благороден, и не следует скаредничать перед ним даже в гневе.

Внизу, во дворце, все еще лишь начинали первые утренние дела. Ощутив голод, я съел целую лепешку с половиной сот. А потом, с мечом у пояса, отправился к комнате матери и поскребся возле двери.

Она только что оделась, и служанка причесывала ее. Мать взглянула сперва на мое лицо, потом на пояс и отослала служанку. Возле ее кресла стоял небольшой столик с гребнями и зеркалом. Она улыбнулась и сказала:

– Хорошо, Тесей. Значит, бог послал тебе сон?

Вздрогнув, я посмотрел на нее. Однако никто не спрашивает жрицу, как она узнает тайну.

– Да, мать, – проговорил я. – Я нашел и его сандалии. Кто он был?

Она приподняла брови, тонкие и густые, как перышки пустельги, и лишь слегка распушенные у переносицы.

– Что? Почему ты решил, что он мертв?

Я умолк, поскольку неосознанно надеялся именно на это. Гнев мой шевельнулся диким зверем, запертым в клетку.

– Хорошо, – сказал я. – Мне достался от него подарок, первый за семнадцать лет, однако для этого мне пришлось изрядно попотеть.

– На это была причина, – отвечала она, взяла гребень, перебросив вперед волосы. – Он сказал мне тогда: «Если у нашего сына не хватит силы, ему потребуется ум. Ну а если не будет ни того ни другого, пусть будет тебе хорошим сыном в Трезене. Пусть живет с тобой. Незачем посылать его в Афины на верную смерть».