Жаклин Монсиньи - Флорис-любовь моя

• Название: Флорис-любовь моя
• Автор: Жаклин Монсиньи
• Издательство: Крон-Пресс
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-232-00063-2, 5-232-00062-4

Жаклин Монсиньи — одна из наиболее популярных французских писательниц, пишущих в жанре исторического романа. Издательство «Крон-Пресс» в 1994 г. выпустило трилогию «Зефирина», которая сразу же была замечена нашими читателями.

Предлагаем вам новое произведение писательницы — «Флорис». Первая книга — «Флорис, любовь моя» — о любви французской графини Максимильены де Вильнев-Карамей и русского царя Петра I. После смерти царя молодая женщина с двумя сыновьями, преследуемая и гонимая, с приключениями покидает Россию и возвращается во Францию. Французский период жизни ее детей — самый светлый, радостный. Первая любовь, первые разочарования, служение любимому королю.

---

— Ты простудишься, любовь моя, — прошептал он.

Слезы, замерзшие на щеках Максимильены, походили на алмазы. Он услышал ее слова:

— Ты жив, Пьер! Боже, как я испугалась!

— Да, да, я жив.

И тут Петр почувствовал, что земля уходит у него из-под ног; любимый им Петергофский дворец бешено закружился перед глазами; вдруг возникли ставшие очень серьезными лица Флориса и Адриана — и он рухнул к ногам Максимильены и Ромодановского.

13

Все церкви были заполнены народом, возносившим молитвы за царя. Петр Великий умирал: он отчаянно боролся со смертью в своем дворце, силясь изгнать смертельный холод, цепко державший его в объятиях. В сознание он уже не приходил, и Екатерина изнывала в тревожном ожидании.

— Только бы он не успел назначить наследника!

Запершись с Меншиковым, она просчитывала, какие полки выступят на ее стороне.

— На всякий случай выдай им водки и удвой жалованье от моего имени, Александр.

Меншиков, посеревший от страха, безмолвно поклонился. Кто одержит верх? Так ли плох был царь, как утверждали?

Максимильена, сидя с детьми, ждала, когда позовет ее Петр. Каждый час к ней приходил с вестями Ромодановский. Она думала не о себе и не о своем будущем, а только о судьбе Флориса и Адриана. Пыталась вспомнить забытые уже молитвы, чтобы спасти любимого. Флорис с Адрианом не шумели, сознавая, что происходят очень важные события — это случилось в их жизни впервые. Поэтому и сами они никогда еще не были столь благонравными. Об их вчерашних похождениях никто не вспоминал, а они боялись задавать вопросы.

Вновь появился заплаканный князь:

— Максимильена, доктора сказали, что царь безнадежен. Вам надо приготовиться к бегству.

К бегству? Во взгляде Максимильены выразилось изумление — она явно ничего не способна была понять, и Ромодановскому пришлось слегка встряхнуть ее.

— Максимильена, императрица жаждет мести. Умоляю вас, выслушайте меня. Вернитесь же на землю!

— О, князь, я никуда не поеду. Вдруг он придет в себя? Я должна быть рядом. Сейчас при нем сановники. Но я хочу быть здесь, если он позовет меня.

И на лице Максимильены появилось хорошо знакомое Ромодановскому упрямое выражение.

— Да, я знаю, что вас не переубедить. Но позвольте мне по крайней мере распорядиться, чтобы собрали ваши вещи.

Максимильена равнодушно кивнула. Князь позвал Ли Кана, Федора и Грегуара:

— Пусть детей оденут, а женщины уложат вещи… их должно быть как можно меньше! Надо взять провизию и спрятать золото с драгоценностями. Дверь охраняйте. Никого не впускать, кроме меня!

— Что происходит, Верный Князь? — спросил Ли Кан.

— Царь умирает. Графине, а главное, малышу, угрожает месть императрицы, — промолвил он в ответ, обливаясь слезами.

Федор поклонился и решительно заявил:

— Ты можешь рассчитывать на нас, князь.

— Мы будем защищать ее до последнего вздоха, — добавил Грегуар.

Ромодановский, пристально посмотрев в глаза каждому из троих, произнес:

— Да, я верю вам, храбрецы!

И он бросился бегом к императорскому дворцу, к спальне, где все еще боролся за жизнь Петр. Часы шли за часами, невыносимо тянулось тревожное ожидание, и вот царь открыл наконец глаза; увидев склонившегося над ним верного Ромодановского, он прошептал:

— Максимильена… Флорис…

— Я немедленно пошлю за ними, государь!

— Нет… нет… времени не осталось. Слушай, — с этими словами царь схватил князя за отворот камзола, притянув его к себе, чтобы никто не мог подслушать, — я хочу, чтобы Флорис царствовал после меня… сейчас я подпишу указ, прикажи принести бумагу…

Ромодановский сделал знак одному из слуг, и он принес бумагу, перо и чернильницу. Силы Петра таяли, но в глазах по-прежнему угадывалась мощная воля.

— Слушай же, слушай, у меня мало времени… сокровище для Флориса… зарыто в Дубино, в оранжерее… возле кадок с апельсинами… под статуей Дианы… лук нужно повернуть к югу, тогда постамент повернется, и откроется лестница…

Царь задыхался, и шепот его уже больше походил на хрип:

— Там сокровище… ты сам решишь, когда… в этом подземелье… потайной ход… к Петергофу…

Предсмертный пот выступил на бледном лбу Петра, черты лица заострились, вокруг глаз появились черные круги.

— Скажи Максимильене… пусть простит… цыганка знала… про меня и про сына… бумагу, скорее бумагу.

Князь знаком подозвал графа Толстого и графа Шереметева, дабы те поддержали царя и выслушали его последнюю волю. Петр уже сипел; смерти он не боялся — с ней он встречался лицом к лицу на полях сражений. Он вновь видел Полтаву, схватку с Карлом XII, видел Баку, отчетливее всего Баку… черный цветок… дуэль с султаном Удемиком… Флориса… Максимильену… первую свою встречу с ней… Все проносилось перед ним с бешеной скоростью: Максимильена в Версале… на улице Кенкампуа… затем убитый царевич… и императрица, которую он не успел покарать. Петр попытался заговорить, отдать распоряжения, но из горла его вырывался только хрип. Ромодановский сунул ему перо между пальцев; царь дышал с трудом, но все же вывел своим крупным детским почерком: «Отдать все Ф…»

Перо выпало у него из рук. Присутствующие переглянулись. Какое имя хотел написать царь? Ромодановский сотрясался от рыданий.

— Говорите же, государь, назовите имя того, кому отдаете трон.

Петр смотрел на князя, но уже ничего не видел. На губах его блуждала улыбка — ему вновь привиделся Флорис, на балюстраде, среди цветов. Он подмигнул сыну, и все пропало — темнота навалилась на него. Бояре опустились на колени: «Царь умер, не назначив преемника». Ромодановский в последний раз взглянул на своего императора, своего друга, и закрыл ему глаза. Говорить никто не решался, но в царских покоях уже раздались причитания. Внезапно в спальню вошла в сопровождении Меншикова Екатерина, предупрежденная одним из своих шпионов. На лице ее была написана притворная скорбь. На улицах пьяные солдаты, карманы которых были набиты золотыми монетами, вопили во все горло:

— Да здравствует наша царица, пусть правит нами, ее желаем!

Сановники содрогнулись. Ни в одном королевстве мира жена не наследовала мужу. Кто-то осмелился назвать имя царевны Елизаветы, дочери Екатерины и Петра, однако императрица только усмехнулась в ответ:

— Посчитайте, сколько полков стоит за меня. Если надо, они вас всех перережут.

Бояре смолчали, стыдясь собственной трусости. Лишь один посмел встать и напомнить о сыне Петра от француженки. По знаку Екатерины боярина схватили и обезглавили на месте. Остальные, устрашенные этой расправой, тут же избрали Екатерину на царство: императрица, разыграв, как по нотам, свой спектакль, одержала полную победу. Царица наследовала Петру под именем Екатерины I; первым министром при ней стал ее любовник Меншиков.

Максимильена, оставаясь в своих покоях, еще ничего не знала — она стояла в ожидании у окна, смертельно бледная, без слез, и смотрела невидящими глазами на падающий снег. Элиза с Мартиной одели детей и зашили себе в платье все золотые украшения, которые сумели найти. Федор Тартаковский увлек в угол Ли Кана и Грегуара:

— Одному из вас надо ехать к гетману Саратову, чтобы предупредить о том, какая опасность грозит нашему маленькому господину.

Грегуар спросил удивленно, но, как всегда, очень вежливо:

— Отчего вы не хотите сделать это сами, Федор? Вы знаете дорогу, а это неблизкий и опасный путь. Придется пересечь всю Россию, вы же переносите холода лучше нас.

— Не могу. Я поклялся, что никогда не покину крестника гетмана и буду защищать его, пока жив. Я должен остаться здесь. Пусть едет один из вас.

— Тогда поеду я, — заявил Ли Кап.

— А почему не я? — спросил уязвленный Грегуар. — Вы считаете, что я не справлюсь с этим, Ли Кан?

— Почтенная Осмотрительность, ты не сможешь пробраться к гетману. Тебя схватят, ты не скроешь свой акцент. А меня примут не за китайца, а за татарина или за монгола. Кроме того, я молод и ловок, — добавил Ли Кан с широкой улыбкой, — и я умею лгать.

Грегуар что-то недовольно проворчал — он никак не желал смириться с прозвищем Почтенная Осмотрительность.

— Не обижайся, Почтенная Осмотрительность, — продолжал невозмутимый Ли Кан, — мы все очень дорожим твоим опытом, поэтому ты понадобишься Улыбке Лета и Майскому Цветку.

Грегуар заметно воспрял духом.

— Конечно, я понадоблюсь госпоже графине.

Федор повернулся к Ли Кану:

— Поговорили — и будет! Решено — едешь ты, Ли Кан. Постарайся незаметно выбраться из дворца. Не знаю, как это сделать, но ты что-нибудь придумаешь.

— Это мое дело, — с улыбкой подтвердил Ли Кан, — не беспокойся, Острый Клинок, я выберусь, но что дальше?

Федор взглянул на Ли Кана оценивающе. Да, именно этот чертов китаец с раскосыми умными глазами… пожалуй, только ему под силу справиться с таким делом.

— Выйдешь из Петербурга через южные ворота и зайдешь в крайний кабак с правой стороны дороги. Называется он «Серебряная шпага». Там спросишь Марину-Хромушу, хозяйку заведения, и скажешь ей пароль — «Украина и Романов». Хромуша даст тебе лошадь и еды на первые несколько дней. Из Царского Села поскачешь к Великому Новгороду и Твери, Москву объезжай стороной. Затем направишься в Тулу, оттуда в Курск, а там уже будет Киев. Когда окажешься на Украине, можешь уже ничего не бояться. Спросишь, где лагерь гетмана Саратова. Тебе достаточно будет произнести «Украина и Романов» — он поймет, что малыш в опасности. Гетман сам решит, что делать. В каждом городе заезжай в крайний кабак с правой стороны — там тебя будет ждать свежая лошадь, только не забудь сказать хозяину пароль. Ты все запомнил, Ли Кан?