Владимир Бабкин - Новый февраль семнадцатого

• Название: Новый февраль семнадцатого
• Автор: Владимир Бабкин
• Жанр: Альтернативная история

Итак, впереди у нашего Главного Героя два безумных дня во время начала Февральской революции 1917 года. И сделать ему нужно лишь сущую безделицу — за эти два дня спасти Россию. Самому предложить обществу альтернативу, в которую оно охотно согласится поверить. Альтернативу, которая предложит новое будущее для всех, а не для какого-то класса или группы. Альтернативу, которая предотвратит Гражданскую войну, бегство из страны огромного количества ученых, инженеров, военных и других людей, нехватку которых Россия ощущала на протяжении десятилетий. Предотвратит разрушение промышленности, разорение народа и огненный вихрь битв по всей стане. Заложит фундамент новой России и нового общества.

---

— И наши требования просты — отречение нового царя и передача власти в пользу народа!

Кирпичников прокричав это, сплюнул и отошел от окна вглубь залы. В углу нижней тронной залы Павла I сидели бледные жена и сын нового Императора и Тимофей считал себя хозяином положения. Он покажет всем этим перебежчикам и предателям дела революции, как нужно делать дела.

Все эти мерзавцы, все эти политиканы опять продались тиранам, заговорили, заболтали революцию, вместо настоящего дела занимаясь митингами и заседаниями. Вместо того, чтобы расстреливать всех кровопийц, этих надменных аристократов, жирных купцов и ненавистных Кирпичникову офицеров, вся эта шайка-лейка делила портфели и заседала, без конца заседала. Все эти говоруны ни на что не способны. В этом Тимофей убедился окончательно.

Однако его попытка примкнуть к Петроградскому совету рабочих и солдатских депутатов так же не принесла ожидаемого удовлетворения, поскольку, как он убедился, «работа» Петросовета отличалась от «работы» депутатов Госдумы лишь большим количеством народу, значительно большим количеством шума и выступающих, и значительно меньшим количеством порядка. Но понаблюдав за происходящим Тимофей понял, что Петросовет вовсе не стремится придти к власти, стараясь сделать так, чтобы власть взял Временный Комитет Госдумы, с тем, чтобы продолжать лишь критиковать и расшатывать положение, но ни в коем случае не желая брать на себя ответственность за решительные действия.

Приняв участие в двух эксах и одном расстреле буржуев, Кирпичников вдруг получил выговор от руководства Петросовета, которые запретили экспроприировать и расстреливать лишь на основании классового чутья и веры в светлое будущее. С такими «товарищами» Кирпичникову было явно не по пути. Не так он себе представлял революцию, стреляя вчера в спину штабс-капитану Лашкевичу, не так!

Тимофей сплюнул на подножие трона.

Только активные действия, только напор, только террор могут заставить царизм отступить. Только нож у горла, а не спор, в котором иезуитские умы сатрапов царя имеют все преимущества. Только пролетарский булыжник может заставить заткнуться всех этих говорунов. Всех говорунов, под какие флаги бы они не рядились.

Нельзя ждать, пока самозваные вожди революции продадут завоевания народа приспешникам царя. Нужно действовать. Действовать самим и действовать со всей решительностью, невзирая на чьи-то мнения или на придуманную угнетателями мораль. Полное и поголовное уничтожение всех угнетателей — вот настоящая мораль революции!

Поэтому действовать, действовать и действовать!

То, что получилось у его товарищей в Царском Селе, которые добились отречения Николая Второго захватив Августейшую семью, Кирпичников собирался повторить здесь, в Гатчине, с семьей уже нового Императора. И пусть графиня Брасова лишь графиня, а отнюдь не Императрица, а сын Императора, никак не Цесаревич, но Тимофей был абсолютно уверен в успехе — разве они не жена и не сын новому царю? Получится у них, непременно получится. Вот только в отличие от товарищей в Царском Селе он никого живым отпускать не планировал. В идеале нужно выманить сюда Михаила и расстрелять его вместе с семьей. Прямо здесь у трона.

Михаила Второго он ненавидел, пожалуй, даже больше, чем всех предателей дела революции вместе взятых. Ведь, по мнению Кирпичникова, именно новый Император своими обещаниями подло обманул народ, который вдруг решил в массе своей прекратить борьбу за счастье трудового народа, за их собственное счастье! Опять проклятый царизм обманом будет пить кровь из трудящихся, опять эти ненавистные прожигатели жизни будут жить в роскоши, в то время когда народ голодает, опять новый Романов усядется на русский трон, и будет царствовать, царствовать, царствовать…

— Ненавижу, — прошептал Кирпичников, — всех вас ненавижу…

И он хотел получить известие об отречении Михаила сидя на троне кровопийцы-царя Павла Петровича, который и построил этот дворец на награбленные у простого народа деньги. Это будет символично — он простой солдат революции получает от униженных и раздавленных сатрапов известие о полной капитуляции царизма попирая царский трон! Именно для этого символического жеста он и настоял на том, чтобы перейти с заложниками из их жилых комнат в центральную часть дворца, в саму тронную залу. Первый солдат революции сидя на троне принимает отречение Императора и расстреливает у подножья трона всю семью последнего русского царя вместе с ним — именно такое великое действие положит началу строительства нового справедливого мира!

Но, к сожалению, не все его боевые товарищи настолько твердо прониклись идеями настоящей народной революции. Гнусные ростки сомнений и контрреволюции поселились в их сердцах еще в Петрограде и Тимофею строило больших трудов уговорить их вместо захвата вокзала Гатчины, куда они и были направлены, захватить Гатчинский дворец. Его товарищи не соглашались, мотивируя это тем, что нет никакого смысла погибать за морганатическую семью одного из Великих Князей, который не находится при власти и никаких решений не принимает. Однако после сообщения об успехе товарищей в Царском Селе и о том, что Михаил теперь новый царь, Кирпичников смог убедить товарищей провести акцию.

И вот, блестяще проведенный захват и ожидаемый триумф народной революции теперь под угрозой. Нет, Тимофей не верил в то, что сатрапы царизма отдадут приказ на штурм, но его беспокоил настрой своих подельников. Он видел, как колеблются его соратники. Они явно не были уверены в правильности своих действий и их душевное смятение явно росло. Его товарищи явно предпочли бы проводить экспроприации и расстрелы всякой сволочи где-нибудь в более безопасном и менее охраняемом месте.

— Ох, подвел ты нас под монастырь. Ох, подвел! — Пажетных уже привычно причитал и косился на Кирпичникова. — И как мы уйдем отсюда теперь?

Тот брезгливо окинул взглядом Пажетных и сплюнул.

— Мы отсюда выйдем героями. Он вынужден будет отречься, а вся эта публика, — Тимофей указал на оцепившие дворец войска, — не тронут нас после этого. Мы их своей волей и своей решимостью просто раздавим. Да и вообще — дворец огромен, комнат в нем — тыщи, да и парк вокруг, все оцепить у них не получится. Нет у них столько войск. Где-нибудь найдем щель. Или прикинемся раненными, тут же госпиталь великий князюшка устроил, кость народу, кровь на фронтах проливающему решил бросить, добреньким казаться! Ничего, прольем мы еще кровушку, ох прольем…

* * * ГАТЧИНА. 28 февраля (13 марта) 1917 года.

Я смотрел в бинокль на окна малой тронной залы и чувствовал, как дрожат мои руки, держащие оптику. Известие о захвате буквально подкосило меня. Ни в каких моих расчетах не учитывалась возможность захвата графини Брасовой и Георгия. Я был свято уверен в том, что они уже на пути в Швецию, тем более что в Гатчине оставался Джонсон, который по неизвестной мне причине не сообщил мне о том, что семья осталась во дворце.

И как мне их вызволять теперь? У меня нет спецназа и здесь не кино. Штурм исключается, а на требования террористов о моем отречении я согласиться никак не могу. Слишком многое было на кону, да и не был я уверен, что даже если я отрекусь, то их обязательно отпустят. Тем более что по утверждениям Кованько, многие из захватчиков либо пьяны, либо находятся под наркотическим действием марафета. А значит, ожидать от них можно чего угодно. Особенно если предположить, что там собралась идейная публика. Такие и на смерть пойдут. Сами пойдут и с собой прихватят.

Все ожидали моего решения, а у меня его не было. Пусть дворец оцеплен, пусть солдаты отделили то крыло Гатчинского дворца, в котором с начала войны располагался госпиталь для раненных, пусть прислуга удалена, пусть подходы и выходы из тронной залы надежно блокированы, но что это меняет? Что можно сделать в ситуации, когда в тронной зале полтора десятка террористов и у них два заложника под прицелом? А у меня нет не то что спецназа, но и даже завалящего снайпера!

Солдаты в оцеплении не обучены действиям в такой ситуации, а потому они сами представляли нешуточную угрозу, ведь от них можно было ожидать любой глупости или непрофессионализма. Да, сюда бы ребят Толика…

* * * ГАТЧИНА. 28 февраля (13 марта) 1917 года.

— Эй, господа-товарищи!

Все обернулись к двери, откуда донесся крик, усиленный рупором.

— Чего тебе? — крикнул Кирпичников в щель приоткрытой двери, прячась за косяком.

— Император гарантирует прощение и свободу всем, если вы выпустите заложников! Убирайтесь на все четыре стороны отсюда!

Тимофей заметил, как его подельники после этих слов зашептались и поспешил ответить.

— Что он может гарантировать? Он вообще в Орше! Потом скажет, что он ничего нам не обещал! Пусть прибудет сюда и лично нам прогарантирует!