Антонина Малютина - Повесть об отце

• Название: Повесть об отце
• Автор: Антонина Малютина
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1974

Малютина Антонина Ивановна — автор монографии «Сибирские рассказы В. Г. Короленко и их народно-поэтическая основа», статей о сибирских литераторах — А. Ольхоне, П. Драверте, И. Рождественском, Н. Устиновиче и др. Она постоянно сотрудничает в журналах «Сибирские огни», «Енисей» и «Ангара».

Статьи Антонины Ивановны о Вс. Иванове, Н. Телешове в Вяч. Шишкове печатались в научных изданиях.

Малютина — кандидат филологических наук, член СП СССР.

---

«Грустно было читать о кончине Владимира Дмитриевича — чудесный человек был».

…В 1922 году Иван Ерошин познакомил Малютина с московской преподавательницей литературы (ныне пенсионеркой), близко стоявшей к миру литературы и искусства, Зинаидой Савельевной Яголим. Вот что писала мне она об отце (29 июня 1968 года):

«Человек он был очень хороший, добрый. Быт, удобства не имели для него значения. Жил он духом, и жизнь его была всегда интересной, содержательной.

С первой минуты я почувствовала симпатию к этому простому русскому человеку с удивительно добрыми лучистыми глазами. Его сердце было широко раскрыто людям, и возле него как-то легко и спокойно дышалось.

Может быть, самой характерной чертой Ивана Петровича была неуемная любовь к русской литературе и русским писателям. Со многими из них он был лично знаком или по переписке и, приезжая в Москву, целыми днями без устали, забывая о своем возрасте, путешествовал от Всеволода Иванова к Телешову, от Телешова к Клавдии Михайловне Шишковой, от нее к семье Короленко и так далее. Непременно посещал Т. Л. Щепкину-Куперник, которую любовно называл «Щепочкой». Бывал у Гладкова, Фадеева. В простой сумке, с которой не расставался Иван Петрович, носил он свои «священные реликвии» — писательские письма и часто показывал их мне. Были среди них и письма ученых (Глазенапа, Морозова) и письма артистов (Качалова, Еланской).

Восторженно любя писателей здравствующих, Иван Петрович не забывал и ушедших навеки. Он знал, на каких кладбищах похоронены те или другие литераторы и, бывая в Москве, непременно навещал их могилы.

Человек крайне общительный, доброжелательный, он нередко во время своих «походов» приобретал новых знакомых, обменивался с ними адресами, а потом рассказывал, с какими хорошими людьми — учителями, библиотекарями — он познакомился и что они слушали с интересом его рассказы о писателях и зовут в гости. Неудивительно, что он был желанным гостем и у рядовых советских людей, и у старого русского поэта Дрожжина, и у Подъячева в Обольянове.

Близких своих друзей, среди которых была и я, Иван Петрович любил горячо и преданно. Письма его ко мне на протяжении четырех десятилетий полны беспокойства, нежной заботы, живого интереса к моей судьбе.

До конца дней сохранил он незлобивое, доброе сердце и страстную любовь к русской литературе, ко всему хорошему, что есть в жизни».

В этой характеристике выражено отношение к Малютину, типичное для многих представителей литературной Москвы, которая всегда радушно принимала его.

Еще в 1946 году отец, не бывавший в столице с довоенных лет, с удовлетворением отмечал, что «Москва теперь неузнаваема — что-то сказочное». Позднее это восторженное отношение к великому сердцу Родины все усиливалось. Поездка 1952 года навела на особенно глубокие и светлые раздумья:

«Я бродил по Ленинским горам около Московского университета и вспоминал свои далекие годы и мое «учение» в сыром и холодном подвале 70 лет тому назад. Любовался на теперешние школы, университеты, институты, театры, музеи, метро и на всю Москву с ее высотными зданиями и долго не мог понять, сон я вижу или действительность…

Несколько раз уходил я своими мечтами в далекое прошлое и видел там перед собой убогие школы и мое темное холодное подполье, мой «университет»… Жутко и тяжело вспоминать это…

И, возвращаясь мыслью к настоящему, я словно переносился в какое-то волшебное, сказочное царство… Трудно современному человеку представить такое время, когда не было ни кино, ни радио, ни самолетов, ни великолепных грандиозных построек. И думалось мне: какой же маг и чародей все это создал и сказки с коврами-самолетами превратил в действительность? Бродил я по Ленинским горам и думал… И тут же сам себе отвечал: этот волшебник, этот маг и чародей, этот богатырь — наш великий советский народ! Все, что я вижу перед собой, — дело его рук!»

«Советский Союз, — писал Малютин А. Фадееву, — удивительная страна, где особенное, внимание обращается на всякого мыслящего человека, рабочего, изобретателя, начинающего писателя и т. д. Никто не остается без внимания. Поэтому так радостно и заманчиво жить нашему народу, что с каждым годом умножается рост материальных и умственных богатств».

Уральские годы

Последние десять лет Малютин прожил в Челябинске, периодически выезжая в Москву, Ленинград, Ярославль, Дмитров, Майкоп и другие города. В 1956 году он гостил на Волге, у калининских друзей-литераторов Е. Е. Шарова, П. П. Дудочкина, М. Рыбакова, с которыми сфотографировался на память. Через два года в качестве путешественника-туриста обозревал красоты Кавказа.

Своими творческими замыслами и всеми планами он всегда делился со мною. Мы мечтали поселиться вместе где-нибудь на берегу реки.

«Но где? В какой части света? В каком городе? Где-нибудь бы на Волге. Или в Минусинске, в Абакане?!» —

спрашивалось в одном из писем.

«Часто я мечтою переношусь на улицы богоспасаемого града, в котором вы обитаете, — писал отец в Енисейск, — четко, ясно они мне представляются: и высокие тополя, и подгнившие доски тротуаров, и могучая река. И хотелось бы иногда хотя на минутку очутиться там в действительности и повидаться со всеми…»

Приглашали в Красноярск, Приангарье, Омск и другие места. В первую очередь родные: у него было пятеро детей, 24 внука и 9 правнуков — хоть к кому поезжай!

Звали в гости москвичи, ленинградцы, калининцы, ярославцы, суздальцы. Как-то он сообщал: «Клавдия Михайловна Шишкова зовет и все спрашивает, когда ждать…» Упорно приглашал в свой уютный домик на улице Льва Толстого старожил древнего Суздаля Иван Абрамович Назаров, с которым дружили сорок лет и в один год умерли.

До конца дней шла обширнейшая переписка, в разные уголки страны рассылались сотни писем, и не меньше приходило их. Только из одной Москвы Малютину на Урал писали: Телешов, Вирта, Гладков, Лидин, Вс. Иванов, Бонч-Бруевич, Балабанович, Лесс, Шишкова и многие другие. Как-то он хвалился дочери поэта Худякова Анне Кондратьевне:

«Пишут очень много писем со всех концов Советского Союза… Из «Литературного наследства», из газеты «Литература и жизнь», из Москвы, из Горьковской области, из Белоруссии, с Кавказа, Сахалина, с Ангары, Енисея и т. д. и т. д.».

Однажды он должен был отвечать на 60 писем.

Не умевший отдыхать, вечный труженик, отец рассматривал больницу как дом отдыха. Пришлось ему лечь на больничную койку в связи с застарелой болезнью ноги. Он и тут не унывал. Любовался природой. Стройные высокие сосны, окружая здание, звенели вершинами и, казалось, пели гимн нескончаемой, вечной красоте и жизни на земле. Среди больных отыскивались книголюбы, чтившие классику и современную литературу, и это бесконечно радовало отца. Музыковеду Н. М. Бачинской в Москву он сообщал, что после больницы надо было отвечать на сто писем, пришедших за это время.

Его ответы друзьям никогда не были ни назойливыми, ни скучными.

«Сколько свежести в вашем письме, сколько громадных чувств! — восхищался Н. Вирта. — Не напиши вы, что вам столько лет, — сроду бы не подумал, что вы в столь почтенном возрасте».

Когда одна ярославская знакомая прислала ему коротенькое письмецо с оговоркой, что не хочет тревожить больного, он ей возразил:

«Наоборот, я только и хочу движения, жизни, горения чувств и мыслей… Я ничуть не ощущаю своих годов, а словно начинаю жить сначала — так все интересно в жизни. И тоска только о том, что не смогу разжечь в сердцах некоторых людей этого энтузиазма, этой жажды жизни!»

Десять лет Малютину писал из Красноярска певец сибирской природы Николай Устинович, он рассказывал о своих путешествиях по краю, о творческих замыслах и новых книгах, о литературных новостях, например, всесибирской конференции писателей в связи с 25-летием журнала «Сибирские огни» (1947 г.), присылал свои произведения «Лесная жизнь», «Зеленый клад», «Дорогие гости», «Сокровище Приангарья».

22 года продолжалась переписка с Сергеем Сартаковым, дружба с которым началась еще в Енисейске и Красноярске. Малютин искренне сожалел, что избрание на руководящую работу в Союз писателей РСФСР оторвало Сергея Венедиктовича от родной Сибири, и утешался тем, что сибирская тема продолжает звучать в его творчестве. Сартаков писал Малютину:

«… Как Вас не любить, славный Вы…», «С восхищением читаю Ваши письма, в которых Вы весь как на ладони: веселый, живой, подвижный. Жаль, что нам вместе в Москве никак побывать не приходится, мне кажется, что не я Вас, а Вы меня по Москве бы водили, такой Вы неутомимый».

Сергей Венедиктович знакомил со своей литературной и общественной работой, поздравлял с праздниками и юбилеями, дарил свои книги и интересовался мнением читателей о них, а читателям они неизменно нравились невыдуманными описаниями морозной и летней тайги, выхваченными из действительности образами героев. Так, в августе 1946 года Сартаков подарил «на память о Сибири и сибиряках» свою книгу «Домой». 2 ноября 1952 года он сообщал, что Севастополь и Кишинев начали свой театральный сезон инсценировкой романа «Хребты Саянские», что оба тома этого романа выходят одной книгой страниц в девятьсот.