Девид Джонсон - Дерево Джошуа. Группа ликвидации

• Название: Дерево Джошуа. Группа ликвидации
• Автор: Девид Джонсон
• Издательство: Эрика-М
• Жанр: Боевик
• Год: 1995
• ISBN: 5-7569-0006-3

Эта книга из серии «БЕСТСЕЛЛЕРЫ ГОЛЛИВУДА», в которую вошли получившие мировую известность лучшие произведения в жанрах детектива, фантастики, мистики, приключений, авантюрного и любовного романа, одновременно ставшие литературной основой либо созданные на основе самых популярных кино- и видеофильмов.

Традиционный сюжет о невинно осужденном человеке, вынужденом в одиночку противостоять облеченным властью преступникам, обречен на успех, если в роли жертвы выступает герой без страха и упрека, способный преодолеть любые трудности. Именно такой образ создает писатель Девид Джонсон в романе "Дерево Джошуа", и именно таким он предстает в исполнении Долфа Лундгрена в одноименном фильме. (Фильм "Дерево Джошуа" вышел на экраны в 1993 году. Режиссер-постановщик — Вик Армстронг. В главных ролях: Долф Лундгрен, Джордж Сигал, Кристиан Элфонсо.)

Дональд Гамильтон известен прежде всего благодаря своим остросюжетным "шпионским" романам. Герой романа "Группа ликвидации" Мэттью Хелм прибывает в Швецию, вооружившись почти полудюжиной фотоаппаратов, под видом ковбоя-журналиста, не ведающего ни о чем, кроме как о прелестях женщин и охоты. Однако в его багаже находятся еще и два ружья, револьвер 38 калибра и нож из золингенской стали. И интересуют его не столько северные олени, сколько таинственный вражеский резидент, известный под именем Каселиус…

---

— Я Мэттью Хелм. Миссис Тейлор остановилась в этом номере?

— Я Лу Тейлор, — ответила она уже знакомым мне глубоким, чуть хрипловатым голосом и протянула руку. — Рада с вами познакомиться, мистер Хелм.

Я всегда немного смущаюсь, когда женщина по-мужски дает мне пятерню, и, наверное, это смущение было написано на моем лице, потому что девушка хрипло рассмеялась и сказала:

— Вы привыкнете к этому, пробыв здесь неделю. Эти чертовы шведы обожают рукопожатия — и мужчины, и женщины. Ну, что вы стоите, проходите. Как прошло ваше морское путешествие?

— Замечательно. Местами был густой туман.

— Можете считать, что вам повезло, — сказала она. — На Атлантике в это время года часто штормит и льет дождь.

Она закрыла за мной дверь. Я последовал за ней в гостиную. Ее номер был расположен не совсем так, как мой, но все равно между ними было явное сходство. На подлокотнике единственного большого кресла у окна сидел мужчина. Он встал и шагнул мне навстречу.

Это был высокий, широкоплечий мужчина, немного моложе меня, с приятным мальчишеским лицом и густыми вьющимися каштановыми волосами — коротко стрижеными и прилизанными к черепу так, словно он их стеснялся. На нем были фланелевый пиджак и брюки — в таких ходят выпускники престижных американских университетов, — белая рубашка с пристегнутыми уголками воротничка и галстук. Галстук он повязывал сам себе. Отец сказал мне как-то, что в его время мужчина, который повязывает себе галстук сам, в большей степени заслуживал называться джентльменом, чем тот, который предпочитал галстуки на резинке. Но что отличает джентльмена в наше время, мой старик не удосужился мне разъяснить. Для него это отличие и так было очевидным.

Мужчина, оказавшийся передо мной — неважно, джентльмен или нет: — был из тех ребят, которые заставляют вас инстинктивно задуматься, сумеете ли вы совладеть с ними голыми руками или придется вытаскивать кастет. Не хочу сказать, что он сразу же мне не понравился. Просто от него исходила та агрессивная энергия силы, от которой другим мужчинам и приходят на ум такие мысли. Самое занятное, что где-то мы уже встречались. Хотя я не смог сразу вспомнить где, я понял это по тому взгляду удивленного узнавания, которое на мгновение вспыхнуло в его желтоватых глазах.

— Мистер Хелм, — сказала девушка с мундштуком. — Познакомьтесь с мистером Веллингтоном. Джим, это Мэтт Хелм.

Мы пожали друг другу руки. Его рукопожатие на удивление оказалось почти вялым — таким бывает рукопожатие человека, знающего силу своих ладоней и потому не щеголяющего ею. Один ноль в его пользу: такая сдержанность выгодно дополняла его мужественную внешность.

— Лу сказала, что вы фотограф.

— Верно.

— Когда-те я и сам фотографировал — очень увлекался! В нашем фотоклубе в Балтиморе я завоевал кучу призов. Но, конечно, все это не идет ни в какое сравнение с работой профессионала вроде вас… Ну, а теперь я вас оставлю, поговорите о делах. Пока, Лу!

Он отпустил мою руку и направился к двери — вот тут-то я его и вспомнил. Это было во время войны, ночью. Ко мне на летное поле привели могучего паренька и сказали, что раз я отправляюсь на задание в одиночку и в самолете полно свободного места, то, если я не возражаю, они бы хотели сэкономить время и горючее и не гонять самолет туда-обратно лишний раз. Он не был одним из наших — из Управления стратегических операций или из других подразделений — и мне вовсе не улыбалось, чтобы какой-то чужак знал район моей выброски, но что я мог сделать?

Никто не удосужился нас представить друг другу. Впрочем, там мы все были безымянные — мы были только грузом, который надо доставить на место. Мы обменялись с пареньком рукопожатием, тем дело и кончилось. Тогда этот юный амбал чуть не сломал мне пальцы (ясное дело: с тех пор он выучился хорошим манерам). Потом объявили, что самолет готов к вылету, и он направился к взлетной полосе с агрессивной готовностью футболиста-громилы, который может снести любые тумаки и удержаться на ногах…

То, что произошло потом в ту ночь, я помню очень хорошо. За время полета над Ла-Маншем мы не проронили ни слова. У нас были разные задания, и мы чувствовали себя как два пассажира такси, которым предстоит проехать вместе несколько кварталов, а я, как обычно, все думал, раскроется ли мой парашют и суждено ли мне, приземлившись, попасть прямо к чертям на сковородку и изжариться заживо. Он был занят своими мыслями — вероятно, того же рода. Он даже не пожелал мне удачи, когда мне пришла пора прыгать, но я не обиделся. В нашей организации не было этих сентиментальных традиций и примет, и более того, у нас, как и у охотников, считалось даже невежливым желать удачи при расставании.

— Ну, пока, приятель, — сказал он мне тогда.

Я всегда терпеть не мог людей, которые называют меня «приятель», и я просто кивнул ему в ответ и выпрыгнул во тьму. Черт с ним. Если тебе хочется закорешиться с первым встречным — иди в пехоту. Парашют раскрылся, и я приземлился в открытом поле. До сего момента я больше не видел этого парня.

У двери он на мгновение обернулся, вздел руку на прощание и как ни в чем не бывало посмотрел на меня. Я понял, что он просто перепроверяет свои впечатления, пытаясь рассмотреть меня с иного ракурса, чтобы подтвердить свою догадку. Ведь сколько времени прошло! Родившийся в ту ночь жеребенок теперь превратился в старую клячу. Что касается меня, то все это случилось одну жену и три ребенка тому назад. Но у него был наметанный глаз, и он меня узнал, конечно же, но вышел ни слова не говоря, что само по себе было весьма красноречиво. Он узнал меня, но не проговорился. Это могло значить очень много. В конце концов, я ведь тоже без особого восторга вспоминал «старые добрые времена».

— Кто это? — спросил я, когда он вышел.

— Джим? — Лу Тейлор пожала плечами. — Просто друг. Он очень милый человек. Он работает представителем американской фирмы по производству пластмасс, если вам так важно знать… Шотландское или джин? Я бы порекомендовала шотландское. Здешний джин в рот невозможно взять.

— Значит, шотландское, — сказал я.

— Я бы хотела сразу договориться, Хелм, — сказала она, обернувшись ко мне и держа стакан в руке. — Когда мы разговаривали по телефону, вы высказались в том духе,

что хотите отправиться в Кируну один. Знаете, не стройте иллюзий! Это же моя статья, и я хочу быть рядом, когда вы будете делать снимки. Я мало что смыслю в фотографии, но знаю, что мне нужно. Я поеду и, по крайней мере, смогу убедиться, что вы снимаете то, что необходимо снять — вне зависимости от того, будут эти кадры потом использованы или нет.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Все произошло так легко и естественно, что я даже удивился. Я-то думал: мне придется потрудиться! Я-то считал, что она постарается покочевряжиться. Это была простейшая и очевидная проверка.

— Прощупай ее, — сказал мне Мак. — Если она захочет отпустить тебя в арктический район и позволит сделать эти снимки рудников самому, тогда, значит, ее статейка вполне безобидная штучка, как оно и кажется, и ты просто теряешь время. В таком случае тебе придется покопаться в другом месте, чтобы за что-нибудь зацепиться. Но если она захочет сопровождать тебя в поездке, тогда, считай, ты попал в яблочко. — Он помолчал. — Эрик…

— Да, сэр?

— Строго говоря, половая принадлежность твоего субъекта еще нуждается в уточнении. Я говорю о нем как о мужчине просто потому, что в статье Тейлора он обрисован как мужчина. Но информацию Тейлора нельзя воспринимать некритически. Мы же не знаем, откуда у него эта информация и насколько она достоверна. Может, у него были свои резоны направить нас по ложному следу. Что же до его жены, о ней вообще, похоже, мало что известно. Судя по всему, эту американочку он встретил в Риме несколько лет назад, и для всех стало полнейшей неожиданностью то, что они поженились, ибо он никогда, как считалось, не имел склонности к семейной жизни. — Мак криво усмехнулся. — Как бы там ни было, даже если подозреваемый объект — женщина, это вовсе не означает, что миссис Тейлор можно преспокойно сбросить со счетов. Не забывай об этом.

Я об этом и не забывал, когда разглядывал миссис Тейлор в ее гостиничном номере. Это было не трудно. В тот момент она не вызывала у меня никакой симпатии. Я никогда не испытывал влечения к женщинам в штанах. Когда я поделился этим негативным опытом со своим приятелем-психиатром, он сказал, что это подсознательный механизм защиты против моих скрытых гомосексуальных склонностей. После этого заключения я некоторое время пребывал в подавленном состоянии, пока не понял, что он вообще интерпретировал все человеческие поступки с точки зрения скрытых гомосексуальных склонностей. Он даже писал книгу, посвященную этой своей теории, но, кажется, до сих пор ее не закончил. Кто-то его обласкал. Конкуренция в области психиатрических теорий в наши дни чрезвычайно сурова.