Алекс Брандт - Багровый молот

• Название: Багровый молот
• Автор: Алекс Брандт
• Издательство: Издательство «Э»
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-83220-0

Германия, 1626 год. Княжество-епископство Бамберг, одно из самых богатых и благополучных в германских землях, охвачено манией охоты на ведьм. Для розыска и ареста «слуг дьявола» создана специальная следственная комиссия во главе с викарным епископом Фридрихом Фёрнером. При помощи пыток, ложных свидетельств и выдуманных улик следователи вымогают признания и десятками отправляют людей на костер. Этому безумию пытается противостоять канцлер Георг Хаан, один из наиболее высокопоставленных и влиятельных сановников княжества. Но вскоре он узнает, что кто-то из его приближенных тайно доносит о каждом его шаге охотникам на ведьм. Канцлер пытается выяснить, кто из его людей предал его, понимая, что и он сам, и вся его семья находятся теперь в смертельной опасности…

---

— Позвольте напомнить вам, господин Нойдекер, что вы также состоите членом Комиссии, — отчетливо произнес Шлейм, хмуря изящные брови.

— Я не подписывал решения по делу Кох и возражал против него.

— Комиссия выносит свой вердикт большинством голосов, и вы обязаны ему подчиниться.

— Мы не призываем к пересмотру дела, сенатор, — вмешался в разговор Георг Флок. — Речь о том, что подобные вещи не должны повторяться в будущем. Статья пятьдесят вторая Каролинского кодекса[48] гласит: если колдовство использовалось против других лиц, то необходимо установить, против кого именно и какой именно вред был нанесен. Только что мы услышали, как ведьма призналась в убийстве человека, о существовании которого — равно как и о факте смерти которого — мы ровным счетом ничего не знаем. Все это заставляет думать, что многие признания ведьм вымышлены. Я уже не говорю о том, что и обвинения, которые против них выдвигают, выглядят подчас надуманными и бессмысленными. Мне известно, что одну из женщин в Кронахе обвинили в колдовстве и подвергли пытке только потому, что в ее доме была найдена колода гадальных карт.

— Господину советнику известно, что среди карт колоды Таро имеются карты с названиями «маг», «дьявол» и «смерть»? — раздался низкий, рокочущий бас Дитриха Фаульхаммера. — Именно такая колода была найдена у обвиняемой.

— Это всего лишь колода карт.

— А пуля — всего лишь кусочек железа.

Но Георг Флок продолжал гнуть свое:

— Абсурдность и откровенная глупость обвинений очень дурно влияют на простолюдинов, туманят их разум. В Цайле сожгли как ведьму женщину за то, что она погладила кота, сидевшего в открытом окне, в то самое время когда у хозяина дома прокисло пивное сусло. В Форхайме толпа обвинила в колдовстве жену портного, Барбару Штайн. Ее завязали в простыню и бросили в реку, чтобы вода помогла определить, ведьма она или нет. Штайн не тонула, несмотря на то, что ее толкали вниз багром. Через несколько минут она умерла оттого, что наглоталась воды и грязи. Наказания никто не понес.

— Полагаю, примеров достаточно, господин Флок, — устало произнес сенатор. — У вас всё?

— Я бы хотел сказать еще пару слов о так называемых «ведьминых метках», которые упомянул господин Фаульхаммер. Обычной практикой при допросе является обривание тела подозреваемого и поиск этих меток — нечувствительных к боли участков на теле, при прокалывании которых не выступает кровь. Недавно я разговаривал с одним знакомым цирюльником. У многих людей на теле имеются жировики, мозоли, заросшие шрамы. В таких местах кожа, как правило, уплотняется. Неужели наличие шрама или рубца можно рассматривать как свидетельство заключения договора с нечистым? Я уже не говорю о распространенных случаях — надеюсь, что такого никогда не произойдет здесь, в Бамберге, — когда при дознании используется не обычное шило или игла, а шило с полой ручкой. При надавливании острие просто уходит внутрь ручки. Приложи такое поддельное шило к телу любого человека, и — пожалуйста: ни капли крови. Значит, колдун!

Вольфганг Шлейм скривился, как от горькой микстуры:

— Все, что происходит за пределами Бамберга, пусть будет предметом забот тамошних правоведов и судей. Мудрость древних учит: a tuo lare incipe — начинай со своего дома.

Дополнив слова примирительным жестом руки, Шлейм откинулся на спинку кресла. Все идет хорошо: спор о второстепенных деталях, обсуждение цитат, мелкие, малозначительные имена. Нужно выцедить из этого разговора время и смысл, оставив только словесную пыль. А в конце — участливо развести руками: «Ваши доводы оказались неубедительными, господа».

Он еще раз обвел взглядом всех, кто сидел за столом. Боже правый, до чего уродливы эти люди… Странное дело — никто из них не принадлежит к бедноте, они образованны и имеют достаток, их лица не загрубели от скверной пищи, холодов и кожных болезней. Но почему он испытывает такое отвращение, когда смотрит на них? Косматая, неряшливая голова бургомистра, с которой при каждом движении сыплется белая перхоть. Расползшееся, жабье лицо Дитриха Фаульхаммера: толстогубый рот, вялые ноздри, глаза как червоточина в яблоке…

Провалитесь вы к черту. Все.

Спор между тем разгорался.

— Ссылки на «Молот ведьм» не должны противоречить здравому смыслу, — восклицал Альфред Юниус. — Ни одна из книг, за исключением разве что Святого Писания, не может считаться абсолютной истиной. Мы не должны игнорировать…

— Да будет вам известно, господин Юниус, — губы Дитриха Фаульхаммера снова пришли в движение, — что авторитет и особые полномочия докторов Шпренгера и Крамера были подтверждены буллой «Summis desiderantes affectibus»[49] папы Иннокентия VIII. А текст «Молота ведьм», о котором вы только что выразились весьма непочтительно, был одобрен факультетом богословия Кёльнского университета.

— Неправда, — с горячностью возразил Юниус. — Лишь четверо профессоров в Кёльне одобрили эту книгу. При этом впоследствии Крамер был уличен в обмане: в Тироле он подговорил уличную девку, чтобы та залезла в камин и вещала оттуда будто бы голосом дьявола. На основании слов этой девки Крамер выдвигал обвинения против ни в чем не повинных людей. Что же касается другого автора, Якоба Шпренгера, то репутация его была настолько дурной, что его коллеги по Кёльнскому университету отказались служить по нему заупокойную мессу.

— Никто из нас не может считать себя совершенным, — философски заметил Шлейм. — Взять хотя бы вас, господин Юниус. Многие отмечают вашу одаренность и широту ума. Но ведь и вы небезгрешны. Помнится, после вашего возвращения из Болоньи вы — вместе со своим приятелем Хансом Энгером — были задержаны ночной стражей у дверей публичного дома госпожи Граубах.

— Это было ошибкой с моей стороны, и я…

— В другой раз вы были приговорены к штрафу за участие в пьяной драке возле трактира «Генрих Святой», в которой нанесли удар шпагой одному из своих противников.

— Он оскорбительно высказался о смерти моего отца. Неужели вы думаете…

— Оставим это, — коротким жестом прервал его Шлейм. — Господа, мы потратили много времени, и, кажется, настало время подвести черту. Вы выступаете за то, чтобы изменить порядок рассмотрения дел о колдовстве. Однако ваши требования не могут быть удовлетворены. Чего вы хотите? Отменить конфискации, оставив тем самым неправедно добытые колдунами средства в распоряжении их наследников и возможных сообщников? Это глупость — ведь тем самым мы вырываем лишь верхушку сорняка, оставляя в земле корень, который со временем пустит новые всходы. Далее. Вы упомянули ряд дел, в которых, по вашему мнению, вина обвиняемых не доказана. Это неверное утверждение. Но даже если бы вы были правы, что это меняет? Отдельные ошибки, частные случаи. Древние говорили: abusus non tollit usum, злоупотребление не отменяет употребления. Сгнившая колонна не обрушит кровли, которая опирается на сотню колонн. Если бы мы хотели исключить вероятность появления судебных ошибок, нам пришлось бы отменить вообще любые суды.

— Вы ученый человек, господин Шлейм, — снова затряс седой головой Нойдекер, — и я восхищаюсь вашей образованностью. Но у меня не укладывается в голове: невинных людей раздевают, тычут их тело иглой, заставляют признаваться в том, чего они никогда не совершали и о чем не имеют понятия. Их избивают, сжигают им волосы, тисками дробят суставы. Их унижают, с ними обращаются как с животными. И вы считаете, что это оправданно?!

Шлейм вздохнул:

— Вы поставили передо мной сложную задачу, господин бургомистр. Еще Гораций говорил, что очевидные вещи доказывать сложнее всего… Вы говорите о том, что признания ведьм должны подкрепляться также иными доказательствами, помимо их собственных признаний. Подобная наивность выдает в вас человека, чуждого юриспруденции. Еще римское право разделяло преступления на две категории: delicta facti permanentis, сиречь преступления, оставляющие после себя следы, и delicta facti transeuntis, сиречь преступления, следов не оставляющие. Думаю, мне не следует долго убеждать вас в том, что преступления ведьм по большей части таковы, что не оставляют после себя следов, и улики найти крайне тяжело. И все же в тех случаях, когда это вытекает из характера совершенного преступления, Высокая Комиссия всегда собирает необходимые дополнительные улики. Такие, как, например, показания потерпевших или уже упомянутая колода Таро. Отмечу, что именно такой порядок ведения суда над ведьмой описывал в своих работах многоуважаемый Жан Боден[50].

— Современники называли Бодена идиотом и пьяницей, — обреченно пробормотал Нойдекер. — Кроме того, он был садист, который пытал даже калек и детей.

— Вам, господа, — не обращая внимания на эти слова, продолжал Шлейм, — должно быть известно, каким образом организовано рассмотрение дел о порче и колдовстве в пределах епархии Бамберга. Дела рассматриваются Высокой Комиссией, состоящей из многих достойных людей, и решение выносится большинством голосов. Подобная организация рассмотрения дел не допускает лживых обвинений. Не допускает обмана. Не допускает, чтобы обвинение в колдовстве выдвигалось с корыстными целями. Не допускает, чтобы отряды так называемых «охотников за ведьмами» разъезжали по нашим землям и сжигали тех, кого заблагорассудится, в обмен на золото и имущество жертв. Мы устранили те недостатки процессов по делам о колдовстве, которые иногда встречаются в иных землях Империи. Мы не вправе разрушать это — пусть несовершенное, но крепкое и надежное — здание, защищающее нас от ужасов тьмы.