Галина Васюкова - Золотые росы

• Название: Золотые росы
• Автор: Галина Васюкова
• Жанр: Прочая детская литература

---

- Вы... как русалки... - говорит Аля, глядя на нас и пытаясь улыбнуться побелевшими губами.

Я растерянно оглядываю свое белое платье, которое, как и Зинкино лицо, стало все в зеленую крапинку. Ленька смотрит на меня, на Зинку, которая отряхивает с себя водоросли, и хохочет. Я невольно начинаю шмыгать носом.

- Ну ничего, ничего, успокойся, - говорит взволнованная мама, поглаживая меня по мокрой голове, - теперь уж все в порядке...

Я покрепче сжимаю губы, чтобы не разреветься, и, не поднимая глаз, иду вперед. Все пропало! С Зинкой мне уж теперь не помириться. Только добрая и мягкая Аля может дружить с такой дурой, как я...

ПОДРУГИ

Во дворе навстречу нам с громким радостным лаем выскочил Волк, но тут же, поджав хвост, шарахнулся в сторону: видно, ему еще не приходилось видеть таких зеленых чудовищ.

Я молча сунула вытаращившейся на меня Таньке мокрый узелок, который папа выудил палкой.

- Что... это? - удивленно спросила она.

- Подарок от русалки, - пояснил Ленька.

Мне стоило немалого труда сдержаться и не отодрать его за уши. В гостях это, должно быть, не очень красиво, да, кроме того, нужно было спешить в баню. Мы с Зинкой, нарушив весь распорядок, мылись первыми. Тетя Маша, ахая и удивляясь, как это мы не утонули совсем, выполоскала в корыте наши платья и повесила их сушить. Кое-как закутавшись в тети-Машины кофточки, мы залезли на печь.

Когда все перемылись в бане, тетя Маша пригласила к столу. Зинка разгладила руками свое ситцевое платье, которое уже почти высохло, и, одевшись, полезла с печки. Мое платье было еще мокрое, а после всех пережитых волнений есть хотелось нестерпимо.

- На тебе платок, слезай, - сказала мне тетя Маша.

- Ну, хозяюшка, дай-ка нам чего-нибудь горяченького, чтобы мы не простудились после бани... - сказал с улыбкой Алексей Иванович.

Тетя Маша поставила на стол бутылку и стаканы, нарезала хлеба и огурцов. Потом налила в две большие миски горячего борща.

- Ешьте, - придвигая одну миску ребятам, сказала она.

Мы усердно заработали ложками. Борщ был вкусный, и я, радуясь в душе своему проворству, с сожалением посматривала на Алю, которая плохо справлялась с большой деревянной ложкой. Когда ложки начали задевать дно, я придвинула к себе миску и выскребла все до самого донышка.

Сполоснув миску, тетя Маша налила в нее лапши с курятиной. Потом появилась тушеная картошка, а за нею блины со сметаной.

- Ешьте, ешьте, еще подложу, - приговаривает тетя Маша.

Ребята стараются вовсю. Даже Лиля с усердием возит блином по миске, и все смеются, глядя на ее измазанные в сметану щеки и нос. Аля тоже ест, клюет понемножку, как цыпленок, всего успела попробовать. А я гляжу на стол осоловелыми глазами и чувствую, что не могу проглотить ни кусочка.

Зинка, не обращая на меня ровно никакого внимания, пересмеивается с ребятами. Павлик, раскрасневшийся после бани, в чистой рубашке поглядывает на всех счастливыми глазами. И только я чувствую себя забытой и несчастной.

Когда тетя Маша ставит на стол миску со сладкими варениками, я не выдерживаю. Уткнувшись лицом в стол, я всхлипываю.

- Оленька, да что это ты?! - удивленно спрашивает тетя Маша.

- Я... я... борщом объелась.

Дружный смех покрывает мои слова.

- Ну и вылезай из-за стола, раз объелась! - сердито говорит мама. Расхныкалась, как маленькая.

Путаясь в платке, я лезу на печь.

- Да ты посиди, передохни маленько, а потом еще вареников поешь, ласково говорит тетя Маша.

- И в самом деле, Маша, что это ты гостей не предупреждаешь, сколько у тебя там блюд наготовлено, - раскатисто хохочет отец.

Несколько минут за столом все шутят и смеются, потом обо мне забывают, и кто-то затягивает песню. Тетя Маша тихонько поглаживает рукой забравшуюся к ней на колени Таньку, и лицо у нее задумчивое и счастливое. А со стены на всю компанию смотрит усатый портрет, который переселился сюда из тети-Машиного дома. Вид у него сейчас почему-то не такой грозный, как раньше, и мне кажется, что он улыбается из-под усов. Всем весело, даже портрету, и только я одна сижу и тихонько плачу. Слезы катятся по щекам не переставая, как будто я весь борщ, который съела, решила перевести на слезы. Теплая печка пахнет мокрой глиной, старым тулупом и еще чем-то, горьким, как полынь. Уткнувшись носом в старую овчину, я стараюсь не смотреть на вареники, которых мне все равно не суждено попробовать. Но я, конечно, не из-за них реву. Пусть мама не думает, я не маленькая. У меня на душе совсем другая обида, только я о ней никому никогда не скажу...

Пригревшись на печке, я незаметно засыпаю. Просыпаюсь уже в сумерки. Стол прибран, гости разошлись, только у окошка мой отец с Алексеем Ивановичем беседуют о колхозных делах. А в углу, под лавкой, сидит Танька и перебирает высохшие куклины наряды.

- Уро-одилася я девицей счастливой, - слышится ее тоненький голосок. Дальше этого она не поет: то ли слова забыла, то ли петь ей эту песню совсем неохота. Вдруг я слышу, что сзади, за моей спиной, кто-то шевелится. Я оборачиваюсь и вижу две темные фигуры в углу. Я сразу узнаю Алю и рядом с ней... Зинку!

- Оля, - наклоняясь ко мне, шепчет Аля, - ты как, уже можешь есть? Проголодалась?

- Тетя Маша тебе вареников оставила, на припечке стоят, - басит Зинка, и от этого ее грубоватого голоса мое сердце радостно замирает.

- А где все, ушли? - как можно спокойнее спрашиваю я.

- Твоя мама с Лилечкой домой ушла, а Леня с Павликом во дворе, говорит Аля.

С подойником в руке входит со двора тетя Маша.

- Что это вы огня не зажигаете? - говорит она.

Танька, выскочив из-под лавки, бросается зажигать лампу.

- Ну, а вы что летом на печь забрались? - подходит она к нам.

- Мы... греемся, - бросив на меня быстрый взгляд, говорит Зинка, и мне вдруг становится так хорошо и радостно, что я готова всех расцеловать.

Зинка, Зинка! Ведь это она, оказывается, ради меня сидела здесь на печке и ждала, когда я проснусь! И вареников мне принесла. Самая лучшая моя подруга! И Аля тоже...

Потом мы все вместе сидим за чистым, застланным белой скатертью столом и едим вареники со сметаной.

- Ты, Ольга, осторожней, а то домой еще не дойдешь, - подшучивает надо мной отец.

Все смеются, и мне тоже весело. Домой мы возвращаемся поздно. Узенький серп месяца выглядывает из-за леса, и по лугу расползается белый туман. Кажется, будто мы идем меж облаков. В пруду, в котором я сегодня так некстати искупалась, надрывно квакают лягушки. Кладка едва различима в темноте.

- Ну, русалка, давай перенесу, а то лягушки съедят, - говорит отец.

- Сама, - отмахиваюсь я и храбро шагаю по жердям.

Мы все благополучно перебираемся на ту сторону, даже Аля переходит сама. Отец с Ленькой уходят вперед, а мы немного отстаем.

- Ты знаешь, я теперь за вашей Бурушкой на ферме ухаживаю, - говорит вдруг Зинка. - Мы с тетей Машей ее на выставку готовим...

- А мы с Алей в саду, - говорю я, - помогаем деду Трофиму яблоки собирать.

- Я знаю, мне Федя рассказывал, - неожиданно говорит Зинка.

"Ага, значит, с Федей они помирились", - обрадованно замечаю я.

Мы останавливаемся возле Зинкиного дома, и она, уже взявшись за калитку, говорит:

- Приходите завтра на ферму, я Бурушку покажу. Аля ее еще не видела...

Глухо хлопает за нею калитка.

Мы идем дальше. Деревня уже спит, и только в наших окошках горит свет.

Выслушав от тети Люси положенную порцию упреков и поучений (досталось даже отцу), мы укладываемся спать. Аля ложится со мной, и я после минутного молчания спрашиваю:

- Аля, нравится тебе у нас?

- Сначала не нравилось, а теперь нравится... очень, - шепчет она.

- Знаешь что, - повернувшись, говорю я ей в самое ухо, - оставайся у нас насовсем! Тетя Люся пусть уезжает, а ты оставайся, а? Завтра скажем моему папе - и все...

Аля молчит, потом, вздохнув, говорит:

- Нет, тетю Люсю жаль... Она добрая, только так... странная немного... И у нее никого нет, кроме меня и... Матроса. Совсем никого...

Лунный свет бродит по комнате, скользя по обоям, которые когда-то были розовыми, а может быть, сиреневыми или голубыми...

Сейчас меня это мало занимает. Мой мир разросся, и ему тесно в этих облупившихся перегородках.

ДОЖИНКИ

Началась жатва, и теперь ни у кого не было свободной минуты. Мама с Верой Петровной возились в яслях с ребятами, которых там собралось порядочно. Зинка, Аля и я помогали бабушке, которой теперь приходилось управляться и дома, и в яслях. Она почти одна готовила на всех ребят, а мы приносили ей с фермы молоко, чистили картошку и мыли посуду. Но меня больше тянуло на поле, где стрекотала жнейка и посвистывали серпы. Когда ребята немного привыкли и с ними стало легче, мама отпустила нас в поле. Мы с Зинкой убежали, и возле бабушки осталась одна Аля, которую тетя Люся в поле не пустила. В поле работали все, кто только мог держать в руках серп. Вышла жать и наша соседка тетка Поля, и даже Петькина мать, которая жила теперь у деда Савелия и бабки Марты.