Стенли Эллин - Случай для психиатра. Легкая добыча. Одержимость кровью

• Название: Случай для психиатра. Легкая добыча. Одержимость кровью
• Автор: Стенли Эллин
• Издательство: Терра
• Жанр: Классический детектив
• Год: 1996
• ISBN: 5-300-00419-7

Глубина психологических наблюдений, напряженность и сверхдинамизм сюжета, повышенный интерес авторов к мистике и эротике — вот что объединяет детективы, включенные в предлагаемый читателю сборник.

---

— Чтобы сделать что?

— Открытие. Откровение. Это вы должны были понять за прошедшие три года. Я надеялся, что вы решитесь на это, каждый раз, когда вы приходили сюда.

От него исходила елейная заботливость, обнадежившая меня.

— То, на что вы, мой друг, особо надеетесь, — это подвернувшийся случай исследовать и открыть мою жену. Вы ее вспоминаете? Эту маленькую призывную секс-бомбочку, заставлявшую вас набирать воды в рот всякий раз при взгляде на нее? Может быть, вы хотели соблазнить ее здесь, в этой комнате. И вписали бы визит на мой счет. Такой вот вариант, что вы о нем скажете?

— Это очень показательно. Два наваждения спутались: страстная ревность и рассудительная забота о деньгах. Вы паникуете, кидаетесь топиться, но только горькая морская вода заполняет ваши легкие, как вы хватаетесь за соломинку этих наваждений.

Ах, этот голос, чертовски мягкий и шуршащий, словно тающая пена на пляже, гонимая бризом. Эти дряблые губы, как у подводных созданий. Я чувствую, как морская вода заполняет мои легкие, я чувствую, как перехватывает дыхание. Я задыхаюсь, меня душит. И тем не менее я стараюсь твердо произнести спасительные слова:

— Это кошмар, дурной сон, и только.

Губы двигаются медленнее. Голос затихает и становится ниже, как из-под иглы на останавливающейся пластинке.

— Сон? Тогда проснитесь. Вам нужно всего лишь проснуться.

— Я не могу.

Я могу лишь захлебываться в солоноватой и теплой воде Гольфстрима. Крепкие руки поднимают меня над волнами и выносят на пляж.

Мой отец.

— Это только испуг, и все, — кричит он матери, бросившейся к нам.

Тон его голоса заставляет думать, что он находит мою неудачу забавной. Он опускает меня на землю, я выплевываю воду. Горло и нос горят.

— Ах, Бубба!

Мать становится на колени и прижимает меня к себе. Мой подбородок касается ее нагретого солнцем плеча, слюна стекает по ее белоснежной спине.

— Бубба, Бубба, я так испугалась! Никогда не делай так больше, слышишь!

Очаровательный голос, мягкий, певучий акцент южанки из Джорджии. Все слова округлены, смягчены. Просто музыка. И я понимаю, что ее страх реален. Из-за него она оставила свой огромный зонтик от солнца. Она проводит под этим зонтом все время, когда мы приезжаем из Майами на пляж. Она никогда не заходит в море. Никогда не принимает солнечные ванны, никогда ее нос не розовеет и не обгорает. А сейчас, и причем из-за меня, она распростерта под солнцем.

— Чудная картина, — замечает мой отец.

Я сломлен, я пытаюсь высвободиться из ароматных и нежных объятий.

— Все нормально, мама, клянусь. Все прошло.

Я отстраняюсь. Отец указательным пальцем приподнимает за подбородок мое лицо и подмигивает.

— Браво, Бубба. Ты больше не боишься, верно? Ты готов вернуться в воду и плыть чуть ли не до Европы, не так ли?

Я щурюсь от солнца и смотрю на него, стоящего в потоке света. Золотистый отблеск зубов позволяет понять, что он улыбается.

— Конечно, — подтверждаю я.

Мать поднимается.

— Том Хаббен! Если ты испытываешь желание научить своего сына тонуть, я буду тебе благодарна, если это произойдет не в моем присутствии. Я не могу это видеть!

— Вспомни, дорогая, когда падают с лошади, все, что нужно сделать, — тотчас же подняться.

— Может быть, но заметь, я не вижу на этом пляже лошади.

Мать кладет руку мне на плечо, руку легкую, но достаточно весомую, чтобы понять, кто командует.

— С меня довольно солнца и морской живности, спасибо. Мы сейчас же возвращаемся и плотно завтракаем, а затем захватим бабушку и пойдем в кино. На Фледжер-стрит идут «Унесенные ветром».

«Унесенные ветром»… 1939 год. Мне десять лет. Я впервые увижу этот фильм. К черту солнце и морскую живность.

— Великолепно! — восклицает доктор Эрнст. — Превосходная работа. Все детали на местах.

Теперь он уселся на бюро, уперев руки в толстые ляжки.

Разочарование — тяжкий груз. Я должен проснуться в своей кровати, одеяла влажны, а пододеяльник смят после борьбы с моим кошмаром, воспаленные глаза стараются разглядеть, который час. Мне необходимо встать, пройти в ванную комнату и не найти там никаких следов преступления. Нет ни трупа, ни револьвера, ни крови. Нет и убийства.

Но я не в своей постели. Я лежу на диване лицом к этому величественно восседающему и кивающему венскому Будде из Бруклина.

— Таким образом, исследование началось, — заявил он мне. — Мы сделали первые робкие шаги в лабиринте. Очаровательная матушка показывает зубки. А солидный папа… Впрочем, он мог и не суметь стать таким авторитетным, каким хотел себя видеть. Можно заподозрить, что он выждал, прежде чем прийти на помощь, niht war?

— Вы хотите сказать, он хотел, чтобы я утонул?

— Вы утонули? Ну нет! Может быть, немного пострадали. Поняли свою слабость и его собственную силу. Но он никогда не хотел, чтобы вы утонули. В самом худшем случае вы лишь немного его раздражали. Но чаще он гордился тем, что он отец. Иметь такого красивого и мужественного сына! И так похожего на него…

Мы следуем по Коллинс-авеню, мой отец и я, и останавливаемся в тени кокосовой пальмы, чтобы взглянуть на огромный котлован. Это фундамент отеля, который строит его компания. На дне ямы вода и жидкое месиво, в котором копошатся рабочие, таскающие арматуру и доски. Помпы откачивают воду из котлована и выплескивают ее на улицу. Человек в промокшей робе подходит к отцу.

— Откачать придется весь этот чертов океан, — ворчит он. — Клянусь вам, мне по душе больше Север.

— Ты, значит, обожаешь работать в снегах, не так ли? — спрашивает отец, кладя руку мне на голову. — Вот мой сын, Динк.

Динк улыбается мне.

— Рад познакомиться, малыш. Ты ужасно похож на своего отца. И так же упрям, как он?

— Почти, — за меня отвечает отец.

— Ну что же? — бросает мне Динк. — Может быть, ты продемонстрируешь кое-что из того, что умеешь?

Он опускается на колено, чтобы быть на моем уровне, как боксер, поднимает кулаки. Я взглянул на отца.

— Ну давай, Бубба, — говорит он. — И вспомни, чему я учил тебя.

Я вспоминаю его уроки. Не уходить, не отступать и не бить наобум. Продвигаться быстро, прикрываясь, делать выпад для нейтрализации удара и одновременно бить левой в корпус. Не вилять рукой, посылать прямой удар. Поэтому я продвигаюсь, бью, и мой кулак разбивает рот Динку. Он отходит назад, внезапно садится на тротуар, у него удивленный вид. Затем он разражается смехом, проводя тыльной стороной ладони по окровавленным губам.

— Ну и дерьмо! Достойный сын своего отца!

— Если ты хочешь отыграться, — замечает мой отец, — я тотчас начну продавать билеты.

— Итак, исследование продолжается, — шепчет доктор Эрнст. — И если все пойдет как надо, мы доберемся до правды.

— До какой правды, доктор?

— Ах! До истинной! Идентифицируем вашу жертву. Причину, по которой вы направили на нее револьвер. Почему вы нажали на курок.

— Ради всего святого! Если вы будете продолжать в том же духе, то в конечном счете убедите меня, что я это совершил!

— Разумеется.

— Я понимаю. Давить на меня до тех пор, пока я не признаюсь. Исчезну с глаз, и моя бывшая жена сможет окончательно перевернуть страницу жизни. Не будет больше угрызений совести из-за меня. Не придется больше беспокоиться каждые выходные, когда Ник со мной. Он будет только ее. Тогда как сейчас она прекрасно знает, что он мой. Она прекрасно знает, что он живет с ней и тем пройдохой, за которого она вышла замуж, ради ее спокойствия!

— Вы обвиняете меня в сговоре с вашей очаровательной бывшей женой, в том… как вы говорите? Чтобы убрать вас с глаз долой?

Я попытался подражать его разгневанному голосу.

— Вы обвиняете меня в убийстве?

— Ах, разве пастырь обвиняет прихожанина в его грехах? Или хирург винит своих больных за рак? Это терминология параноика. Что делать нам с обвинениями? Поверьте мне, я лишь пытаюсь отделить реальное от воображаемого.

— Тогда получше взгляните на реальность, доктор. Я не знаю этой женщины, никогда в жизни ее не видел. И если когда-либо я буду способен кого-то убить, им не станет незнакомец.

— Вы не хотите объяснить мне, что эта незнакомка делала у вас дома? Полуголая?

— Не имею ни малейшего понятия.

— Подброшу вам идею. Она оказалась там, потому что вы ее пригласили.

— Никогда. Вы говорите, что видели ее, доктор. А хорошо ли вы ее рассмотрели? Хотите, чтобы я описал ее одним словом? Шлюха. Профессиональная потаскуха. Случается, что я готов заплатить за удовольствия, доктор, но тем не менее не сплю с кем попало! А эта женщина, которую вы видели в ванной комнате, совсем не в моем вкусе.

Я в маленькой квартирке на Керзон-стрит. Время от времени из наглухо зашторенного окна доносится визг шин автомобиля, скользящих по мокрому асфальту. Со времени моего приезда в Лондон стояла промозглая погода, но в тот вечер начался просто потоп.