Георгий Эсаул - Алиса в стране оплеух

• Название: Алиса в стране оплеух
• Автор: Георгий Эсаул
• Жанр: Современная проза

Потрясающий роман о душевных терзаниях Алисы в Стране Оплеух!

---

Самсон оторвал голову льву, и заменили льву голову на мраморную; ничто не изменилось в истории человечества - со своей ли головой лев, с мраморной - безразлично истории и археологии, как безразлична для белки нефтеналивная машина.

Обидела ты меня мышь оплеухами, не прощу тебя, хотя за тобой - кроме твоего хвоста - тянется длинный хвост истории людей и животных Страны Оплеух.

Долг Государства красен платежом жителей: в харю, по лусалу твоему безмозглому - ощути туман невыносимой боли, сердечных моих страданий: замуж за Принца желаю, но не имею ни сил, ни возможности потребовать жениха, потому что - робкая, застенчивая, порядочная, честь блюду и каждому столбу кланяюсь.

Лучше в болото с головой и с веригами чугунными, чем запятнать себя легкомыслием, навлечь тяжелый рок, липкий, как пальцы пасечника. - Графиня Алиса отвесила мышке всего лишь одну оплеуху, но бедное маленькое животное с классовой ненавистью под хвостом улетело в Тартар, в Чехословакию, в горы Татры.

Долго по пещере бродило эхо воплей мышки, падали камни, извергались фонтаны зловонные, похожие в призрачном кладбищенском свете на нефтяные фонтаны Уренгоя.

Графиня Алиса аккуратно зевнула, прикрыла очаровательный - нецелованный женихами - ротик ладошкой, целомудренно поправила коротенькую наноюбку и прилегла отдохнуть - на дырявый матрас, из которого пиками Коммунизма торчали пружины.

Спала долго, цедила сквозь зубы ругательства, которые никогда не позволит себе наяву, ворочалась, пила воображаемый квас и закусывала солеными огурцами - прочищала чакры.

Графиня Алиса проснулась в ужасе, вспоминала гастрономический сон, морщилась, с трудом сдерживала - потому что нравственно чистая - рвотные позывы.

- Не беременна ли я, если тошнит? - графиня Алиса озаботилась, вспоминала уроки целомудрия и арфы, но ничего полезного, чтобы узнать - откуда дети берутся, и отчего барышни беременеют - не нашла на полках памяти. - Матрас бок мне исколол, непотребный матрасик, в кутузку бы тебя определила, но жалею, оттого, что - сердобольная, как синичка.

Ради кого или чего страдаю, бока превращаю в шкурку бешенной дрожащей лягушки.

Институтка - звучит гордо! - графиня Алиса присела на ложе (матрас в бурых подозрительных пятнах), поправила лямки на груди - жест доброй воли, и застыла с открытым ртом, будто кол проглотила.

Ложе окружили звери, люди, полулюди-полузвери, призраки, мракобесы, младогегельянцы, масоны, ватрушники, диссиденты, феминистки, вегетарианцы, тараканы и даже рыбы с рогами.

Графиня Алиса узнала Жареную Королевскую утку, Стреляного Джека Воробья, Пионерского Орлёнка, мокрушника рецидивиста Цыпу и даже вымершего друга Королевы - месье Гордона, изобретателя джина.

Месье Гордон изловчился и поцеловал пятки графини, словно проверял носом прочность девичьего целомудрия.

Графиня Алиса в истоме закатила очи, почувствовала тёплую волну - цунами - от пяток до кончика носа, ощутила желание бежать в поля, хохотать; поймала себя на мысли - крикнуть полевой чайкой:

"Месье Гордон!

Догоняйте меня, куртуазник со сладострастными манерами.

Догоните - Мир вашему дому!"

Но - культурная, целомудренная, воспитанная в строгих правилах аскетов пустыни Кара-Кум - сдержалась, похвалила себя за примерное поведение - так кукушка хвалит своё отображение в зеркале.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ,

в которой на грани истомы графиня Алиса продолжает крутить хвосты, раздаёт и получает оплеухи

Толпа - лавина с Эвереста - ринулась на графиню Алису, посыпались оплеухи - сильные и слабые, призрачные и реальные, холодные и тёплые, морально крепкие и расшатано безалаберные, тунгусские.

- Трижды, четырежды вы несправедливы ко мне! - графиня Алиса увертывалась, рыдала, осознавала, что - если бы не новое ладное стальное тело - сразу же умерла бы от болевого шока. - Избиваете, не думаете о похудении, а в глазах у вас - килокалории и жажда досрочного освобождения из ада.

Я вам покажу сидячую активность; высокое воспитание не позволяет указать вам на части тела, на которых сидите, трепещущие улитки. - Графиня Алиса схватила ведро - ржавое, хлипкое, как ляжки жены индейского вождя, - зачерпнула из колодца и облила толпу; зачерпывала, снова обливала, остужала пыл и жар охальников.

Утомилась, присела, широко развела ноги - нет смысла прятать природную красоту; слон хобот не прячет, персик гордится пушком, и олень не прикрывает свои рога мхом и папоротниками.

Мокрые обидчики жалко подвывали, протягивали руки и другие конечности к Алисе, но оплеухи не отвешивали, больше заботились о своей подмоченной репутации разбойников.

Графиня Алиса засмеялась, вскочила на эшафот, красиво подняла ногу выше головы, тянулась пяткой к свету:

- Умылись кровью, низменные поедатели человечины и раздатчики оплеух?

Нет смысла в ваших оплеухах доисторических фей!

Взгляните на себя со стороны средств массовой информации, путаницы в голове и высочайшей морали Строителей Коммунизма.

Что вы имеете от раздачи оплеух?

Красные мозолистые руки сталеваров?

Утонченную совесть осквернителей могил?

Не позволю, слышите, угнетатели, не позволю, чтобы ваши жалкие - да кто вас учил мелочам? - оплеухи порочили мою незапятнанную репутацию Тургеневской барышни.

Почувствуйте разницу, ощутите НАСТОЯЩИЕ оплеухи на своих просроченных лицах водоносов! - графиня Алиса штопором ввинтилась в толпу, вихрем раздавала оплеухи - вверх, вниз, направо, налево - рыцарь без шкуры, а не девушка!

Пионерский Орлёнок пытался спрятаться под кадушкой с лесными орехами, целиком не влез, и из-под кадушки торчал потешный петушиный хвост - три пера.

Графиня Алиса с разгона, со всей дури разгоряченной обиженной институтки пнула Пионерского Орлёнка в пухлые ягодицы поедателя конины.

Пионерский Орлёнок жалобно вскричал, вылетел вместе с кадушкой - пробка от шампанского, а не Орлёнок:

- Братцы, помилуйте!

Да что же это делается в Королевстве кривых зеркал, где все дамы без трусов!

Испить, водицы мне принесите испить!

Дурно мне, сомлел!

С ума я сошёл от пинка, натурально испугался и почувствовал себя - АААААХХХХ! - диким утёнком.

Обсохну - отомщу!

Слышите, графиня Алиса, отомщу с пристрастием - на фоне Звездного неба увидите мою голову с жёлтыми зубами в клюве. - Пионерский Орлёнок подхватил кадушку - не пропадать же добру, в некоторых орехах изумрудные ядра - и с кряхтеньем ночной совы потащился к тёмному болоту, из которого доносились приглушенные вопли ведьм.

- И мы обсохнем! - оплеушники скандировали, потрясали кулаками и лапами, словно разгоняли тучи над городом Раменское. - Сухие себя покажем, имейте к нам уважение, графиня Алиса!

Несмотря на значительные размеры грудей - не спасёт тебя блистающее великолепие - пострадаешь; щеки от оплеух распухнут распустившимися Иерихонскими розами.

- Надоели вы мне, бессердечные, доброту в сердцах своих протухлили, запрятали так глубоко, что дальше ада она провалилась с немытыми ногами! - графиня Алиса махнула рукой в неосознанной сентиментальной тоске - так девушка Ассоль в порту принимает моряков, на ощупь ищет капитана Грея. - Я скромная, воспитанная, Звёзд с неба не хватала даже на Красной Площади - раскол в голове, ноги отмерзают, но в мавзолей Владимира Ильича Ленина обязана попасть, потому что - история в гробу, и, чтобы самой в гроб не лечь раньше положенного срока дефлорации, не знаю, что это слово "дефлорация" означает, но в гробу все слова равны перед досками - необходимо по народному обычаю на Ленина в гробу взглянуть.

Направилась, закидывалась пристяжной кобылой, терпела, верила, что не Ленин в гробу, а - История!

Ножки мои в бальных туфельках превратились на февральском морозе в айсберги, нос отваливался, и добрый дядюшка полицейский ежовой рукавицей растирал мне нос, словно напильником под коленкой разворачивал мясо.

Умерла бы, но дошла до саркофага, потому что увлечённая натура, без претензий, гордилась, что меня сравнивали с Джокондой.

Когда от холода люди стали казаться голубями, руки мои засветились радиоактивным вторичным излучением, как у чернобыльских прачек.

Ко мне подошёл старичок генерал - наружность обманчива, но звёзды на погонах не лгут, - положил свои лёгкие старческие ладони в меховым перчатках (Кремль нарисован на перчатках) мне на плечи, долго дул в лоб, а затем произнёс с Есенинской тоской в пойме, где дед Мазай зайцев уму-разуму обучает:

"Ни злонамеренного, ни предосудительного в тебе не вижу, воспитанница то ли детского сада, то ли Института Благородных Девиц - слаб глазами стал, только в постели адъютантов узнаю, как циклоп в пещере Грёз.

Не подошел бы к тебе, не овеял бы лаской, если бы не заметил в уголках твоих очей лучики скромности и теплоты самаритянки, которая одним пальчиком сделает больше, чем полк горцев.

Знаю, что ногу поднимешь выше головы, гимнастка: пули, осколки снарядов, пороховые газы и серные дожди, а ты с гордо поднятой ногой - к ноге привязано полковое знамя - вдохновляешь на подвиг, поющая птица осеннего леса!