Михаил Лопатто - Сердце ночи

• Название: Сердце ночи
• Автор: Михаил Лопатто
• Издательство: «Мнемозина»
• Жанр: Поэзия
• Год: 2015

В 1910-е годы Михаил Лопатто (1892–1981) принадлежал к славной плеяде участников Пушкинского семинария профессора С. А. Венгерова, являлся одним из основателей бурлескного кружка «Омфалитический Олимп». Окончил историко-филологический факультет Петербургского университета в 1917 году.

В 1920 году, покинув Россию, обосновался в Италии, ведя уединенный образ жизни.

В настоящее издание вошли все три поэтических сборника М. Лопатто: «Избыток» (П г., 1916), «Круглый стол» (Пг. — Одесса, 1919), «Стихи» (Париж, 1959), а также переводы из Анри де Ренье и коллективный пародийный сборник «Омфалитический Олимп. Забытые поэты».

---

Приложение 2. ОМФАЛИТИЧЕСКИЙ ОЛИМП (Забытые поэты). «Омфалос», 1918

МИРРА ДА СКЕРЦО (1892) Из книги «Голубая тетрадь»

Стихи Фелисьену

1. «На книги, на цветы, на занавески…»

На книги, на цветы, на занавески
Упал вечерний золотистый свет.
Вы щурили глаза в неярком блеске,
Такой изнеженный, такой поэт.

На севере вы были вестью с юга,
Где волны, пальмы, вздохи опахал.
Я с радостью нашла в вас только друга
И спутника, который так устал.

2. «Вы — светлый и простой и одинокий…»

Вы — светлый и простой и одинокий
Здесь у окна и смотрите все вдаль.
Но мстит душе за прошлые пороки
Неутолимая печаль.

Она во мне. Напрасно Вы мечтали
Поднять меня из скорбной глубины.
Вы светлый, Вам сияющие дали,
А мне мои глухие сны.

3. «Какие-то не снизывались петли…»

Какие-то не снизывались петли
В прозрачную и ласковую сеть.
Я поняла: мечтам не зазвенеть,
И вот спросила Вас: не умереть ли?

И внятно Вы ответили мне: да.
Неправда ли, ведь там не будет пыток?
Ведь смерть не сожигающий напиток,
А мутная и теплая вода?

Весною

Вверху голубеют просторы,
И капает медленно с крыш.
Когда успокоены взоры,
Бесцельно и долго глядишь.

Шарманка проплакала звонко,
И странно припомнились мне
Черты дорогого ребенка
И первая радость весне,

Его золотая головка
И тонкий его голосок.
Я плачу… Мне было неловко,
И жить все равно он не мог.

Эфир

Лишь небо в окно здесь видно
И хребты красно-бурых крыш.
Уже не больно и не обидно.
Меня успокоила тишь.
Мне кажется, снова я дома.
Безвольная, лягу в кровать.
Какая прозрачная дрема,
Мечтать, но о чем мечтать?
Флакон граненый эфира
С платком забыт на столе.
Отлеты. Я больше не Мирра.
Ведь Мирра там, на земле.

Неумелому

Весь день прошел над логикой Когена.
Я так устала. Это вы, мой друг?
Присядьте здесь. Стихами, как сирена,
Я завлеку вас в мой волшебный круг,
Где смутный шелест шелкового трена
И легкие прикосновенья рук.

Здесь книги, и цветы, и воздух душный,
И сумерки, и колокольный звон.
Ну вот, Вы стали вкрадчиво послушный,

Вот профиль Ваш к моей туфле склонен.
И что же дальше? Ах какой вы скучный!
Вы неумелы, уходите вон!

На смерть Чапенко

Чапенко умер. Боже, как печально!
Устав от философского труда,
Гремящий смех в моей ажурной спальне
Я не услышу больше никогда.

И этот ус седой не защекочет
Мое благоуханное плечо.
Он был старик, но мог, когда захочет,
Ласкать так бесконечно горячо.

Внося в гротеск французских извращений
Гвардейца старомодного закал,
Не хуже вас старик меня ласкал,
Не меньше вас давал мне наслаждений.

ГЕНЕРАЛ АПУЛЕЙ КОНДРАШКИН (1831–1912)

Ночью

Соловей чуфыкнул.
Полилася трель,
Словно заиграла Нежная свирель.
Я в восторге вскрикнул —
Кто бы устоял?
Пташка продолжала,
Не смутясь нимало.
Старый генерал,
Друг певцов заветный,
Был я незаметный
Ночью, словно тень.
И благоухала,
Кажется, сирень.

Вопросы

Я спросил у беспутного ветра:
Где ты, старый мошенник, летал?
Пролетал я на два сантиметра
Над твоей головой, генерал!

И спросил у воды я певучей:
Кто тебе эту мрачность придал?
На челе собираются тучи
У тебя меж бровей, генерал!

И спросил я у Мирры да Скерцо:
Поэтесса, я страха не знал,
Отчего же дрожит мое сердце?
От любви, от любви, генерал!

На могиле Саши (13 мая 1854-13 мая 1904)

Спи, моя дочурка,
В гробике своем,
Ангелочек Шурка
Под большим крестом.

Ночка наступает,
Значит, надо спать.
Сам Господь качает,
Так сказать, кровать.

В гробике нашла ты
Теплую постель.
Тихо скрыпнет, брата
Обнимая, ель.

Жизнь не много значит —
Кто не умирал?
О тебе поплачет
Старый генерал.

ПОТОГОНОВ. Околоточный г. Пинска

Протокол

Едва отгонишь с уха,
Досадливая муха
Садится уж на плешь.
Когда едва ли дышишь,
Как протокол напишешь,
А надо, хоть зарежь.

По груди волосатой
Пот каплей тепловатой
Стекает на живот,
А муха словно злится
И все на лоб садится,
Сидишь как идиот.

Вдобавок, отгоняя,
Пером в руке махая,
Закапал я весь стол.
Ну что ж, я пересяду.
Ведь этакому гаду
Не влепишь протокол!

ОНУФРИЙ ЧАПЕНКО (1853–1914)

Из книги «Рябиновка»

Жене

Когда из детской слышу тонкий крик,
Я сознаю, что я виновник жизни,
Что я и в этом творчестве велик,
Служа своей отчизне!

Свой долг свершаю. Ровно каждый год
Мной явлен миру новый житель,
Что будет размножаться в свой черед
И смелый, как родитель.

И ты, жена, гордись своей судьбой,
Могуществом гордись своей утробы.
Торжественно мы шествуем с тобой
Меж зависти и злобы.

Так, медленно трудясь, из года в год
Все новые на свет выводим жизни,
Что будут размножаться в свой черед,
Служа своей отчизне.

Русская баллада

Спит боярин после обеда,
В животе его квас урчит,
А боярыня в лапах соседа
Расточает и верность и стыд.

Ой, вы груди младые, займитесь
Под щекоткою ловких лап!
Ой, боярин, ой, стрепет, ой, витязь,
Ты прерви свой заливистый храп!

Из Фета

Он сидел у воды и смотрел на спокойный поток,
И седой бородою печально качал, одинок,
И склонялся к воде, и над ним насмехался родник,
И себя не узнал в отражении диком старик.

Флюс

Тритыкин глянул в зеркало.
«Эх, — думал, — исковеркало
Мне флюсом все лицо.
И с деньгами оказия.
Вчера — ведь безобразие! —  —
Я заложил кольцо.

Колечко то заветное,
Положим, незаметное,
Не то чтобы алмаз.
Эх, жизнь моя постылая,
Его мне Стеша милая
Дала в последний раз.

Слезами заливалася,
Сквозь слезы улыбалася,
И так мне говорит:
Носи колечко малое,
Да помни, как ласкала я,
Господь тебя простит!

Беда, беда великая» —
Гнусил Тритыкин, хныкая,
Оплакивал кольцо,
И мазями намазывал,
И тряпками завязывал
Распухшее лицо.

Поэзия