Виктор Трихманенко - Небом крещенные

• Название: Небом крещенные
• Автор: Виктор Трихманенко
• Издательство: Мастацкая літаратура
• Жанр: Современная проза
• Год: 1976

События романа «Небом крещенные» развёртываются на протяжении летной жизни целого поколения. В книге показаны простые, скромные труженики боевой авиации, но вместе с тем каждого из них можно назвать героем — столь значительны их душевные порывы, так сильна страсть, с которой они выполняют обычное дело службы. Автор рассказывает о них тепло, убедительно, искренне. Он, бывший военный летчик, ныне писатель, хорошо знает своих героев и горячо их любит. Это в значительной степени усиливает жизненную правду и художественные достоинства романа.

---

Вскоре всем полком провожали бывшего парторга — Остроглазова. Старик демобилизовался. Он ехал в свою область, его теперь называли Василием Ивановичем, просто дядей Васей, и это больше подходило к нему, чем прежнее "товарищ капитан".

Когда увольняют кз армии людей старшего поколения, взятых на службу во время войны, — это воспринимается как должное. Но почему вдруг попал под демобилизацию младший лейтенант Розинский? Третья эскадрилья взбунтовалась. Летчики ходили к командиру полка, чтобы отстоять Костю, решили накатать самому командующему коллективное письмо, хотя это и запрещено. По растерянному, приниженному Костиному виду можно было понять, что он и сам толком не знает, почему его демобилизуют. Те из начальников, которые решали этот вопрос, объяснялись с ним полуфразами или вовсе молчали, подписывая документы.

В третью эскадрилью пришел кадровик, одетый в летную форму, но никак не похожий на летчика. Располагая какими-то данными, он спокойно и веско разъяснял летному составу: младший лейтенант Розинский был сбит, временно терял зрение, а таких из авиации начинают постепенно убирать. Кости не было в эскадрилье при этом разговоре, он ушел куда-то с "побегушкой".

— Да какое это ранение? — возмутился Булгаков. — Человека обожгло. Какие-то сутки он просидел слепым.

— Можно и за сутки подорвать здоровье летчика, — сказал капитан уверенно и посмотрел на Булгакова весьма выразительно.

И летчики примолкли. Они знали и любили Костю, всегда был он для них свойским парнем, но чём чёрт не шутит… Капитан, наверное, знает, что говорит.

Товарищ, может быть, имел в своем распоряжении факты? Он сказал, что летный состав может быть свободен. А лейтенанта Булгакова он просил бы остаться. Когда летчики вышли, капитан сел за стол командира эскадрильи.

— Вы, товарищ Булгаков, как командир звена, обязаны поддерживать решение высших инстанций, а не выступать инициатором всяких, понимаете ли, протестов. Есть заключение медицинской комиссии: здоровье этого вашего Розинского подорвано, как летчик он уже неперспективный. Так что к начальству ходить нечего и коллективки писать не стоит. Рекомендуем воздержаться от этого. Вас, товарищ Булгаков, недавно выдвинули, вы молодой командир звена.

Получив такую солидную порцию нравоучения от строгого капитана, Валька Булгаков прикусил язык. В самом-то деле: какими доводами мог подкрепить свое мнение Булгаков, с кем взялся спорить? Говорят, этот моложавый капитан распоряжается судьбами людей и постарше себя. Кадровик…

— Всего хорошего, товарищ Булгаков, — уходя, капитан козырнул, но руки не подал.

На таежном аэродроме новоселов заедали комары, да такие большие, такие свирепые, что никак от них не уберечься. Через кирзовый сапог жалили, стервецы. В землянках дымились специальные губки, привезенные полковым врачом. Дыму было много, а толку мало. Все время надо было обмахиваться веточкой, отгоняя комаров хотя бы от лица. Кусали все-таки, но реже. Одно спасенье было: выйти на середину взлетно-посадочной полосы и прилечь. Над широкой бетонкой, сильно нагретой солнцем и сохранявшей тепло до позднего вечера, комары почему-то не летали.

Богданов лежал на боку, подперев голову кулаком. Огромный, малоподвижный, он по сравнению с летчиками, окружившими его, выглядел Гулливером.

— Что, братья истребители? Воевали-воевали, "юнкер-сов" сшибали, а теперь учиться приходится, и все сначала? — промолвил Богданов.

Кто улыбнулся, а кто нахмурился, потому что такая шутка задевала самолюбие фронтовиков.

Сегодня впервые вышли на ночные полеты. Вывели на старт только спарку — двухместную учебно-боевую машину, имеющую спаренное управление. Сегодня Богданов начнет "вывозить" летчиков, обучая пилотированию самолета в ночных условиях.

Ночь где-то на подходе к аэродрому, пока еще светло, но в небе с восточной стороны уже зажглось несколько редких крохотных звездочек — признак того, что с этой поры любой полет считается ночным.

Гулливер неторопливо поднимается, надевает маленькие наушники. Он шагает к спарке, и гурьба почетных стражей поспевает за ним.

Недолгий рев одинокого мотора на взлете, и опять тишина. Аэронавигационные огни самолета — зеленый, желтый и красный — обозначились в вечернем небе новооткрытым созведием.

XIII

На востоке доброе общество холостяков гвардейского полка, как заявил однажды Бровко, начало деградировать. В полку появились "женатики", чего на фронте не было. Там у некоторых военных были только ППЖ — походно-полевые жены. Приехали семьи к командиру полка и к майору Богданову. Новый командир третьей эскадрильи все время жил здесь с семьей. В полукилометре от аэродрома были поставлены сборные финские домики, в которых поселились офицерские семьи.

Однажды на утреннем построении стало известно о женитьбе первого из молодых летчиков. Штабист вышел вперед и прочитал приказ, прозвучавший для холостяков громом средь ясного неба. Сержанта Голикову считать вступившей в брак с лейтенантом и принявшей фамилию того лейтенанта. Поскольку оба пока военные и бракосочетание происходит в полку, а не в загсе, то акт определяется приказом, подписанным командиром и начальником штаба.

Все знали, что Нина Голикова жила с начальником штаба Морозом. Все знали, что молодой летчик просто влип. И всем было совестно слушать приказ о браке. Когда строй распустили, некоторые из вежливости поздравили лейтенанта, другие молча отошли в сторону.

Майор Мороз нашел повод заглянуть в спецмашину к синоптикам. Лишних выпроводил за дверь, оставшись наедине с сержантом Голиковой, то есть теперь уже не Голиковой.

Нина подняла на него пустой, затравленный взгляд. Встретившись с ее глазами, Мороз перестал улыбаться. На толстом, лоснившемся от недавнего бритья лице возникло выражение досады. Он пошел к двери, ибо разговаривать с дурочкой больше было не о чем. Однако вернулся.

— Тут такое дело: семья ко мне приезжает. Наши прошлые отношения — я буду всегда вспоминать о них с любовью — должны остаться глубокой тайной. Жена ревнива, он не понять… Договорились, Нинок?

И опять ни слова в ответ. Нина сжалась вся, будто в ожидании удара.

Положительно невозможно разговаривать с таким народом! Мороз выпрыгнул из будки спецмашины и пошел по делам, С утра у начальника штаба дел много: надо организовать, отладить очередной день боевой подготовки.

Попались навстречу лейтенанты Булгаков и Зосимов. Закадычные дружки, всегда вместе.

— Чем занимаетесь, товарищи летчики?

Лейтенанты вытянулись перед начальником штаба.

— Наши сегодня дежурят, — ответил Булгаков, считая, что такое пояснение отводит в сторону какие бы то ни было претензии.

— Дежурят, дежурят… Не вся же эскадрилья дежурит одновременно! Пара сидит в первой готовности, а остальные? Болтаются! — Начальник штаба строго посмотрел на одного лейтенанта и на другого. — Нет того, чтобы взять НШС, КБП [12], почитать самостоятельно. Обязательно над вами контролера надо ставить. Идите в эскадрилью и займитесь делом!

— Есть, товарищ майор! — пробормотали лейтенанты.

Но как только начштаба скрылся из поля видимости, друзья опять стали расхаживать вдоль самолетной стоянки, продолжая свой прежний разговор. Валентин Булгаков насмехался над молодыми женатиками, высказывался в высшей степени презрительно о таком деле, как женитьба, — благодарение богу, позорное пятно пало не на третью эскадрилью.

— Что касается меня, то я думаю холостяковать так лет до тридцати, — твердо заявил Вадим Зосимов.

— Я тоже: минимум до тридцати, — согласился с ним Валька. — Наши будущие невесты пока еще спят в люльках.

— Точно! Спят и нам гулять не мешают.

Что может быть дороже холостяцкой свободы и каким надо быть олухом, чтобы добровольно принять на шею семейное ярмо? Единомышленники обнялись и зашагали, сшибая сапогами одуванчики, попадавшиеся на пути.

А несколько дней спустя после этого разговора случилось то, что заставило Вадима Зосимова хотя бы мысленно взять свои слова обратно.

Техник-лейтенант Игорь Жуков, избранный секретарем комсомольской организации эскадрильи, попросил Вадима как художника поехать с ним в город, чтобы подобрать некоторые материалы. Командир и замполит дали свое "добро" на это.

— Втроем поедем, и Пересветова с нами, — вскользь бросил Жуков.

— Пересветова? — переспросил Вадим.

— Да, а чего ты удивляешься? Она входит в наш комсомольский актив.

На попутной машине доехали они до села, что в восьми километрах от аэродрома. На Востоке немало сел украинского типа: крытые соломой хаты, колодец "журавль", мягкий, певучий выговор — таким было и это. Когда-то привезли сюда переселенцы каждый по щепотке украинской земли, завернутой в хустынку. А переселенцев было много… Теперь на околице села стояли автофургоны с антеннами, а в нескольких хатах располагался радиолокационный взвод: кроме старшего лейтенанта да солдат-шоферов, — сплошь девичье войско. Пересветова квартировала отдельно.