Маргарита Смородинская - Маяковский и Брик. История великой любви в письмах

• Название: Маяковский и Брик. История великой любви в письмах
• Автор: Маргарита Смородинская
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4438-0815-4

Двадцать лет назад впервые была издана переписка В.Маяковского и Л.Брик. Книга «Любовь – это сердце всего» разлетелась в один миг. Данное издание представляет собой полную версию переписки великого поэта и его музы.

История любви Лили Брик и Владимира Маяковского – это история любви-болезни. Недаром говорится "гений не без порока": многие из известных людей использовали допинг. Кто-то пил, кто-то употреблял наркотики, для Маяковского единственным возможным допингом была любовь.

Лиля Брик отбила Маяковского у собственной сестры, привела его в семью, и вплоть до самой смерти поэта они так и жили втроем: Лиля и Осип Брики и Маяковский. В их отношениях было все: от нежных признаний, которые Владимир писал своей возлюбленной, до предательства, на которое решилась Лиля, чтобы удержать поэта. Женщины и мужчины, интрижки на стороне и яркие романы, встречи и расставания… Можно только догадываться о том, что на самом деле руководило их чувствами и поступками, но одно известно точно – любовь Маяковского и Брик – это одна из самых ярких и красивых историй любви XX столетия.

---

Его желтая, такого теплого цвета кофта. И другая – черные и желтые полосы. Блестящие сзади брюки с бахромой. Руки в карманах…

Он любил свой голос, и часто, когда читал для себя, чувствовалось, что слушает себя и доволен: «Правда, голос хороший?.. Я сошью себе черные штаны из бархата голоса моего»… Льется глубокий, выразительный, его особого, маяковского тембра голос».

Вот что писала Мария Никифоровна Бурлюк[2] о Маяковском, с которым ей довелось пообщаться в сентябре 1911 г.:

«Маяковский тех уже далеких лет был очень живописен. Он был одет в бархатную черную куртку с откладным воротником. Шея была повязана черным фуляровым галстухом; косматился помятый бант; карманы Володи Маяковского были всегда оттопыренными от коробок с папиросами и спичками.

Маяковский был высокого роста, со слегка впалой грудью, с длинными руками, оканчивающимися большими кистями, красными от холода; голова юноши была увенчана густыми черными волосами, стричь которые он начал много позже; с желтыми щеками лицо его отягчено крупным, жадным к поцелуям, варенью и табаку ртом, покрытым большими губами; нижняя во время разговора кривилась на левую сторону. Это придавало его речи, внешне, характер издевки и наглости. Во рту юноши уже тогда не было «красоты молодости», белых зубов, а при разговоре и улыбке виднелись лишь коричневые изъеденные остатки кривеньких гвоздеобразных корешков. Губы В. Маяковского всегда были плотно сжаты.

Решимость, настойчивость, нежелание компромисса, соглашательства. Часто в уголках рта вздувались белые пузырьки слюны. В те годы крайней бедности поэта – в уголках рта делались заеды.

Это был юноша восемнадцати лет, с линией лба упрямого, идущего напролом навыков столетий. Необычайное в нем поражало сразу; необыкновенная жизнерадостность и вместе, рядом – в Маяковском было великое презрение к мещанству; палящее остроумие; находясь с ним – казалось, что вот ступил на палубу корабля и плывешь к берегам неведомого.

Из-за надвинутой до самых демонических бровей шляпы его глаза пытливо вонзались во встречных, и их недовольство ответное интересовало юношу. – Что смотрят наглые, бульварно-ночные глаза молодого апаша!.. А Маяковский оглядывался на пропадавшие в ночь фигуры.

Трудно сказать, любили ли люди (людишки никогда) Владимира Маяковского… Вообще любили его только те, кто знали, понимали, разгадывали, охватывали его громаднейшую, выпиравшую из берегов личность. А на это были способны очень немногие: Маяковский «запросто» не давался.

Маяковский-юноша любил людей больше, чем они его».

А вот как описывает Лили ее сестра Эльза[3]:

«У нее был большой рот с идеальными зубами и блестящая кожа, словно светящаяся изнутри. У нее была изящная грудь, округлые бедра, длинные ноги и очень маленькие кисти и стопы. Ей нечего было скрывать, она могла бы ходить голой, каждая частичка ее тела была достойна восхищения. Впрочем, ходить совсем голой она любила, она была лишена стеснения. Позднее, когда она собиралась на бал, мы с мамой любили смотреть, как она одевается, надевает нижнее белье, пристегивает шелковые чулки, обувает серебряные туфельки и облачается в лиловое платье с четырехугольным вырезом. Я немела от восторга, глядя на нее».

А такой Лилю увидела в 1914 году балерина Александра Доринская:

«Среднего роста, тоненькая, хрупкая, она являлась олицетворением женственности. Причесанная гладко, на прямой пробор, с косой, закрученной низко на затылке, блестевшей естественным золотом своих воспетых… «рыжих волос». Ее глаза… были карими и добрыми; довольно крупный рот, красиво очерченный и ярко накрашенный, открывал при улыбке ровные приятные зубы. Бледные, узкие, типично женские руки, с одним только обручальным кольцом на пальце, и маленькие изящные ножки, одетые с тонким вкусом, как, впрочем, и вся она, в умелом сочетании требований моды с индивидуальностью подхода к ней. Дефектом внешности Лили Юрьевны можно было бы посчитать несколько крупную голову и тяжеловатую нижнюю часть лица, но, может быть, это имело свою особую прелесть в ее внешности, очень далекой от классической красоты».

О невероятном обаянии Лили Брик свидетельствует один интересный факт. В 1924 году у Маяковского в Киеве был роман с Натальей Рябовой. Вполне естественно, что девушка испытывала заочную неприязнь к Лиле Брик. После гибели Маяковского Наталья Рябова не желала общаться с Лилей, считая ее виновной в трагедии поэта. Работая над подготовкой собрания сочинений Маяковского, она поставила условие – никакого общения с Лилей. Однако встреча все же произошла, и Наталья Федоровна после первой же беседы попала под обаяние прежней соперницы. До конца жизни они оставались подругами. Свои воспоминания о Маяковском Н. Рябова посвятила Лиле.

Лиля Юрьевна Брик. 1914 г.

А вот что рассказывала о Лиле Брик Галина Катанян, женщина, которую в 1938 году муж бросил из-за Лили:

«Мне было двадцать три года, когда я увидела ее впервые. Ей – тридцать девять.

В этот день у нее был такой тик, что она держала во рту костяную ложечку, чтобы не стучали зубы. Первое впечатление – очень эксцентрична и в то же время очень «дама», холеная, изысканная и – боже мой! – да она ведь некрасива! Слишком большая голова, сутулая спина и этот ужасный тик…

Но уже через секунду я не помнила об этом. Она улыбнулась мне, и всё лицо как бы вспыхнуло этой улыбкой, осветилось изнутри. Я увидела прелестный рот с крупными миндалевидными зубами, сияющие, теплые, ореховые глаза. Изящной формы руки, маленькие ножки. Вся какая-то золотистая и бело-розовая.

В ней была «прелесть, привязывающая с первого раза», как писал Лев Толстой о ком-то в одном из своих писем.

Если она хотела пленить кого-нибудь, она достигала этого очень легко. А нравиться она хотела всем – молодым, старым, женщинам, детям… Это было у нее в крови.

И нравилась <…>

Когда-то я очень любила ее.

Потом ненавидела, как только женщина может ненавидеть женщину».

Для того чтобы лучше понять магическое действие Лили на мужчин, приведу высказывания о ней ее современников – мужчин.

«Она умела быть грустной, капризной, женственной, гордой, пустой, непостоянной, умной и какой угодно», – вспоминал один из её современников.

А вот заметки из дневника Н. Н. Пунина:

1920 год. 20 мая

Лиля Б.

Зрачки ее переходят в ресницы и темнеют от волнения; у нее торжественные глаза; есть наглое и сладкое в ее лице с накрашенными губами и темными веками, она молчит и никогда не кончает… Муж оставил на ней сухую самоуверенность, а Маяковский – забитость…

25 мая

…Если потеряешь такую красивую женщину, с такими темными и большими глазами, с таким красивым дрожащим ртом, с таким легким шагом, такую сладкую и томящую, такую необходимую и такую неприемлемую, как неприемлемы условия мира, – легко станет отдавать себя всем вещам и всем людям, которыми больше не дорожишь».

Знакомство Маяковского и Лили Брик началось благодаря тому, что Маяковский некоторое время ухаживал за ее сестрой Эльзой. Он бывал в ее доме, был знаком с родителями и приводил их в ужас своими футуристическими выходками. Лиле тогда было 13 лет.

Вот что пишет сама Лиля Брик о своем первом знакомстве с Владимиром Маяковским в своих воспоминаниях:

«С Маяковским познакомила меня моя сестра Эльза в 1915 году, летом в Малаховке. Мы сидели с ней и с Левой Гринкругом вечером на лавочке возле дачи.

Огонек папиросы. Негромкий ласковый бас:

– Элик! Я за вами. Пойдем погуляем?

Мы остались сидеть на скамейке.

Мимо прошла компания дачников. Начался дождь. Дачный дождик, тихий, шелестящий. Что же Эля не идет?! Отец наш смертельно болен. Без нее нельзя домой. Где, да с кем, да опять с этим футуристом, да это плохо кончится…

Сидим как проклятые, накрывшись пальто. Полчаса, час… Хорошо, что дождь не сильный, и плохо, что его можно не заметить в лесу, под деревьями. Можно не заметить и дождь, и время.

Нудный дождик! Никакого просвета! Жаль, темно, не разглядела Маяковского. Огромный, кажется. И голос красивый».

Следующая встреча, с которой и началась история любви Маяковского и Лили Брик, произошла в июле 1915 года на квартире Бриков в Петрограде. Лиля уже была замужем. На тот момент Лили (на самом деле возлюбленную Маяковского звали именно так – Лили, Лилей стал называть её сам поэт) было 24 года.

Сам Маяковский так писал о дне знакомства с Лилей в своей автобиографии: «Радостнейшая дата. Июль 915-го года. Знакомлюсь с Л. Ю. и О. М. Бриками».

У Лили умер отец. Она приехала из Москвы в Питер с похорон, а Владимир Маяковский как раз возвратился из Финляндии. Когда он пришел к Брикам домой, он был совсем не тем, каким запомнила его Лиля со своей первой встречи. В нем не осталось никакой развязности. Это был совершенно другой человек. И в этот вечер он читал «Облако в штанах». Он читал его так, что все слушали, затаив дыхание. А он «жаловался, негодовал, издевался, требовал, впадал в истерику, делал паузы между частями». Лиля пишет в своих воспоминаниях: «Мы обалдели. Это было то, что мы так давно ждали. Последнее время ничего не могли читать. Вся поэзия казалась никчемной – писали не так и не про то, а тут вдруг и так, и про то…