Александр Кустарев - Вальс

• Название: Вальс
• Автор: Александр Кустарев
• Издательство: Журнал "Аврора"
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1991

---

Развод был совершен, но, как оказалось, напрасно. Немец передумал. Почему, Лиля понять не могла. Немец долго что-то говорил и размахивал руками, но Лиля поняла изо всего только одно: никс; не состоится.

Немец, разумеется, не отдавал себе отчета, в какое положение он ставит Лилю. Не мог же он подозревать, что она из-за него лишилась жилплощади и теперь ей в буквальном смысле слова негде жить. Немец попрощался и уехал к себе в Федеративную Республику.

Лиля осталась одна в комнате, которую, съехав от Веселовского, сняла у буфетчицы, ушедшей на полгода в плавание с китобойной флотилией «Слава». Жить было где, но временно. Буфетчица должна была вернуться через три месяца, и тогда нужно было бы снова охотиться за жильем. После пройденной школы Лиля твердо знала, что человек без жилища, словно птица без крыльев, то есть вообще не человек, а одно только имя. Человек без жилплощади — это человек без души. Что ж, Лилины представления в какой-то мере отражали реальную действительность. Собственно, не одна она так думала.

Кроме жилища, надо было еще искать работу, потому что при Веселовском Лиля не работала — не было такой надобности. Теперь же надо было кормить дочь и самой кормиться.

Тут сверкнул луч надежды: буфетчица не вернулась. Сначала прошел слух, что она утонула в южной части Атлантического океана. Потом прошел другой слух, что будто бы она сошла на берег в Кейптаунском порту и скрылась среди местного населения. Узнав об этом, Лиля только позавидовала буфетчице. Ведь буфетчице удалось то, что не удалось Лиле. Лиля опять вспомнила своего немца и испытала чувство горького и глубокого разочарования.

Лиля, однако, решила, что буфетчицыно счастье не должно быть совсем уж бесполезным для нее. Раз буфетчице заграница, то пусть Лиле достанется хотя бы комната. Нельзя ж, чтобы одним было все, а другим ничего.

Лилина правота подтверждалась тем, что точно так же рассуждали многие. Но это же и усложняло дело, потому что общность мнений породила жестокую конкуренцию. На комнату оказалось пять претендентов. Столько у буфетчицы было соседей.

У Лили было одно преимущество. Она в комнате уже находилась. Ее нужно было выкуривать. Но с другой стороны, у Лили не было на комнату абсолютно никаких, логических, если можно так выразиться, прав. Она была пришельцем. Соседи же были жильцами ближайших к спорной комнате участков земли, что сообщало их претензиям некоторую именно, что ли, логику. На эту логику они стихийно и упирали.

Логика была, конечно, сильная, но неправильная. Чтобы осуществить эту неправильную логику, соседям пришлось ввязаться в споры с администрацией и законом, и конца этим спорам не предполагалось. В частности, пришлось со справками в руках доказывать уполномоченным конторам, что факт соседства комнат материально наличествует быть, то есть, скажем, что комната А является соседней в отношении комнаты Б, поскольку она расположена в непосредственном соседстве с комнатой Б и никакая комната В между ними не пробежала.

Чтобы доказать эти страх как неочевидные вещи, нужна была большая куча времени, и как только жильцы-соседи ввязались в тяжбу, они тут же и поняли, что хотя данная правда свое в конечном итоге возьмет, неизвестно, когда будет в конечном счете конечный конкретный окончательный неоспоримый итог.

Соседям лучше было бы посадить Лилю с дочкой в правильную осаду. Не давать ходить в лавку — только и всего. Посидят без хлеба день, три, пять, восемь с половиной — завоют. И сами же выбегут. Проситься наружу будут.

Впрочем, соседи сперва это и пытались сделать. Но план не осуществился. По той простой причине, что в этот самый момент из магазинов пропали вообще все продукты, и осаждающие и сами оказались в положении осажденных. Соблазнительно было изолировать Лилю с дочкой от магазинной жратвы, но не от чего было изолировать.

Когда государство решило проблему выживания граждан, раздав всем талоны на питание, то соседи получили на руки талоны и на Лилю с дочкой. Тут им подвернулась безусловная возможность доканать Лилю, но они ею, сукины дети, не воспользовались. Осаждающие стали неизвестно почему отдавать пайку осажденным, в результате чего осада практически сорвалась.

Каким умом осадное войско рассчитывало, никто никому вразумительным образом не разъяснил. Но факт, что Лиля с дочкой по талонам получали вместе со всеми и питались не хуже соседей. Соседи, можно сказать, и плакали, и матерились, но питание исправно передавали тем, кому оно надлежало. Что за нерасчетливость, ей-богу, о русский народ!

Но, делая одной рукой добро, он же, дери его за ногу, другой рукой нарушает права человека.

Соседи, хотя и продолжали Лилю со своих же рук кормить, но по линии закона продолжали тиранить. Суд долго рассматривал каждое обстоятельство и все не мог вынести решение, потому что согласно законам оказывалось, что комнату выбывшей буфетчицы не следовало отдавать никому. Согласно законам ее полагалось отдать какому-то постороннему человеку из общей очереди на жилплощадь.

Дело заходило в тупик. Но тут объявилась буфетчица. Буфетчица прибыла в собственную комнату не одна, а с мужем. Муж был с Кейптаунского порта, черный, как сапог. У него в Кейптаунском порту возникли осложнения с пропиской. И ему легче оказалось прописаться на жилплощади в Москве. Осаждающие разбрелись обратно по своим соседним комнатам. А Лиля с дочкой снова пошли по миру.

Мир был велик и ходить по нему можно было долго. Тем более что каждый раз, когда Лиля впадала в переделку, оказывалось, что она совершенно одна. Всякий раз приходилось начинать сначала, тогда как другие, как ей казалось, прибрав однажды кое-что к рукам, уже своего из рук не выпускали и так помаленьку подкапливали, подкапливали. Ничего удивительного, что они оказывались сильнее, когда их интересы сталкивались с Лилиными.

Короче говоря, Лиля просто не знала, куда идти. Ее ресурсы были исчерпаны.

Хотя не совсем. Подрастала дочь. С одной стороны, ее надо было куда-то пристраивать. С другой же стороны, на этом можно было бы выехать и самой.

Все же дочь была еще недостаточно велика, и Лиле пришлось принять не очень-то веселое решение. Она сдала дочь в детский дом. Это было непросто. Для этого нужны были основания. То, что Лиле негде было жить, не считалось серьезным основанием. Лиле было указано, что жить ей в Москве негде по ее же собственной вине. Но в нашей огромной стране место ей найдется. Она, например, может завербоваться на Крайний Север, поехать туда вместе с дочерью. Там ей дадут семейное общежитие. Лиле даже конкретно назвали пару адресов.

На это Лиля только внутренне усмехалась. Дело в том, что на Крайний Север она собралась и сама. Но дочь с собой брать не хотела. Во-первых, дочь ей была бы там помехой. Лиля еще надеялась найти там жениха. Ей рассказывали разное сказки про Крайний Север. Не то чтобы она очень верила сказкам, но когда нужда припрет — любой ахинее поверишь.

Но дело было не в этом. Лиля планировала оставить дочь в Москве с важной политической целью. Ведь была же еще квартира Веселовского, и если кто о ней, увлекшись интересным чтением, позабыл, то это не Лиля. В квартиру к Веселовскому после скандального и аморального развода идти было невозможно. Веселовский позвал бы кого надо, и Лиле били бы морду. Но права на эту квартиру, хотя и разведенная, она сохраняла. Нужно было только дождаться, когда Веселовский помрет.

Лиля готова была ждать, но ждать на улице было никак невозможно. Все шло к тому, чтобы покинуть Москву, завоеванную в свое время с таким трудом. Но, уехав из Москвы, она потеряет контроль над квартирой. Вот почему Лиля хотела оставить дочь в Москве. Расчет был на то, что после смерти Веселовского дочь, живущая поблизости, будет первым и непобедимым кандидатом на веселовскую жилплощадь.

Некоторое время Лиля колебалась, болталась вместе с дочерью по пригородам, ожидая, что инвалид наконец-то сойдет со сцены, но инвалид оказался большим жизнелюбом. У него, как говорят образованные, обнаружилось второе дыхание.

А фактически дело обстояло так. Пара друзей прослышали, что Веселовского, находившегося на грани естественной смерти, покинула подруга жизни. Они страшно возмутились и решили, что их долг — помочь ветерану. Они собрались вместе с еще несколькими однополчанами и придумали установить над Веселовским присмотр. В конце концов, вместе на войне кровь проливали. Не бросать же старого товарища в незаслуженной беде.

О старая боевая дружба! О война! О окопное братство! На вас вся надежда. Ни на что другое надежды нет. Кооператив по спасению Веселовского от голодной смерти взаперти был создан. И действовал так успешно, что Веселовский, вместо того чтобы помереть, встал и пошел.

Чудо было настолько очевидным и сногсшибательным, что Веселовский привлек к себе внимание журнала «Огонек». Корреспондент «Огонька» наведался к Веселовскому, обнаружил, что он довольно-таки омерзительный старик, но однополчане-ветераны ему приглянулись, а Лиля, судя по откликам о ней все тех же однополчан, выходила и вовсе превосходным материалом.