Алексей Гребиняк - Мятежные крылья

• Название: Мятежные крылья
• Автор: Алексей Гребиняк
• Жанр: О войне

События этой повести разворачиваются на Кубе 50-х годов. Военный летчик Мишель Гарсия попадает в тюрьму за драку с командиром и знакомится там с молодым революционером Фиделем Кастро. После освобождения он вступает в его движение, целью которого является свержение проамериканской диктатуры Фульхенсио Батисты. Когда повстанцы обзаводятся собственной авиацией, Мишель становится пилотом одного из купленных в США истребителей "Мустанг"...

---

Почти весь декабрь самолеты стояли на земле. Пехота справлялась и сама, — летчики лишь изредка перевозили оружие, да пару раз эвакуировали нужных людей из отдаленных местечек.

Девятнадцатого декабря снова отличился Таблада, бомбивший на своем трофейном самолете "Кингфишер" правительственные казармы, — на этот раз в Сагуа-де-Танамо, что к востоку от Майяри-Аррибы. Его прикрывал на своем "Трояне" Триана. К счастью, им не встретились "Тандерболты", и парни остались живы. Сильно сомневаюсь, что Триана смог бы отразить атаку.

Изо дня в день я приходил к Геррере и слышал от него одну и ту же фразу:

— Жди, Мишель. Приказа пока не было. Может, после обеда потребуетесь…

Но наставал вечер, а мы по-прежнему сидели без дела. По слухам, наши активно теснили каскитос на всех фронтах, и война шла к концу.

От нечего делать я достал немного краски и нарисовал на носах наших истребителей зубастые акульи пасти. Для начинающего художника, каковым я являлся, получилось неплохо. Машины стали выглядеть куда более устрашающими, чем прежде.

— Догоню и закусаю, — прокомментировал Диаз, увидев мои художества. — Последние каскитос в ужасе разбегутся, увидев тебя в воздухе…

Я завидовал ему. Он крутил роман с какой-то местной девчонкой, влюбленной в него по уши. А я все никак не мог найти Марию…

…В полдень тридцатого декабря нас подняли по тревоге, — разведчики доложили о вражеской колонне, двигающейся в нашу сторону. У Диаза почему-то не сразу запустился двигатель, так что я принял решение атаковать в одиночку. Поднявшись на три тысячи футов, я направился на северо-запад, туда, где разведка засекла передвижения противника. Еще издалека я разглядел поднимающиеся над дорогой дымы.

— Кузнец, я Молот-один приближаюсь к наковальне… — произнес я. Кто придумал эти идиотские позывные?

— Молот, я Кузнец, да мы тут уже сами в принципе все сделали… — флегматично отозвался сквозь хрипы помех радист. Слышно было, что рядом с ним и правда стреляют. — Правда, они еще не сдаются, мы им три машины пожгли, а они залегли и отстреливаются… — после короткой паузы он продолжал:

— Командир просит пройти над колонной и обстрелять их. Если не сложно.

— Понял. Молот-два, прием.

— Слышу.

— Взлетел?

— Нет еще. Выруливаю.

— Рули обратно. Я тут сам. Не жги топливо зря.

— Черт… Как скажешь… — в голосе Диаза чувствовалась досада. Еще бы — наконец-то настоящее дело, и то в бой не пускают… А ведь его к этому готовили много лет… Я понимал его.

Впрочем, то, что произошло потом, боем я бы не назвал. Колонну, зажатую на участке дороги между холмов, методично уничтожали наши пехотинцы. Шедший первым бронетранспортер пылал как свечка, замыкающий грузовик стоял, уткнувшись бампером в впереди стоящий бензовоз, остальные полтора десятка машин сгрудились на дороге и в кюветах. Наши засели на склонах и вершинах холмов, и колонна была у них как на ладони. Судя по тому, что я видел, сопротивление им оказывали не слишком сильное — солдаты Батисты были ошарашены нападением, и уцелевшим офицерам вряд ли удалось организовать отпор нашим барбудос.

Я снизился и прошел над колонной, строча из пулеметов. По мне никто не стрелял — и наши, и враги приняли меня за своего. Еще два или три грузовика вспыхнули, кто-то, взмахнув руками, упал, — а потом колонна осталась позади, и я стал набирать высоту. Какой-то особой злости на тех, в кого стрелял, не было — они казались мне лишь мишенями.

— Достаточно, они сдаются, — сообщил радист. — Спасибо за помощь.

Я сделал круг над полем боя, глядя вниз. Наши бегом спускались с холмов, и, похоже, никто уже не стрелял им навстречу. Стало быть, я тут уже не нужен.

Оглядевшись, я сделал прощальную бочку и улетел на базу.

— Поздравляю! — хлопнул меня по плечу Геррера, когда я, заглушив двигатель, вылез из кабины. Он был искренне рад тому, что и я смог внести свой вклад в победу. Я улыбнулся в ответ, но на душе было как-то пусто. Я ожидал большего. Чего именно? Ну, не знаю, азарта охоты, выброса адреналина, злости на врагов и чувства выполненного долга, наконец. А их не было. Как на полигоне — отстрелялся и улетел. Ничего особенного. Как будто каждый день летаю на такие задания.

— Это надо осветить в нашей газете! — воскликнул командующий. — Боевой путь нашей славной первой истребительной эскадрильи! Звучит?

— Не знаю, что там у нас славного, — буркнул я. — Пока весь наш боевой путь состоит из героического драпа из Штатов, да обстрела этой несчастной колонны…

— Мишель, ну, что ты так? — обиделся Геррера. Я почувствовал укол совести: он пытался меня утешить, пусть и не очень умело, а я его дразнил в ответ.

— Извини…

…В тот же день, где-то часа в три дня, когда день уже клонился к закату, наши наблюдатели заметили одиночный бомбардировщик, летящий со стороны Сантьяго. Ничем хорошим это не пахло — свежи еще были воспоминания об октябрьских и ноябрьских бомбежках. Торопливо запустив двигатели, мы с Диазом пошли на взлет.

— Направление один-семь-ноль, удаление около десяти миль, — сообщили с земли.

— Принял, — сухо отозвался я.

Мы развернулись навстречу нежданному гостю, набрав около тысячи футов высоты. Вскоре на горизонте возникла быстро увеличивающаяся черная точка. Еще немного — и я уже мог различить вражеский самолет, идущий чуть ниже нас. Двухмоторный, с тонким фюзеляжем и объемными мотогондолами двигателей, с высоким килем. Под крыльями — неуправляемые ракеты. Похоже, "Инвейдер". С этим шутки плохи, у него только в носу шесть или восемь пулеметов, да еще две турели в хвостовой части…

Мы сближались так быстро, что вот-вот должны были разойтись на встречных курсах.

— Что будем делать? — спросил Диаз.

— Делай как я!

Сходиться с бомбером лоб в лоб было не с руки. Во-первых, толком прицелиться не успели бы, во-вторых, имелся риск получить в ответ в два раза больше пуль, чем сам выстрелишь. Поэтому я взял ручку на себя и, прибавив газу, стал набирать высоту.

— Первый, валим его? — снова поинтересовался ведомый.

— Сначала припугнем. Не уйдет — завалим.

Сумрачное декабрьское небо быстро набегало навстречу. Я следил краем глаза за высотомером: тысяча пятьсот… две тысячи… три тысячи… хватит! Я плавно двинул ручкой управления, одновременно нажимая левую педаль, — и мой "Мустанг", зацепив крылом нижнюю кромку облаков, послушно вошел в разворот. Теперь мы оказались позади и выше бомбардировщика, который, проскочив под нами, шел к нашему аэродрому.

Диаз несколько запоздал с маневром и оказался в облаках, но, выскочив из них, стал нагонять меня. А я полого пикировал, настигая "Инвейдер", чей грязно-зеленый силуэт с броскими эмблемами на крыльях отлично был виден на фоне земли.

Его стрелок не дремал — когда мы оказались в двух сотнях футов от самолета, и я уже прицеливался, по нам стегнула сдвоенная очередь — заработали пулеметы верхней турели. К счастью, смертоносные светляки трассеров прошли выше — стрелок неверно рассчитал упреждение. Я ощутил знакомый прилив адреналина.

В следующий момент я дал очередь так, чтобы она прошла прямо перед носом "Инвейдера". Потом еще одну. Потом я чуть отдал ручку управления от себя и ушел под бомбардировщик, в каких-то десяти-пятнадцати футах позади него. Меня ощутимо тряхнуло струей воздуха от его винтов.

Оказавшись под противником, я взял ручку на себя и практически свечой выскочил перед ним. Диаз пока в бой не вступал, держался позади, выше и чуть в стороне, подальше от пулеметов бомбардировщика. Правильно, нечего рисковать, пусть лучше страхует, если вдруг тут еще и истребители появятся…

Впереди уже виднелась наша взлетная полоса. Пилот бомбардировщика явно был настроен решительно, иначе с чего бы он так упрямо пер вперед? Видимо, получил строгий приказ уничтожить полосу любой ценой. Или пообещали кучу денег. Или и то, и другое… Все могло быть.

Перевернувшись через крыло, я снизился и, пристроившись впереди и правее "Инвейдера", там, где меня не могли достать его пулеметы, уменьшил скорость, чтобы удержаться рядом. Посмотрел на кабину вражеской машины. Там, за стеклом, виднелось лицо пилота. Он глядел прямо на меня.

Я знаком приказал ему убираться из нашего воздушного пространства. Пилот в ответ показал неприличный жест, который иначе как "отвали" не трактовался, и сделал вид, что сейчас направит самолет на меня. Я пожал плечами и, двинув вперед сектор газа, стал набирать высоту.

— Диаз, валим его.

— Как скажешь.

Он спикировал на бомбардировщик сверху и сзади, как коршун, а я, сделав вираж, вышел противнику в хвост. Мы поочередно всадили в "Инвейдер" по две-три очереди, и он, так и не долетев до Майяри-Арриба, отвернул со снижением на восток, волоча за собой черный шлейф дыма. Диаз прострелил ему левый двигатель, а я изрешетил хвостовое оперение и, по-моему, убил или ранил стрелка, сидевшего в хвосте. Во всяком случае, в ответ по нам больше никто не стрелял.