Алексей Гребиняк - Мятежные крылья

• Название: Мятежные крылья
• Автор: Алексей Гребиняк
• Жанр: О войне

События этой повести разворачиваются на Кубе 50-х годов. Военный летчик Мишель Гарсия попадает в тюрьму за драку с командиром и знакомится там с молодым революционером Фиделем Кастро. После освобождения он вступает в его движение, целью которого является свержение проамериканской диктатуры Фульхенсио Батисты. Когда повстанцы обзаводятся собственной авиацией, Мишель становится пилотом одного из купленных в США истребителей "Мустанг"...

---

— Видит Бог, я не хочу гражданской войны, — сказал Кастро. — Но видимо, иным путем свободы мы не добьемся.

В июле того же года он вместе с братом эмигрировал в Мексику, где начал готовить новое выступление против режима Батисты. Много позже я узнал, как они создавали свою тщательно законспирированную и обширную революционную организацию, налаживали связи с надежными поставщиками, закупали вооружение и снаряжение и обучали будущих солдат. Тогда же об этом знали единицы, и я в их число не входил…

…Из тюрьмы я вышел в августе того же пятьдесят пятого, — голодный, озлобленный, лишенный офицерского звания, да к тому же больной лихорадкой. Периодически накатывали приступы, и тогда я лежал, лязгая зубами — так сильно меня трясло. Но это можно было терпеть, тем более, что лихорадка, в отличие от душевных ран, лечилась.

Лишь перед самым освобождением мне передали письмо от Марии. Судя по грязному конверту, оно долго искало меня.

"Дорогой, любимый мой Мишель, — писала она, — я до сих пор не верю, что ты в тюрьме. Вот уже какой месяц от тебя нет вестей. Но я не верю, что ты забудешь меня. Я буду ждать тебя столько, сколько потребуется, потому что только с тобой я буду счастливой. С тобой я в безопасности, и мне не нужен никто другой…

Я вынуждена уехать в другой город. Адрес здесь писать не буду, это опасно, но девушка, с которой ты был на выпускном, знает его.

Люблю тебя. Твоя Мария".

С тех пор я носил это письмо, куда бы меня ни бросала судьба.

…Сестренка дала мне адрес, по которому нужно было слать письма Марии, но на них никто не ответил. Уехать к ней сразу я не мог — не было денег. А обузой на ее шее я быть не хотел. Родители едва сводили концы с концами, так что я перебивался с хлеба на воду, грузил ящики с фруктами в доках, а потом разгружал вагоны, чтобы прокормиться. Вечером я засыпал с надеждой, что завтра наконец узнаю, где она, и все наконец-то наладится, а утром просыпался и снова шел грузить ящики…

Накопив немного денег, в октябре я собрался с силами и поехал в Сантьяго, где должна была жить Мария. Но дверь мне открыли совершенно чужие люди, которые и слыхом не слыхивали ни о каких Гонзалесах.

Дом Марии в Гаване давно был занят чужими.

Я вернулся домой и снова стал работать где придется.

Так продолжалось еще месяца три. Потом люди из "Движения" помогли мне перебраться в Мексику, где уже полным ходом шла подготовка бойцов для предстоящего вторжения на Кубу. Жизнь наконец-то стала обретать смысл. Вместе со всеми я теперь стрелял по мишеням на тайных стрельбищах, до изнеможения бегал с полной выкладкой по горам, обливаясь потом, и постигал хитрости партизанской войны. Руководил подготовкой полковник Байо, ветеран гражданской войны в Испании, которому тогда было уже за шестьдесят. Однако крепкий как бук старикан и не думал унывать.

— Не ввязывайтесь в затяжной бой без нужды, — учил он нас. — Вы — партизаны, ваша задача — ударить и отойти. Изматывайте противника множественными ударами тут и там, и он, в конце концов, станет бояться собственной тени.

Он знал, что говорил — в свои годы ему пришлось воевать против марокканских партизан. И он как никто другой из нас знал, что это такое — партизанское движение. К тому же, он оказался военным летчиком, и у нас с ним нашлось, о чем поговорить.

Фидель тем временем заручался поддержкой простых кубинцев. Он не стеснялся открыто говорить о революции. Выступая в Нью-Йорке на собрании кубинской общины, он заявил:

— В 1956 году мы будем или свободными, или мучениками. Эта борьба началась для нас десятого марта пятьдесят второго года — и закончится она только с падением диктатуры. Мы боремся не за какие-то абстрактные свободы и права, — мы стремимся к тому, чтобы каждому кубинцу была гарантирована хорошая жизнь.

Он выступал на множестве митингов и собраний — и всюду его слова встречали аплодисментами, а потом жертвовали деньги на будущую революцию.

— Пусть каждый гражданин пожертвует один песо, пусть каждый работающий пожертвует зарплатой за один день, — и мы увидим, как тирания рухнет быстрее, чем вы это себе можете представить, — говорил Кастро. — Другие просят деньги для себя, предлагая в залог землю и дома. Мы же просим деньги для Кубы, предлагая взамен наши жизни.

Молодой человек с небольшими усами говорил это столь решительно и убежденно, что люди заражались его энтузиазмом. Даже клеветническая кампания, развернутая лояльными Батисте журналистами, не смогла опорочить его. Кастро ответил статьей в газете "Боэмия", в которой заявил, что порывает со всеми партиями и политическими группировками, озабоченными лишь дележом политического Олимпа, а не судьбой Кубы. Он продолжал готовить вторжение и внимательно наблюдал за обстановкой на Кубе, выбирая удобный момент для этого.

А обстановка все накалялась. Против Батисты уже открыто выступали отдельные группы офицеров и молодежи. Выступления эти жестоко подавлялись верными диктатору войсками, что еще больше ухудшало его репутацию. Фульхенсио сам копал себе могилу.

Фидель внимательно следил за происходящим, соображая, когда и где нанести удар. Расчет был сделан на то, что небольшая группа десантников во главе с ним высадится на Кубе — и одновременно с этим в разных концах страны поднимут восстание группы активистов "Движения". Дальше власть в стране должна была перейти в руки революционеров. Вторжение было назначено на 30 ноября; к этому времени Кастро с товарищами рассчитывал добраться до острова. Специально для этого еще в октябре была куплена прогулочная яхта "Гранма", которая, по расчетам Кастро, добралась бы от Мексики до Кубы за пять дней. Когда ненастной ноябрьской ночью мы отплыли из мексиканского порта Тукспан, мы всерьез считали, что все пойдет по плану.

Глава третья

Увы, перегруженная сверх всякой меры яхта (82 человека с оружием вместо максимально допустимых конструкцией 12) добралась до Кубы слишком поздно. Восстание, которое подняли в Сантьяго-де-Куба патриоты, уже было подавлено батистовцами… Да и сама высадка была больше похожа на разгром. Во-первых, мы пристали к берегу совсем не там, где рассчитывали: берег оказался не песчаным, а топким и болотистым. Во-вторых, очень быстро нас стали окружать правительственные войска. Мы спешно уходили вглубь острова, пробираясь к горам, где им было бы труднее нас найти и уничтожить, но они не отставали. Вдобавок, с самого начала мы имели дело с вражескими самолетами, которые, воспользовавшись летной погодой, обстреливали нас с воздуха. Наверняка то были и мои однокашники или знакомые. Не знаю точно — никого из них мы тогда не сбили, а разглядеть лицо вражеского летчика в пролетающем над головой самолете очень сложно…

Выжило нас лишь 17 человек, в том числе Фидель и Рауль, я, а также аргентинский врач Че Гевара. Да-да, тот самый Че. Хотя он и был ранен, но не сдался врагам и продолжил воевать. Разделившись на две группы, мы растворились в горах Сьерра-Маэстры. Так начался последний этап войны за независимость.

Сначала мы нападали на небольшие гарнизоны, накапливая ресурсы и зарабатывая, так сказать, призовые очки за милосердие. Потом, осмелев, стали отваживаться на все более серьезные военные операции. Постепенно под нашим контролем оказался большой район, в котором Фидель поделил землю между крестьянами и установил новые порядки. Там была налажена почти что мирная жизнь — разве что часть урожая шла на питание нашей армии.

Забыл сказать о милосердии. Раненным каскитос Че оказывал посильную медицинскую помощь; кроме того, у нас не добивали раненных врагов. Это играло на руку облику Фиделя, утверждавшего, что он воюет не с армией, а с Батистой.

— Мне жаль, что мы видим в наших прицелах простых солдат, а не тех, кто посылает их на смерть — министров, сенаторов, диктаторов, — говорил он.

Американские газеты искажали происходящее там, представляя президента добрым малым, а оппозицию — чертовски кровожадными уродами. Хотя их техники обслуживали самолеты FAEC[2], приземлявшиеся на американской базе в Гуантанамо для заправки и пополнения боезапаса. Американские бомбы, подвешенные к кубинским самолетам руками янки, падали на деревни и хутора, где, по данным военной разведки, были партизаны, — а мы ничего не могли им противопоставить. У нас не было зенитных орудий и пулеметов даже для защиты главного лагеря. Поэтому поделать с вражескими самолетами мы ничего не могли. До поры до времени.

Однажды Фидель пригласил к себе в горы одного проверенного и смелого журналиста. Тот побывал в нашем лагере и написал потом о нас большую статью. Вслед за ним в Сьерра-Маэстре побывало еще несколько акул пера. Дурили мы их, конечно, не без этого — пока вели журналиста к Фиделю, делали несколько кругов по лагерю и проводили мимо одного и того же пулеметного гнезда, а незаметно менявшиеся часовые каждый раз спрашивали пароль… и журналист думал: "Ого, какой большой лагерь у партизан! Наверное, много их тут! Конец Батисте, точно конец…".