Степан Тимошенко - Воспоминания

• Название: Воспоминания
• Автор: Степан Тимошенко
• Издательство: Наукова думка
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1993
• ISBN: 5-12-003734-8

Впервые на родине печатаются воспоминания всемирно известного ученого-механика XX столетия, одного из основателей Академии наук Украины Степана Прокофьевича Тимошенко (1878 — 1972).

В книге, которая впервые на русском языке была опубликована в Париже в 1963 г., автор описывает свою жизнь, научную, педагогическую и научно-организационную деятельность у себя на родине до 1920 г. и в эмиграции, в том числе с 1922 по 1964 г. в США. «Воспоминания» С. П. Тимошенко — это повесть о честно прожитой жизни знаменитого ученого.

Для широкого круга читателей, а также ученых в области физики и математики.

---

После отчета буфетной комиссии поднимался вопрос о том, что наш главный доход получается от чая и самых дешевых бутербродов, потребляемых менее достаточными студентами. Доход от более дорогих продуктов значительно ниже. Выходит, что студенческий буфет берет с недостаточных студентов больше, чем с состоятельных. И опять начинаются бесконечные разговоры. Затягивались наши заседания иногда за полночь и наш инспектор, профессор А. А. Брандт, угрожал нам тушить электричество в двенадцать часов ночи. Тогда мы постановили купить стеариновые свечи и заседать, если нужно, без электрического освещения.

Вспоминаю все это теперь. Интересное было время! Много времени мы тратили на разговоры, но хорошо, что у нас была и своя библиотека, и свой буфет, и свои газеты. Мы могли чтением пополнять наше общее образование.

Студенческая практика

Лето 1899 и 1900 годов я провел на практике, на постройке Волчанск-Купянской железной дороги. Мое непосредственное начальство, инженер Василий Кузьмич Ремезов, был опытный инженер, проведший раньше несколько лет на постройке Сибирской железной дороги. У него я многому научился. Для начала мне поручили наблюдение за постройкой станционных зданий в селе Маночиновке, в пятнадцати верстах от Купянска. Постройки возводились на хорошем грунте и никаких затруднений в работе не было. Меня в этих работах все занимало. Нужно было начинать с разбивки зданий и рытья котлованов. По вечерам я прочитывал соответствующие страницы из книжки по архитектуре, а утром, с теодолитом в руках, делал все нужные измерения. Потом начиналась кирпичная кладка. Со времени работы в Шпотовке я знал кое‑что о качестве кирпича и мог сделать приемку кирпича с некоторым пониманием. Процесс кладки кирпича я сначала изучил по книжке.

Основательно изучил технические условия, по которым был сдан подряд. На работу являлся рано утром, вместе с каменщиками, и все время следил за правильностью работы. Надоел я и подрядчику и рабочим, вероятно, немало. Конечно, здания, возводимые на хорошем грунте, оказались бы достаточно прочными и при разных послаблениях в требованиях, но я настаивал всегда на точном выполнении условий.

Кроме возведения зданий были на станции и другие работы. Я порядком поволновался при устройстве водоснабжения. Для проводки водопровода от пруда и до водоемного здания нужно было сделать просеку в лесу. Расстояние примерно с версту. Но нужно было дать рабочим точное направление так, чтобы просеки, начатые с двух сторон леса, сошлись бы точно. Я предварительно сделал нужную теодолитную съемку со всей возможной точностью. Еще раз проверил ее и только после этого дал нужные для просеки направления. Но все же во время работ страшно волновался, — а вдруг просеки не сойдутся! Но все сошло благополучно. Работы, начатые с двух концов, сошлись совершенно точно. Я был страшно рад. Это была первая удача в моей технической практике. Удача маленькая, но мне она казалась важной. И вот до сих пор я вспоминаю эти дни волнения. Существуют ли теперь и водоемное здание, и станционные постройки Маночиновки, где началась моя инженерная работа, где я провел два месяца, наблюдая за постройкой?

Жил я в это время в школе, где летом не было занятий. Обед приготовляла сторожиха и обкрадывала меня бессердечно. Мой довольно скудный обед обходился так дорого, что на него уходило все мое студенческое жалование. Помню отец мой приехал из Шпотовки посмотреть, что я делаю на постройке. Я с гордостью показывал ему мои станционные постройки. Он нашел, что я сильно исхудал и посоветовал иначе устроиться с питанием.

Перемена произошла совершенно неожиданно. Соседний помещик попросил помочь его сыну, только что окончившему гимназию, подготовиться к конкурсным экзаменам по математике. В обмен за это я начал завтракать и обедать у помещика. Жизнь сразу улучшилась. Стал хорошо питаться и кроме того мог проводить вечера в помещичьей семье. Семья была интеллигентная и музыкальная. Думаю, что нигде, кроме России, нельзя было тогда наблюдать таких контрастов. Днем видишь нужду крестьянской жизни, невежество и дикость рабочих на постройке, а вечером — последние французские романы из Парижа, Шопен, Бетховен… в помещичьем доме.

Через два месяца я был переведен в Купянск. Решено было строить Купянский вокзал хозяйственным способом и мне было поручено изготовление детальных чертежей и составление сметы. Опять масса новых интересных вопросов. Нужно было выяснить, откуда и по какой цене мы можем достать камень для фундамента, кирпич, лес. Эта работа была совершенно отлична от того, что мы делали в Институте, и так мне понравилась, что я решил непременно быть практическим инженером и работать по постройке новых железных дорог, где было так много новых задач. Работал очень усердно и уехал в Петербург только поздней осенью.

На следующее лето мне уже не нужно было искать практики. Инженер Ремезов заранее предложил продолжать работу у него и к 1‑му июня 1900 года я был опять в Купянске. Теперь у меня была более разнообразная работа. Мне было поручено наблюдение за постройкой устоев моста через реку Оскол, у Купянска, а также разработка плана железнодорожных путей на станции Купянск-Город. На постройке моста я хорошо ознакомился с забивкой свай и с бетонными работами. Сборка ферм производилась уже после моего отъезда.

Я принял также некоторое участие в постройке паровозного здания. Вся территория станции Купянск расположена на наносном грунте, что приходилось иметь в виду при устройстве фундаментов. Для паровозного здания предполагалось забить под фундаментом сваи. Я предложил выкопать широкие котловины, заполнить их слоями утрамбованного песка и строить здание на этом песке, как на фундаменте. О постройках такого рода я вычитал в какой‑то книге по архитектуре. Впоследствии я слышал, что паровозное здание было одно из немногих зданий Купянской станции не давших трещин.

Но не все мои опыты были так удачны. Потом узнал, что печи в пассажирском здании, на проектирование которых я затратил немало энергии, оказались неудачными и их пришлось переделать.

Вспоминая теперь мою железнодорожную практику, вижу, что она дала мне очень много и играла большую роль в моем техническом образовании. Нужно пожалеть, что в американских школах такой практики нет и большинство студентов заканчивают школу, не ознакомившись на деле с работами по своей специальности.

Институт Инженеров Путей Сообщения в смысле студенческой практики был в особо благоприятных условиях. Вся обширная русская железнодорожная сеть была в руках Министерства Путей Сообщения и оно могло распределять своих студентов по железным дорогам так, чтобы они могли ознакомиться со всеми важнейшими строительными работами.

Студенческие волнения

Мои студенческие годы совпали с началом политического оживления в России, которое выразилось прежде всего в студенческих волнениях, принявших формы и размеры никогда прежде невиданные. Происходило это потому, что студенческие протесты совпадали с общим оппозиционным настроением в стране и находили всеобщее сочувствие. Огромное большинство студентов готово было поддерживать всякий протест против власти, а лиц, готовых защищать власть, среди студентов было очень мало. Откуда все это взялось? Я помню, что в реальном училище мы политикой не занимались, но оппозиционное настроение иногда проявлялось. Нам не нравилось обязательное посещение церкви по воскресеньям. Не нравилась военная гимнастика. Была какая‑то неприязнь к офицерам, которых в Ромнах было немало.

В юнкера из реального училища уходили только лентяи, которые не надеялись попасть в высшее учебное заведение. Я с ранних лет имел возможность наблюдать крайнюю бедность крестьян. Видел их темноту и, конечно, понимал социальные несправедливости. Сочинения Некрасова, Толстого и Щедрина производили большое впечатление. Думал, что положение может быть поправлено улучшением народного образования, проведением разных реформ. От отца слышал, что реформы Александра II-го улучшили положение крестьян. Слышал, что при Александре III-м реформы были остановлены, что Победоносцев старался ограничить деятельность Земств в народном образовании, что правительство поддерживает влияние духовенства и помогает церковно-приходским школам. Что с введением земских начальников произведено ограничение крестьянских прав. Все это, конечно, имело свое влияние. В Петербург я явился уже с настроением оппозиционным.

Весной 1897 года, когда я был на первом курсе, случилась «Ветровская история». Говорили, что заключенная в тюрьму курсистка Ветрова была оскорблена жандармским офицером. Не перенеся оскорбления, она сожгла себя в камере, облившись керосином. Не знаю насколько верна была эта история, но ее было достаточно, чтобы возбудить все петербургское студенчество. Решено было идти всем в Казанский Собор и демонстративно служить панихиду по Ветровой. Перед собором собрались большие толпы студентов. Уверен, что большинство студентов нашего Института была там. Полиция требовала разойтись по домам. Упорствующие группы отводились в Казанскую полицейскую часть и там переписывались и отпускались. Студенты, не попавшие в часть, на другой день подписывались под заявлением, что они вполне солидарны с арестованными товарищами. Волнения продолжались недолго и за участие в демонстрации, кажется, никто не пострадал. Возбуждение было однако всеобщее и я не помню, чтобы на нашем курсе кто‑либо протестовал против демонстрации.