Лилия Беляева - Убийца-юморист

• Название: Убийца-юморист
• Автор: Лилия Беляева
• Жанр: Детектив

---

Вероятно, Верунькин "спонсор" Валерий заметил, что я почти не свожу глаз с "Люсьена Дюпрэ", тронул меня за руку и тихонько проинформировал:

- Еще один из тех, кто проигрался в пух-прах. Небось, последний смокинг остался. Психопат. Не может остановиться, когда удача пришла. Пока на жалости богатых бабешек держится... Вряд ли долго протянет. Сопьется.

- Но ведь пока трезв, - отозвалась я.

- Ждет подачки. Потом - в казино. Продуется и - бутылку из горла... Потом ещё одну... Игрок. Оголтелый игрок.

- Ну надо же! - фальшиво изумилась я. - А с виду такой суперменистый!

- Побирушка! - бросил с презрением Верунькин дружок. - Бабский угодник. Да ещё поет... Они за него хоть на крест... А ему только бы сесть за стол, где рулетка. Дуры!

Между тем пышноволосая дама в черном костюме и вдовица Михайлова в черных кружевах на розовом чехле о чем-то своем и, видать, задушевном, беседовали за столиком у самой сцены. черноволосая гладенькая головка Михайловой с тяжелым классическим узлом на затылке наглядно свидетельствовала о скромных притязаниях хозяйки, о её нежелании нервировать окружающих экстравагантностью, и, следовательно, непредсказуемостью.

А в моей голове уже созрела дерзкая мысль. Я должна была подойти к Анатолию Козыреву и спросить: "Зачем вы взяли у Любы рукопись её деда "Рассыпавшийся человек"? Где она теперь?"

Но тут, словно почуяв неладное, вдовица Михайлова и её подруга быстро поднялись из-за стола и - прямиком к красавцу-певцу. Между ними состоялся недолгий, видимо, приятный для всех разговор. Певец кивнул, глянул на дам своими большими, темными глазами и встал. Дамы последовали его примеру. Все трое направились к двери, которая вела в казино.

- Пошли? - предложила я своим спутникам. - Интересно же!

... Большой круглый стол... доллары... фишки... Свет выхватывает только зеленое поле и руки играющих. Мы с Веруней не играем, стоим за спиной её "спонсора". Он поставил на кон всего сто баксов. Напротив сидит супермужчина Анатолий Козырев. Он не знает, как справиться со своими руками. Они у него, чистые, с аккуратно, округло подстриженными ногтями, не знают ни секунды покоя. В его глазах горит то самое, что исстари обозначается как лихорадочный блеск... Он следит за расторопной лопаточкой крупье как-то сразу и хищно, и жалко. Шелест, шуршание, писк сотовых и, наконец, общее, послеродовое, отверженное - "ах!" Вопль струи адреналина, прожегшей организмы до сладкой боли...

Верунькиному дружку везло - ушел из зальца с добавочными ста баксами и их-то истратил тотчас, заказав нам всем в баре по коктейлю с пышным названием "Цветок душистый прерий". Цветок оказался холодноватым, сладковатым питьем, пахнущим корицей, гвоздикой и ещё какими-то травами. Долька лимона, насаженная на край фужера, мужественно держалась до самого конца, пока я свой коктейль не допила. Пришлось извиниться перед ней, когда захотелось кисленького... Так мы и живем: то пить нам надо, то есть, и уж тут кто кого... И ежели ты не способен оборониться...

Мне нужно было тянуть время в этом коктейль-баре, где за спиной молодца-бармена, одетого под Фигаро, высился стеклянный просвеченный насквозь "орган" из бутылок. Я ждала Анатолия Козырева.

И дождалась. Он появился как привидение в белом, - неустойчивая, медленная походка, странные движения рук... Его глаза переполнены страданием и безумием. Он прислонился к стене, схватился за бархатную портьеру, принялся её мять...

Не знаю, откуда взялась у меня дерзкая отвага именно сейчас, сию минуту, задать ему вопрос, так и просившийся с языка...

Конечно, очень кстати было то, что поблизости пока не наблюдалось его дам.

Мне же надо было услышать одно - попадала рукопись Пестрякова-Боткина ему в руки от Любы или же нет. Но это одно многого стоило...

Я быстро подошла к страдающему игроку-неудачнику и уверенным голосом шантажистки заявила:

- Вам Люба отдала рукопись "Рассыпавшийся человек". Куда вы её дели? Сожгли?

Он ещё явно не был готов соображать с той же скоростью, с какой я выстрочила свой текст, он, возможно, считал, что очередной проигрыш в казино - верх несчастья, остальное - пустяки. И он ответил мне с вялым безразличием:

- "Рассыпавшийся человек"?.. Рукопись?.. Я где-то потерял ее... Я уже сказал Любе...

И вдруг весь, всем телом вздрогнул, и черный гнев разбуженного властелина зажегся в его расширившихся глазах:

- Какое вам дело? Кот вы? Откуда?

Но - опоздал, голубчик! Опоздал! "Слово - не воробей..."

- Газета. Интересуемся биографией Пестрякова-Боткина. Если вы с ним лично встречались, - тараторила я с наивным огорчением в голосе, - если можете что-то о нем рассказать...

- Не встречался. Не могу, - отрубил суперкрасавец, у которого страсть игрока за считанные часы съела едва ли не треть телесных запасов, а глаза забила глубоко в ямы подглазьев.

Верунчика я от души поцеловала перед расставанием в душистую щечку. Ее "спонсору" любезно поклонилась:

- Спасибо. Отлично посидели.

А дома, сразу после душа, в халате, села к машинке и ещё влажными пальцами принялась стучать: "Рассыпавшийся человек"... Рукопись? Я где-то потерял ее". Козырев Анатолий Эдуардович, 7 июня, ресторан-казино "Императрица". Брал рукопись. У Любови Пестряковой. Зачем? Читать?"

Я, если честно, ещё не знала, пригодится ли мне в моих поисках убийц трех писателей услышанное от Козырева, но чувствовала - за этот кончик стоит тянуть. Налицо: запойный игрок-тенор очень болезненно зависим от своей страсти. А денег у него на игру нет. Значит, вполне вероятно, что кто-то, кто посулит ему сумму, может поставить перед ним определенные условия... И певец клюнет.

Значит... значит, следует выяснить, как, при каких обстоятельствах внучка Пестрякова-Боткина познакомилась с Анатолием Эдуардовичем, кто их свел, короче говоря. И давно ли?

Но прежде, на всякий случай, проверить, много ли читает полуфранцуз-полуцыган. А вдруг он библиоман-библиофил и жить не может без прочитанной с утречка в туалете прозаической или поэтической строчки?

Спросить у Любочки? Нет, это намерение отвергла сразу. Она и без того уже насторожилась. Следовало идти другим путем. Самым простым: подослать к нему Веруню. Разве она не ходит по знаменитостям с диктофоном, не берет у них интервью для своего лощеного журнала, где вперемежку фасонные флаконы с французскими духами и накрашенные девицы с расставленными так и эдак длинными, "фирменными", ногами, рекламирующие всякие одежки?

Веруня, умница, согласилась "пощупать" певца-игрока с легкостью необыкновенной, ибо, как выяснилось, редактор только что поручил ей выхватить из куч сенсаций одну "с душком аристократического порока", как он, выходец из якутской глубинки, выразился.

- Подробно, тщательно расспроси его о том, каких поэтов, прозаиков и драматургов он любит, - напутствовала я Веруню по телефону. - Что читал в юности. Что читает сейчас. И русское, и иностранное. Какую книгу держал, к примеру, месяц назад в руках. И что читает вечером. Разумеется, не сразу с этими вопросами приставай... Сначала про жизнь вообще... Для чего мне все это? Да есть одно дельце. Потом, когда раскручу, все, все тебе расскажу. Дерзай! Жду ответов, как соловей летов!

А пока, пока... не сидеть же, сложа лапки. Надо лететь, спешить, не упустить! Туда, туда, в милицию поселка Рогозино, где жил и умер писатель Пестряков-Боткин.

... "Чудны дела твои, Господи!" - так и просилось с языка, когда я сидела в этом третьем по счету поселковом отделении милиции, у третьего по счету молодого следователя, заочника юридического института, когда он ронял уже знакомый мне набор фраз:

- Чего тут особенного? Какие другие варианты? Пил ваш писатель много, а годков-то ему уж сколько было! Другие к этому сроку сами по себе умирают. С кем пил? Считаю, не важно. Важно, суррогат пил. Нынче это, и вам это тоже должно известно, мужикам столько этого суррогата спаивают! Отрава, а тянут из бутыли! Нет никаких других версий. Тут вон сразу трое грузчиков с копыт и в морг. Надрались из бутылки с этикеткой "Водка "Русская", а в ней какие-то бизнесмены-падлы технический спирт на воде развели. Один холостой, ладно уж, у двоих по двое малолеток... А Пестрякову к восьмидесяти было! Кого надо больше жалеть?

Я не возразила ни словом, ни мыслью. Ибо - какие времена, такие и песни, в том числе милицейские. Иначе б зачем мне было бы играть роль "мусье Пуаро"?

- Жизнь, несмотря на все сложности, все равно прекрасна! - сообщил мне радиоголос из отворенного окна ближайшего к милиции дома.

И я не возразила. Не имела права. Потому что солнце кругом и зелень, и цветы в палисадниках, а небо такое голубое, ясное, голубее и яснее не бывает. Вот ещё бы сыскать тех, кто в этом поселочке Рогозине умел непрерывно наблюдать за чужой жизнью и получать от этого удовольствие. Ведь всюду и непременно в принципе обитают такие подглядыватели. Их, конечно, многие презирают, но в моей экстремальной ситуации следует почитать упорных соглядатаев, только так.