Чарльз Буковски - Рассказы журнала [Иностранная литература]

• Название: Рассказы журнала [Иностранная литература]
• Автор: Чарльз Буковски
• Издательство: Журнал «Иностранная литература» №8
• Жанр: Проза
• Год: 1995

Введите сюда краткую аннотацию

---

— Все-таки не могу понять, что вы делаете в таком месте.

— Ну ладно, вы — вы редактор самой большой городской газеты, вы говорите со мной по телефону, а я живу в техасском публичном доме. Знаете, давайте плюнем на все это. Дама плакала или вроде того; у меня это засело в голове. Следующим автобусом я отсюда уезжаю.

— Подождите!

— Чего подождать?

— Я дам вам ее адрес. Она прочла статью. Она читала между строк. Она мне позвонила. Она хочет вас видеть. Я не сказал, где вы живете. Мы, техасцы, гостеприимный народ.

— Ага, был я вечером у вас в баре. Убедился.

— Так вы и пьете?

— Не просто пью, я пьяница.

— Не уверен, что надо давать вам адрес вашей дамы.

— Да пошло это все в жопу, — сказал я и повесил трубку.

Телефон зазвонил снова.

— Мистер Буковски, вам звонят, это редактор….

— Соедините.

— Слушайте, мистер Буковски, нам нужно продолжение этой истории. Масса читателей заинтригована.

— Скажите вашему автору, чтобы употребил фантазию.

— Разрешите узнать, чем вы занимаетесь для пропитания?

— Я ничем не занимаюсь.

— Просто разъезжаете на автобусах и доводите до слез молодых дам?

— Такое не каждому дано.

— Слушайте, я решил рискнуть. Я дам вам ее адрес. Сбегайте к ней, повидайтесь.

— А может, это я рискую.

Он дал мне адрес. — Объяснить вам, как найти дорогу?

— Не стоит. Публичный дом нашел, найду и ее.

— Что-то в вас мне не совсем нравится, — сказал он.

— Плюньте. Если барышня приветливая, я вам отзвоню.

Я повесил трубку…

Дом был маленький, кирпичный. Открыла мне старуха.

— Я ищу Чарльза Буковски, — сказал я ей. — То есть, простите, я ищу некую Глорию Уэстхевен.

— Я ее мать. Вы человек из аэроплана?

— Я человек из автобуса.

— Глория прочла статью. Она сразу поняла, что это вы.

— Отлично. И как мы поступим?

— Ах, входите же.

Я вошел же.

— Глория, — крикнула старуха.

Вышла Глория. Выглядела она хорошо, до сих пор. Очередная рыжая цветущая техаска.

— Заходите, пожалуйста, — сказала она. — Мама, извини нас.

Она провела меня в свою спальню, но дверь оставила открытой. Мы оба сели, вдалеке друг от друга.

— Чем вы занимаетесь? — спросила она.

— Я писатель.

— Как мило! Где вы печатались?

— Я не печатался.

— Тогда вы в каком-то смысле ненастоящий писатель?

— Вы правы. И живу в публичном доме.

— Что?

— Я сказал, вы правы, я ненастоящий писатель.

— Нет, я о том, что вы потом сказали.

— Я живу в публичном доме.

— Вы всегда живете в публичных домах?

— Нет.

— А почему вы не на фронте?

— Психиатр не пропустил.

— Вы шутите.

— Я рад, что я не на фронте.

— Вы не хотите сражаться?

— Нет.

— Они бомбили Перл-Харбор.

— Я слышал.

— Вы не хотите сражаться против Адольфа Гитлера?

— Не очень. Лучше, если этим займутся другие.

— Вы трус.

— Да, трус, и не в том дело, что я не особенно хочу убивать людей, просто я не люблю спать в казармах, и чтобы вокруг храпели, а потом меня будил измученный сухостоем идиот с трубой, и не люблю носить говенное хаки кусачее: у меня чувствительная кожа.

— Я рада, что у вас хоть это чувствительное.

— Я тоже рад, только жаль, что это — кожа.

— Может быть, вам стоило бы писать кожей.

— Может быть, вам стоило бы писать писькой.

— Вы гнусный. И трус. Кто-то должен остановить фашистские орды. Я помолвлена с лейтенантом флота, и, будь он сейчас здесь, он бы вам показал.

— Наверно, показал бы, и я бы стал еще гнуснее.

— По крайней мере, научил бы вас быть джентльменом в присутствии дам.

— Наверно, вы правы. А если бы я убил Муссолини, я бы стал джентльменом?

— Конечно.

— Я сейчас же запишусь.

— Вас же забраковали. Помните?

— Помню.

Мы долго сидели молча. Потом я сказал:

— Слушайте, можно задать вам один вопрос?

— Задайте, — сказала она.

— Почему вы попросили меня выйти с вами из автобуса? И Почему заплакали,

когда я не вышел?

— Ну, из-за вашего лица. Знаете, вы немного уродливы.

— Да, я знаю.

— Да, оно уродливое и какое-то трагическое. Мне жаль было расставаться с этим «трагическим». Мне стало жаль вас, и я заплакала. Почему у вас такое трагическое лицо?

— Ох, мать честная, — сказал я и встал. И вышел.

Я пошел прямо в публичный дом. Швейцар узнал меня.

— Эге, боец, где тебя разукрасили?

— Да тут, из-за Техаса.

— Из-за Техаса? Так ты был за Техас или против?

— Конечно, за.

— Умнеешь, боец.

— Да, я знаю.

Я поднялся к себе, снял трубку и попросил соединить меня с редактором газеты.

— Друг мой, это Буковски.

— Вы встретились со своей дамой?

— Я встретился с дамой.

— И как это было?

— Чудесно. Просто чудесно. Провел, наверно, час в наслаждениях. Скажите вашему автору.

Я повесил трубку.

Потом спустился на улицу и отыскал тот бар. Там ничего не изменилось. Здоровый парень сидел все так же, слева и справа — свободные табуреты. Я сел и заказал два пива. Первое выпил залпом. Потом половину второго стакана.

— Я тебя помню, — сказал он, — что там с тобой было?

— Кожа. Чувствительная.

— Ты меня помнишь? — спросил он.

— Я тебя помню.

— Я думал, ты больше не придешь.

— Пришел. Давай сыграем в одну игру.

— Мы, техасцы, в игры не играем, незнакомец.

— Ну?

— Ты все равно думаешь, что техасцы — вшивота?

— Кое-кто из них.

И я снова очутился под столом. Я вылез из-под него, поднялся на ноги и вышел.

Вернулся в публичный дом. На другой день в газете написали, что роман не получился. Я улетел в Новый Орлеан. Я собрал барахло и пошел на автобусную станцию.

Приехал в Новый Орлеан, снял нормальную комнату и стал сидеть. Недели две я хранил вырезки из газеты, потом выкинул. А вы бы не так поступили?

Звездный Мальчик среди бифштексов Перевод Виктора Голышева

снова пошла у меня полоса неудач, и в этот раз я нервничал — из-за того, что слишком много пил вина; глаза вытаращены, слабый; и так подавлен, что не мог перекантоваться где-нибудь экспедитором или кладовщиком, как обычно — устроиться не мог. тогда я отправился на мясокомбинат и вошел в контору.

я тебя раньше не видел? спросил конторский.

нет, соврал я.

я был здесь года 2 или 3 назад, заполнил все бумажки, прошел медосмотр и так далее, и меня повели вниз, на 4 этажа под землю; становилось все холоднее и холоднее, и полы покрывала кровяная патина — зеленые полы, зеленые стены, мне объяснили мою работу: нажмешь кнопку, и через проем в стене доносится шум, словно сшиблись на футбольном поле две команды в шлемах или слон свалился со слонихи, а потом появляется что-то мертвое, большое, кровавое, и он показал мне: берешь его и забрасываешь на грузовик, а потом нажимаешь кнопку, и подается второй, — и он ушел, когда он ушел, я снял спецовку, стальную каску, ботинки (мне выдали на 3 размера меньше), поднялся по лестнице и вон оттуда, теперь вернулся, приперло.

староват ты для этой работы.

хочу подкачаться, ищу тяжелую работу, настоящую тяжелую работу, соврал я.

а справишься?

у меня железный характер, я выступал на ринге, дрался с самыми лучшими.

да ну?

да.

хм, по лицу судя, тебе крепко доставалось.

на лицо не смотри, руки у меня были быстрые и сейчас быстрые, приходилось и подставляться, чтоб людям было на что посмотреть.

я за боксом слежу, а имени твоего не помню.

я под другим работал, Звездный Мальчик.

Звездный Мальчик? не помню Звездного Мальчика.

я выступал в Южной Америке, в Африке, в Европе, на островах, дрался в маленьких городках, потому у меня и перерывы в стаже — не люблю писать «боксер», люди думают, вру или хвастаюсь, оставляю пропуски, и черт с ними.

ладно, приходи на медицинское обследование, завтра в 9.30 утра, и поставим тебя на работу, говоришь, тебе нужна тяжелая?

ну, если у вас есть другая…

нет, сейчас нет. знаешь, на вид тебе лет пятьдесят, может, зря я тебя беру, мы тут не любим возиться с людьми понапрасну.

я не люди — я Звездный Мальчик.

ну давай, мальчик, засмеялся он, мы найдем тебе РАБОТУ!

мне не понравилось, как он это сказал.

двумя днями позже я пришел в проходную — деревянную лачугу — и показал старику бумажку с моей фамилией: Генри Чарльз Буковски-младший, и он послал меня на погрузочную платформу: обратиться к Тёрману. я пошел туда, там на деревянной скамье сидели люди и глядели на меня, как будто я гомосексуалист или иду в плавках с гульфиком.

я ответил пренебрежительным, насколько сумел, взглядом и прохрипел на манер шпаны: