Генри Джеймс - Европейцы (сборник)

• Название: Европейцы (сборник)
• Автор: Генри Джеймс
• Жанр: Проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-389-07823-9, 978-5-389-05950-4

Предлагаемый сборник малой прозы Генри Джеймса включает в себя два маленьких романа – «Европейцы», «Трофеи Пойнтона», – большую новеллу «Пресса», повесть «Осада Лондона» и рассказ «Мадонна будущего». Созданные на разных этапах жизни и творчества Джеймса, с 1873 по 1896 год, эти произведения охватывают многие из волновавших его тем (драматичное столкновение представителей Старого и Нового Света, деньги и чувства, творческий гений и проза жизни, любовь к прекрасному и одержимость коллекционированием) – тех самых тем, которые, всякий раз неожиданно преломляясь, сжимают пружину интриги и в главных романах Генри Джеймса, таких как «Женский портрет», «Послы», «Крылья голубки», «Золотая чаша».

---

– Уеду отсюда. Я сделаю все, что вы пожелаете.

Феликс смотрел на нее с благоговейным восторгом.

– Да, мы уедем, – сказал он. – Но сначала мы восстановим согласие.

Гертруда снова стояла, озираясь по сторонам, и вдруг у нее вырвалось из глубины души:

– Почему из-за них всегда чувствуешь себя виноватой? Почему все должно даваться с таким трудом? Почему они не могут понять?

– Я заставлю их понять! – сказал Феликс.

Он продел ее руку в свою, и они еще с полчаса бродили по саду и говорили.

12

Феликс подождал два дня, предоставляя Шарлотте возможность просить за него, а на третий день стал искать встречи с дядей. Дело было утром, мистер Уэнтуорт сидел у себя в конторе, и Феликс, войдя к нему, застал там и Шарлотту, о чем-то совещавшуюся с отцом. После разговора с Феликсом Шарлотта не отходила от мистера Уэнтуорта ни на шаг. Твердо решив, что ее долг – передать ему слово в слово страстную просьбу кузена, она следовала за отцом словно тень, чтобы он оказался поблизости в ту минуту, как она соберется с духом и сможет приступить к разговору. У бедняжки Шарлотты, естественно, не хватало духу заговорить с ним на эту тему, особенно когда ей приходили на память кое-какие предположения Феликса. День за днем все крепче заколачивать гроб, где лежит приготовленное для погребения непризнанное, но милое вам дитя вашего заблудшего сердца, – занятие во всех случаях не из приятных, и оно не становится легче оттого, что дерзкие непонятные слова разговорчивого иностранца вызвали из царства теней призрак удушенной вами былой мечты. Что имел в виду Феликс, заявив, будто мистер Брэнд не так уж теперь стремится к этому браку? Приунывший на самом законном основании поклонник ее сестры ничем перед ней не обнаруживал, что он дрогнул. Шарлотта трепетала с головы до ног, когда нет-нет да и позволяла себе на миг поверить, что, быть может, мистер Брэнд втайне дрогнул; а поскольку ей казалось, что слова Феликса обретут бóльшую силу, если она повторит их отцу, то она дожидалась только минуты, когда к ней возвратится наконец спокойствие. Однако сейчас она сетовала мистеру Уэнтуорту на то, как она обеспокоена, и даже принялась перечислять все, что ее беспокоит, когда вошел Феликс.

Оторвавшись от чтения бостонских «Известий», мистер Уэнтуорт сидел, положив ногу на ногу, обратив к дочери праведное бесстрастное лицо. Феликс вошел в комнату, улыбаясь, как бы всем своим видом говоря, что ему надо сообщить что-то важное, и дядя смотрел на него так, словно он ожидал этого и вместе с тем хотел бы предотвратить. Феликс с его необыкновенным даром красноречия стал постепенно внушать опасения своему дяде, который все еще не мог прийти к твердому мнению насчет того, как держаться с племянником. Впервые в жизни мистер Уэнтуорт стремился уклониться от ответственности; он всей душой желал, чтобы ему не пришлось решать, как следует относиться к легкомысленному витийству Феликса. Он жил в вечном страхе, что племянник выманит у него согласие на одно из своих сомнительных предложений; и внутренний голос подсказывал старому джентльмену, что самый надежный путь – не пускаться с Феликсом в рассуждения. Мистер Уэнтуорт надеялся, что приятный эпизод, каковым являлся визит племянника, благополучно минует, не заставив его проявить еще большую непоследовательность.

Феликс посмотрел с понимающим видом на Шарлотту, потом на мистера Уэнтуорта и снова на Шарлотту. Мистер Уэнтуорт обратил к племяннику свое благородное, с нахмуренными бровями чело и разгладил верхний лист «Известий».

– Мне полагалось бы явиться с букетом, – сказал, смеясь, Феликс. – Во Франции так принято.

– Мы не во Франции, – ответил мистер Уэнтуорт сдержанно, между тем как Шарлотта смотрела на Феликса не отрывая глаз.

– Да, по счастью, мы не во Франции. Боюсь, мне пришлось бы там во много раз хуже. Шарлотта, голубушка, вы оказали мне милую услугу, о которой я вас просил? – И Феликс склонился перед ней в легком поклоне, как будто кто-то его ей представлял. Шарлотта смотрела на него чуть ли не с испугом, а мистер Уэнтуорт подумал: вот оно начинается, сейчас Феликс пустится с ним в рассуждения.

– А для чего букет? – спросил он, желая отвлечь внимание собеседника.

Феликс смотрел на него, улыбаясь.

– Pour la demande![66] – Придвинув стул, Феликс с какой-то нарочитой торжественностью сел, держа в руке шляпу. Он снова повернулся к Шарлотте. – Шарлотта, душа моя, голубушка, – пробормотал он, – вы не предали меня? Не перекинулись на другую сторону?

Шарлотта поднялась, и, хоть по ней это было не видно, у нее все внутри дрожало.

– Вы сами должны говорить с отцом, – сказала она. – Вы достаточно для этого умны.

Феликс тоже поднялся, он попросил ее остаться.

– Мне легче говорить, обращаясь к публике, – заявил он.

– Надеюсь, речь пойдет не о чем-нибудь неприятном? – сказал мистер Уэнтуорт.

– Речь пойдет о моем счастье! – Феликс положил шляпу и снова сел, зажав коленями стиснутые руки. – Мой дорогой дядя, – сказал он, – я жажду всей душой жениться на вашей дочери Гертруде. – Шарлотта медленно опустилась на стул, а мистер Уэнтуорт сидел и смотрел прямо перед собой застывшим от изумления взглядом, и свет, который сквозил в его лице, могла бы испускать глыба льда. Он все смотрел и смотрел и не произносил ни слова. Феликс, по-прежнему стиснув руки, откинулся назад. – А! Вам это не по душе. Этого я и боялся. – Он густо покраснел, и, заметив это, Шарлотта сказала себе, что первый раз видит, как Феликс краснеет. Она и сама, глядя на него, покраснела, подумав, что, должно быть, он ужасно влюблен.

– Это очень неожиданно, – сказал наконец мистер Уэнтуорт.

– Разве вы ни о чем не догадывались, дорогой дядя? – спросил Феликс. – Это только доказывает, что я вел себя крайне благоразумно. Да, так я и знал, что вам это будет не по душе.

– Это очень серьезно, Феликс, – сказал мистер Уэнтуорт.

– Вы считаете, что я нарушил законы гостеприимства! – воскликнул, снова улыбаясь, Феликс.

– Нарушили законы гостеприимства? – медленно повторил его дядя.

– Феликс и мне это говорил, – добросовестно подтвердила Шарлотта.

– Ну конечно же, вы так считаете. Не отрицайте! – продолжал Феликс. – И я, безусловно, их нарушил. Единственное, что я могу сказать в свое оправдание: грех этот, пожалуй, простительный. Я просто совершенно потерял голову; тут уж ничего не поделаешь. Хоть вы и отец Гертруды, не думаю, дорогой дядя, что вы представляете себе, до какой степени она обворожительна. У нее все задатки необычайно, я бы даже сказал, неповторимо обворожительной женщины.

– Меня всегда заботило, как сложится ее судьба, – сказал мистер Уэнтуорт. – Мы всегда желали ей счастья.

– Вот оно, ее счастье! – заявил Феликс. – Я сделаю ее счастливой. И она так думает. Неужели вы этого не видите?

– Я вижу, что она очень изменилась, – заявил мистер Уэнтуорт, и бесстрастный, невыразительный тон, каким это было сказано, открыл Феликсу всю глубину его протеста. – Возможно, она, как вы говорите, становится обворожительной женщиной, только и всего.

– В душе Гертруда такая серьезная, такая верная, – мягко сказала Шарлотта, устремив взгляд на отца.

– У меня сердце радуется, когда вы ее хвалите! – вскричал Феликс.

– У нее очень своеобразный характер, – сказал мистер Уэнтуорт.

– И это тоже похвала! – подхватил Феликс. – Я понимаю, я совсем не тот муж, о каком вы для нее мечтали. У меня нет ни состояния, ни положения в обществе. Я не могу предоставить ей достойное ее место в свете. Место в свете, где она могла бы проявить свои таланты, – вот что ей нужно.

– Место, где она могла бы выполнить свой долг! – заметил мистер Уэнтуорт.

– Ах, как прекрасно она его выполняет… свой долг. Как глубоко она его сознает! – воскликнул с сияющим лицом Феликс. – Но что-что, а для этого, дорогой дядя, у нее будут все возможности. – (Мистер Уэнтуорт и Шарлотта смотрели на него с таким видом, будто перед ними петляла борзая.) – Конечно, со мной она зароет свои таланты в землю, они так и останутся под спудом, – продолжал Феликс. – Увы, я и есть этот спуд. Знаю, что я вам более или менее по сердцу, вы не раз давали мне это понять; но вы считаете, что я легкомысленный, что у меня нет ни гроша за душой и что я вел себя весьма неприглядно. Вы правы, правы, тысячу раз правы. Кем я только не был – скрипачом, художником, актером… и все же: во-первых, думаю, вы преувеличиваете, вы приписываете мне то, что на самом деле мне несвойственно. Да, я богема, но в кругу богемы я всегда слыл джентльменом; мне жаль, что здесь нет моих старых camarades[67], они бы вам подтвердили. Я любил свободу, не спорю, но никогда не употреблял ее во зло. В смертных грехах я неповинен; я не посягал ни на имущество ближнего, ни на его жену. Так что видите, дорогой дядя, как обстоит дело. – (Не видеть мистер Уэнтуорт не мог, его холодные голубые глаза смотрели очень пристально.) – Ну и кроме того, c’est fini![68] Все это позади. Je me range[69]. Взялся за ум. Как оказалось, я могу заработать на жизнь – и весьма сносную, – странствуя по свету и рисуя плохие портреты. Спору нет, профессия не слишком завидная, но вполне почтенная. Этого вы ведь не станете отрицать. О чем бишь я… так вот, я сказал: странствуя по свету. Этого я тоже не стану отрицать; боюсь, таков уж мой удел – странствовать в поисках приятных моделей. Под приятными я разумею тех, кто падок слегка на лесть и готов расщедриться. Гертруда утверждает, что охотно будет сопровождать меня в моих странствиях и занимать во время сеансов мои модели. Ей это даже представляется заманчивым; и уж раз об этом зашла речь, то, в-третьих, я Гертруде нравлюсь. Вы только вызовите ее на разговор, и она сама вам это скажет.