Лев Златкин - Охота на мух. Вновь распятый

• Название: Охота на мух. Вновь распятый
• Автор: Лев Златкин
• Издательство: Терра
• Жанр: Политический детектив
• Год: 1997
• ISBN: 5-300-01282-3

В сборник включены произведения известного современного российского писателя Льва Златкина.

Роман «Охота на мух» и повесть «Вновь распятый» на примере нашего недавнего мрачного прошлого показывают несостоятельность любого диктаторского режима.

---

— Господи! Ты даруешь нам мир; ибо и все дела наши ты устрояешь для нас… Твердого духом Ты хранишь в совершенном мире, ибо на тебя уповает Он… Разве ты не знаешь? разве ты не слышал, кто вечный Господь Бог, сотворивший концы земли, не утомляется и не изнемогает. Разум Его неисследим. Он дает утомленному силу, и изнемогшему дарует крепость. Утомляются и юноши и ослабевают, и молодые люди падают, а надеющиеся на Господа обновятся в силе, поднимут крылья, как орлы, потекут и не устанут, пойдут и не утомятся… Не бойся, ибо Я с тобою; не смущайся, ибо Я — Бог твой; Я укреплю тебя, и помогу тебе, и поддержу тебя десницею правды Моей. Вот, в стыде и посрамлении останутся все, раздраженные против тебя, будут как ничто и погибнут препирающиеся с тобой. Будешь искать их и не найдешь их, враждующих против тебя, борющиеся с тобой будут как ничто, совершенно ничто; ибо Я — Господь Бог твой; держу тебя за правую руку твою, говорю тебе: «не бойся! Я помогаю тебе»…

«Ныне же так говорит Господь, сотворивший тебя, Иаков, и устроивший тебя, Израиль: не бойся, ибо Я искупил тебя, назвал тебя по имени твоему; ты — Мой. Будешь ли переходить через воды, Я с тобою, через реки ли, они не потопят тебя; пойдешь ли через огонь, не обожжешься, и пламя не опалит тебя. Ибо Я — Господь Бог твой»… «Ко мне обратитесь и будете спасены, все концы земли; ибо Я — Бог, и нет иного… И до старости вашей Я тот же буду, и до седины вашей Я же буду носить вас; Я создал, и буду носить, поддерживать и охранять вас»…

«О, аллах, как я тебе молился, когда мне удалось перебраться через границу с караваном контрабандистов.

Караванбаши уже на этой стороне мне сказал, что меня и проверять не надо было, такой страх на лице не сыграешь, смерть за плечами стояла и смеялась. Не стал я его пугать, не сказал, из-за чего бежал. Сказал, что убил двоих, кровной мести испугался. Это ему было знакомо, обыденно, привычно. Караванбаши взял плату и исчез из моей жизни, он не будет много рассказывать обо мне, кому интересен какой-то убийца. А узнай он настоящую причину, ночами бы не спал, предал бы меня с потрохами.

А причина страшная… До переворота отец каждое лето отправлял меня к своему брату на эйлаг пасти овец. „Лучший отдых от городской жизни, — говорил, — целый день на воздухе“. И мне нравилось. Чем проводить время за альчиками в пыли, жаре и грязи, лучше работать на природе, в тишине и покое, дышать кристально чистым воздухом, есть свежую пищу. Может, поэтому я ни разу не болел разными простудными заболеваниями, такую закалку получал в горах. Пастухи принимали меня за равного и спуску не давали, старший, если что не так сделаю, такую оплеуху мог дать, что щека целый день горела огнем. Но бил только за дело: мы, городские, ленивы уж больно, а за отарой нужен глаз да глаз. Овцы как люди: есть умные, никуда не бегают, щиплют себе спокойно траву, на водопой со всеми сбегают, никаких тебе с ними забот, а есть сумасшедшие, только отвернешься от нее, норовит в лес удрать, а то и вниз по дороге, в селение, за одной раз я минут десять бежал, пока поймал, пару километров отмахал, ну, и лупил же я ее всю обратную дорогу, пока пастухи не видели… И в тот злополучный день одна из сумасшедших дочерей овечьего стада удрала от меня вниз по дороге. Я ее заметил только тогда, когда она исчезла за поворотом, поэтому я побежал ей наперерез через лес по тропинке, думаю, как я поймаю эту негодную и отлуплю. Тропинка выходила на развилку нашей дороги на эйлаг с дорогой в город. Хорошо, что я заметил их издали, зрение у меня, как у сокола, пастухи так говорят. Их — это бандитов. На дороге почтовый дилижанс остановили и грабят. Я в кустах и залег, про овцу и думать забыл, сам, как овца, беззащитен. А бандиты почтарей и охрану уложили на обочину и всех по одному перестреляли. Как начали они стрелять им в затылок, хотел я убежать, да ноги не слушаются, ватные стали, не пошевелить даже пальцем, лежу и молюсь, чтобы меня не заметили, а то убьют. Так и лежал, пока последнего не пристрелили. Среди пассажиров дилижанса была одна женщина. Ее сразу увели в лес, и под крики этой женщины и расстреливали. Мама кричит, а бандиты смеются и пулю пускают в затылок следующему. Наконец, крики женщины смолкли, убивать было больше некого, тогда камень, который давил на меня и не давал убежать, исчез, и я отполз подальше и удрал к своим баранам, не зная, что говорить пастухам. Забыл и думать про сбежавшую овцу. А что про нее думать: ясно, на шашлык попала к грабителям и убийцам. Пастухам решил не говорить ни слова: у каждого по винтовке, вдруг захотят награду за поимку государственных преступников получить, а те их убьют и меня заодно. Нет, лучше забыть этот ужас, жив остался и благодари аллаха. Сел я на пригорок, на солнышке греюсь, только глаза зажмурю — убивают, открою — солнышко, зеленая трава, синее небо, мир и благодать, закрою глаза — стреляют в затылок. Стал думать о городе, вспомнил свою улицу, родной дом, лавку, где отец торгует орехами и кишмишем, пряностями и другими вкусными и ароматными вещами. И эти воспоминания спасли меня от ужасных видений, закрыл глаза и увидел мать, а не окровавленный труп, успокоился я, размяк на солнце. Слышу, кто-то подходит ко мне. Открыл глаза и обомлел. Рядом со мной стоят двое из тех, кто грабили дилижанс. Один, маленький, заросший черными волосами, он и командовал всеми бандитами, приказывал убивать всех по одному, держит на руках мою сбежавшую овечку и ласково мне говорит: „мальчик, так ты проспишь все свое стадо, разбегутся у тебя овцы, или волки их всех унесут“. А я молчу, от страха язык к зубам прилип. „Видишь, как испугался, — заметил второй, — побелел весь“. „Держи свою овечку, подрастающее поколение, — пошутил главарь и сказал приятелю: — Арчил, дай ребенку шоколадку“, — и так лучезарно улыбнулся, такой добротой сияли его глаза, совсем как у моего отца… Вручили они мне: один овечку, другой шоколадку, и, погладив меня по голове и потрепав по щеке, спустились не торопясь к дороге, где их, очевидно, ждали остальные члены банды. А я, как только они от меня отошли, штаны обмочил…

Сколько лет прошло с тех пор, подсчитать трудно, один я остался, умерли родители, жену в дом привести не удалось, маленький я, некрасивый, а тех, кому нужна моя лавка, а не я, мне и даром не нужно. И вот позавчера, как вспомню этот день, мурашками покрываюсь, выгнали нас всех на улицу, встречать Великого и Непобедимого Гаджу-сана. Мое любопытство чуть меня и не погубило. Пробрался я в первый ряд, рост-то у меня маленький, хочется посмотреть все получше, и оказался неподалеку от группы представителей всех слоев общества. Держат наготове хлеб-соль, ждут Вождя… Машина подкатила вплотную к группе, дверца открылась, Гаджу-сан вышел из машины, и тут меня вытолкнули, это задние ряды поднажали, прямо под ноги Вождю. Растянулся я на дороге в пыли, а лицом на башмак Великого Учителя попал. Это ему очень, видно, понравилось, подумал, что я целую его обувь, поднял меня, отряхнул заботливо пыль с моего костюма, а потом пристально посмотрел мне в глаза и говорит: „Где-то, кацо, я тебя раньше встречал, глаза твои ясно помню“. Стою я столбом, язык от страха к зубам прилип, молчу и жду, когда меня казнить будут. Но тут группа встречающих ревниво оттеснила меня в сторону, и, может быть, их радость и спасла мне жизнь. Только я услышал, успел услышать, каждое слово Великого, обращенное к стоявшему рядом его спутнику: „Арчил, мы с тобой видели где-то этого человека, узнай!..“ Нырнул я поскорее в толпу и со всех ног домой. Переменил замаранные штаны на чистые, взял все деньги и ценности, какие были у меня, зашел к конкуренту, он последнее время проходу не давал своими предложениями, и выгодно продал ему лавку отца, чем его, как узнал, значительно подвел, здесь сказали, что все имущество бежавших конфискуется, даже если это имущество передано или продано другому. Чтобы меня не искали, сказал всем, что иду на свадьбу, несколько дней дома не будет, и ушел навсегда. Уехал в приграничный район, где жил еще мой дядя, где я когда-то пас овец. Рассказал я все дяде без утайки. Любил он меня, как сына, своих детей у него не было в живых, погибли в горах Серры, помог, свел с знакомым караванбаши, не потребовал, чтобы я не говорил тому правды. Что я охотно сделал… Какое счастье, что у меня хватило ума и силы бежать! Какое счастье, что я жил один, без жены и детей! Какое счастье, что мои родители умерли и некого будет инквизиции казнить за мой побег!.. Иногда я затоскую по отчему дому, защемит сердце и невольно подкатит слеза, но как вспомню подозрительный взгляд Гаджу-сана, как вспомню тот ужас: что только двадцать минут отделяло меня от смерти, когда я выходил из дома конкурента, я уже заметил черную машину, стоявшую неподалеку от моего дома, и только чудо, ослепившее агентов, поверивших, что я действительно ушел на свадьбу, спасло меня; в то время как прочесывали все свадьбы в городе, я успел сесть на поезд, умчавший меня благополучно от смерти… И проходит тоска, я ощущаю лишь счастье от жизни… Правда, мне пришлось переменить имя и национальность и уехать на край света»…