Лев Златкин - Охота на мух. Вновь распятый

• Название: Охота на мух. Вновь распятый
• Автор: Лев Златкин
• Издательство: Терра
• Жанр: Политический детектив
• Год: 1997
• ISBN: 5-300-01282-3

В сборник включены произведения известного современного российского писателя Льва Златкина.

Роман «Охота на мух» и повесть «Вновь распятый» на примере нашего недавнего мрачного прошлого показывают несостоятельность любого диктаторского режима.

---

Иосиф подымался не по ступеням лестницы. Он каждый раз, не замечая и не чувствуя этого, наступал на сердце матери…

И только крик боли, вырвавшийся у ошпаренного искателя любовных приключений, сбросил оцепенение с Гюли, и она, как была в ночной сорочке, босая, с распущенными волосами, так и помчалась, беззвучно крича, таких высот достиг ее крик, с искаженным от ярости лицом, на выручку родного дитяти.

Но изнеженный Иосиф, всю жизнь не знавший ни в чем отказа, не испытавший даже зубной боли или тумака приятеля в детской драке до первой крови, умер от шока мгновенно, и на камни рухнул уже его труп.

Когда Гюли наклонилась над ним, она инстинктивно отшатнулась, такая страшная, вздувшаяся маска скалилась ей в лицо, словно надсмехаясь. Ужаснувшись, даже не дотронувшись до него, она поняла, что он мертв, и так же, беззвучно крича, ринулась вверх по лестнице, мечтая добраться до горла красавицы и впиться, перегрызть его.

Но на середине лестницы сердце ее не выдержало собственного крика и рассыпалось на мелкие осколки, так что Гюли даже не успела осознать, что умирает, и, упав рядом с сыном, на мощенный булыжником двор, застыла мертвой, и это была самая великая милость из оказанных ей за всю жизнь.

«Пятый ангел вострубил, и я увидел звезду, падшую с неба на землю, и дан был ей ключ от кладезя бездны: она отворила кладезь бездны, и вышел дым из кладезя, как дым из большой печи; и помрачилось солнце и воздух от дыма из кладезя. И из дыма вышла саранча на землю, и дана была ей власть, какую имеют земные скорпионы. И сказано было ей, чтобы не делала вреда траве земной, и никакой зелени, и никакому дереву, а только одним людям, которые не имеют печати Божией на челах своих. И дано ей не убивать их, а только мучить пять месяцев; и мучение от нее подобно мучению от скорпиона, когда ужалит человека. В те дни люди будут искать смерти, но не найдут ее; пожелают умереть, но смерть убежит от них. По виду своему саранча была подобна коням, приготовленным на войну, и на головах у ней как бы венцы, похожие на золотые, лица же ее — как лица человеческие; и волосы у ней — как волосы у женщин, а зубы у ней были, как у львов; на ней были брони, как бы брони железные, а шум от крыльев ее — как стук от колесниц, когда множество коней бежит на войну; у ней были хвосты, как у скорпионов, и в хвостах ее были жала; власть же ее была вредить людям пять месяцев. Царем над собою имела она Ангела бездны; имя ему по-еврейски Аввадон, а по-гречески Аполлион (Губитель). Одно горе прошло; вот, идут за ним еще два горя. Шестой Ангел вострубил, и я услышал один голос от четырех рогов золотого жертвенника, стоящего перед Богом, говоривший шестому Ангелу, имевшему трубу: освободи четырех Ангелов, связанных при великой реке Евфрате. И освобождены были четыре Ангела, приготовленные на час, и день, и месяц, и год, для того, чтобы умертвить третью часть людей. Число конного войска было две тьмы тем; и я слышал число его. Так видел я в видении коней и на них всадников, которые имели на себе брони огненные, гиацинтовые и серные; головы коней — как головы у львов, и из рта их выходил огонь, дым и сера. От этих трех язв, от огня, дыма и серы, выходящих изо рта их, умерла третья часть людей. Ибо сила коней заключалась во рту их и в хвостах их; а хвосты их были подобны змеям и имели головы, и ими они вредили. Прочие же люди, которые не умерли от этих язв, не раскаялись в делах рук своих, так чтобы не поклоняться бесам и золотым, серебряным, медным, каменным и деревянным идолам, которые не могут ни видеть, ни слышать, ни ходить; и не раскаялись они в убийствах своих, ни в чародействах своих, ни в блуд одеянии своем, ни в воровстве своем».

Когда через несколько часов Мир-Джаваду доложили о случившемся, он, как ни страшно это звучит, а выглядело еще более отвратительно, улыбнулся и почувствовал, что огромная тяжесть ноши, невыносимо давившая на него последнее время, исчезла, не надо было выполнять свое обещание, а только за этим и приходила к нему Гюли, женить сына на Нигяр, эта мысль приводила Мир-Джавада в такое состояние, что он начинал желать смерти своему сыну.

И его желание было услышано на небесах или в аду. Теперь ничто не мешало Мир-Джаваду быть со своей последней любовью, а может, и с первой, с единственной…

Нигяр, узнав о смерти матери, примчалась к любовнику, бросилась к нему на грудь и горько заплакала, с трудом выговаривая слова:

— Это я во всем виновата, она из-за меня покончила с собой…

А Мир-Джавад ее утешал:

— Глупенькая! Твоя маменька — заядлая наркоманка! Ей на все наплевать, кроме «дозы», а от волнения и злости, что я с ней не живу, она, видно, не рассчитала, вкатила себе двойную. Рано или поздно, но они все так кончают. — Он нежно поцеловал Нигяр. — Что ни делается, делается к лучшему. Я теперь свободен и смогу через год жениться на тебе…

— Я твоя официальная дочь. Тебе не разрешат.

— У меня есть такие документы, что разрешат. А не разрешат, бог с ними!

— А это? — и Нигяр погладила свой живот.

— Поживешь на даче, вдали от любопытных глаз, я буду тебя часто навещать. — Мир-Джавад утешал Нигяр, как маленького ребенка, гладя ее по голове. — Там и родишь, а мы потом усыновим или удочерим малыша, как уж получится.

И Мир-Джавад уговорил Нигяр отправиться с ним в спальню, закончить прерванное появлением Лейлы дело…

Так и теперь, получив известие о смерти сына и его матери, он помчался к Нигяр, но не поплакаться, а утешиться в том же смысле. Ей он и слова о происшедшем не сказал, а по его виду она и догадаться не могла, что этот веселый и влюбленный человек только что потерял единственного сына, ее предполагаемого жениха.

И провидица тщетно искала следы переживаний на лице Мир-Джавада, следы горя, слез. И поняла, что ее усилия были затрачены зря, даже чем-то она ему угодила и обрадовала. Провидица на время затаилась, но мысли о мести не оставила, тем более что убийцу Иосифа никто и не искал.

Бабур-Гани перестала жить. Нет, физически она еще жила: ела, пила, оправляла естественные надобности. Но жизнь протекала отдельно, вне ее, так, притаилась у окна, смотрит, смотрит, смотрит, но не живет.

Каждое утро она просыпалась, вернее, приходила в себя, так как без сильного снотворного не засыпала, и оглядывалась, словно желая убедиться: продолжается страшный сон или уже кончился, и она вновь ощутит горячее упругое тело молодого мужа. Рука ее привычно скользила, желая убедиться, но пустота холодным равнодушием встречала ее, и Бабур-Гани вновь ощущала холодное дыхание смерти.

И опять мучительный крик, вырвавшись из спальни, заставлял вздрагивать евнухов и прислугу и будил утомленных ночным бдением девочек.

Распутные девчонки, пользуясь тем, что Бабур-Гани, «хозяйка», как они почтительно ее называли, находится в прострации, нагло присваивали часть выручки, помимо подарков, и евнухи с прислугой также тащили все, что плохо лежит. Доходы Бабур-Гани упали вдвое, но она, словно и не видела, ничем не интересовалась, не только доходами, но и лицами, окружавшими ее, она их просто не замечала.

Единственное, чем занималась Бабур-Гани, это — раздача милостыни нищим у главной мечети. Бабур-Гани вставала вместе с солнцем и, едва ополоснув холодной водой лицо, садилась в свой белый «мерседес» и отправлялась к мечети. Ее появления уже ждали, и, как только машина подъезжала, толпа «слепых», «хромых», «парализованных», «безногих», с «язвами» окружала ее, и начиналась торжественная церемония вручения денег на молитву. Один за другим мимо Бабур-Гани проходили нищие, мелькали уродливые лица, лживые глаза, наглые в своей униженности. Те, кому удавалось получать милостыню первыми, меняли немного внешность и шли получать милостыню по второму кругу. Но по второму заходу денег на всех не хватало, и, как только Бабур-Гани уезжала, начинались свары, ругань, а то и драки…

Шло время, а Бабур-Гани не могла забыть Бабека. Как ни молила она аллаха, не было ей освобождения, и несла она дальше свой страшный груз воспоминаний.

Когда ей, желая помочь, хоть немного отвлечь от мрачных дум, сообщили о гибели прекрасного Иосифа и о смерти его матери, Бабур-Гани побледнела, словно смерть шла ей навстречу, и прошептала:

— Мертвые хватают живых, чаша терпения переполнена, и хлынет поток возмездия за грехи наши, и нет спасения от него…

Старший евнух, принесший, как ему казалось, благую весть, испуганно отшатнулся после этих слов и решил добровольно вернуть похищенное.

«С Гулямом ли мне заключить союз, или с чертом, мне все равно. „Один черт“! — как говорится… Он мне многое порассказал, с Мир-Джавадом его связывает давняя вражда, он его кровник, оказывается, Гулям выдал Ренку убежище Гаджу-сана, за что отец Мир-Джавада и поплатился головой, а бедный Гулям с тех пор не знает покоя и не будет знать, такова уж у него судьба… А у меня?.. А у меня уже ничего не будет. Ничего!.. Гулям мне все же помог: рассказал о Бабур-Гани, он с ней в прошлом имел одни интересы, но на чем-то она его, как он говорит: „наколола“… Что ж: его ненависть я обращу в свою пользу, присоединю и эти капли яда в напиток мести. А цену за исполнение мести я плачу самую высокую, какую только можно заплатить: своей жизнью согласна оплатить этот счет, но все силы ада, все силы неба я соединю в одну силу, и я верю, что она сметет с лица земли хоть частицу зла».