Аркадий Белинков - Юрий Тынянов

• Название: Юрий Тынянов
• Автор: Аркадий Белинков
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Критика
• Год: 1965

Книга посвящена творчеству одного из крупнейших советских писателей — Ю. Н. Тынянова, автора широко известных романов и рассказов «Кюхля», «Смерть Вазир-Мухтара», «Пушкин», «Подпоручик Киже» и др. Читатель книги ознакомится с глубокими суждениями о русском и западном историческом романе, о связях исторического романа с литературой на современную тему.

Автор сосредоточивает пристальное внимание на материалах, используемых Тыняновым, и подчеркивает строгую документальность творчества писателя. Так, в частности, роман «Кюхля» построен на неизвестных ранее документах секретных архивов, личной переписке поэта и мемуарных источниках. В романе о Грибоедове «Смерть Вазир-Мухтара» Тынянов вводит читателя в самые сложные дипломатические и придворные интриги, в обстоятельства трагической гибели Грибоедова.

Первое издание книги было с большим интересом встречено читателем и получило высокую оценку в прессе.

---

И вот оказывается, что дом, который показался ему впервые за этот трудный день убежищем, чужой. «Так сидят два друга, и английские часы смотрят на них во весь циферблат. Так они сидят до поры до времени. Потом один из них замечает, что как бы чужой ветер вошел в комнату вместе с другим… Он уже… не знает, что с ним делать. У него, собственно говоря, есть желание, в котором трудно признаться, — чтобы другой поскорее уехал».

Тогда Грибоедов уезжает от Бегичева, как перед этим уехал от Ермолова, от Чаадаева. Ото всех, кому был рад и кто был рад ему, когда он, когда все были молоды, в далекую, уже забытую пору, два года назад. Тяжелая дверь вытолкала его из прошлого.

«Где найдет он странноприимный дом для крови, для сердца?»

И оказывается, что единственная надежда — это проект. Ради него он готов был на все. «Ценою унижения надлежало добиться своего. Paris vaut bien une messe». 06 этом он думал, вытолкнутый Ермоловым. О проекте он говорил с Чаадаевым, слушающим с рассеянностью и сразу все понявшим. Торжественными словами — «Запечатанный пятью аккуратными печатями, рядом с Туркменчайским — чужим — миром лежал его проект» — заканчивается глава о Москве, о прощании с прошлым.

Постепенно в романе отмирают старые связи. Грибоедов прощается с домом, в котором родился, с Москвой, с людьми, которые были ему дороги и которым он тоже был дорог, прощается с молодостью, со своим прошлым. Он приехал со смутным желанием, чтобы все вернулось, но уже без надежды на то, что вернется. Он далеко едет, он едет умирать. Едет по Москве Грибоедов — прощаться. Вся первая глава — прощания. А его не прощают. И вся глава идет под эпиграфом «Величайшее несчастье, когда нет истинного друга»[136]. И кончается она — чтобы друг поскорее уехал. «Прощайте, добрые люди, прощайте, умные люди!» Но люди не добрые, и жалко ему прощаться не столько с ними, сколько с иллюзиями, которые у него были на их счет.

Тема убежища все время идет рядом с темой бегства. Вместе с мыслью о бегстве приходит мечта о несуществующем государстве и об идиллии в Цинондалах.

Встречи с Ермоловым, Чаадаевым и Бегичевым прослоены тоненькими главками — размышлениями об этих встречах. Ездит Грибоедов по Москве, размышляет. Размышления его невеселы: Персия, Молчалин, утраченная молодость. Внешняя мотивировка главок-размышлений — найти наконец решение, решить, решиться. Решение необходимо. Какое же можно найти решение, когда «все кажется неверным», все двойственно, все раздвоено? С одной стороны… С другой стороны…

«С одной стороны — едет по улице знаменитый человек… едет небрежно и независимо, везет знаменитый мир в Петербург, посетил Москву проездом, легко и свободно.

С другой стороны — улица имеет свой вид и вещественное существование, не обращает внимания на знаменитого человека… Ему не рады друзья, он человек оторвавшийся».

Зачем нужно ему решение? Вероятно, чтобы хоть как-нибудь утвердиться, потому что «у знаменитого человека нет крова, нет своего угла и есть только сердце, которое ходит маятником, то молодо, то старо». Но «все колеблется… В месяце марте в Москве нельзя искать по улицам твердого решения…» И невозможность найти твердое решение связывается с утерянной молодостью, когда твердые решения были: «…твердого решения или утерянной молодости. Все кажется неверным».

Становится ясным, что решить — это значит решиться. А решиться — это значит выбрать. Можно выбрать Москву, можно Петербург, можно Кавказ, можно Персию. Он волен выбирать что угодно и отправляться куда угодно, на четыре стороны света.

Когда человеку говорят, что он может идти на все четыре стороны, это значит, что человеку идти некуда. Ехать же в Персию может только человек, которому больше ничего не остается.

Бегство в Персию — это не только ссылка, не просто ссылка. Это еще и измена, в которой Грибоедов не признается ни себе, ни другим, но почему-то считает нужным оправдываться: «Ничего не могло быть общего между склонностью русского автора бежать из Москвы и Петербурга и изменой кривоногого солдата». «Это (проект. — А.Б.) было умнее Самсонова письма, вместе с тем законно и просто» (то есть он, Грибоедов, тоже изменник, но делает все умнее, чем изменник Самсон).

Грибоедов знает, почему и в чем оправдывается.

А рядом с изменой — продажность. «Корысть, вот общая мысль», — говорит Чаадаеву Грибоедов. И эта мысль не только их, но и его мысль, мысль его проекта: «Корысть заохотит всех более познавать и самим действовать… Страсть к корысти, потом к улучшению бытия своего… Я хотел вам даже рассказать об одном своем проекте». И Чаадаев ему говорит: «О, мой корыстный друг!..»

Темы продажности и гибели идут рядом. Париж стоит обедни. Значит, можно изменить, продаться. Все продажно, «самые дома кажутся непрочными и продажными». Все обобщено: «Все неверно, все в Риме неверно, и город скоро погибнет, если найдет покупателя». Он едет продаваться, продастся и погибнет. Прощание с прошлым — это измена.

Его вытолкал Ермолов, ему нечего делать у Чаадаева, Бегичев ждет, чтобы он поскорее уехал. А он надеялся, что «кто-то его ждал в одном из окон». А это все «вздор, ни одно окно не освещено, ни одно сердце не бьется здесь для него». Все кончено. Возиться со старыми друзьями — ребячество, «имена московских любовниц» «он забыл», «окна светились не для него, бордели его юности были закрыты». Для того чтобы распрощаться с прошлым, которому изменил, надо его оплевать. Прошлое, о котором можно сказать, что оно бордель, не стоит того, чтобы о нем помнить. И служить укором оно не может.

В течение всей жизни Тынянова Пушкин был для него мерой вещей. Он же стал мерой и самого автора. Разное освещение Пушкина в его романах связано с эволюцией писателя, это изменения, происходящие с самим Тыняновым под воздействием времени. В трудные годы между «Кюхлей» и «Вазир-Мухтаром» он отходит от исторической конкретности и непредвзятости первого романа и приходит к надысторическому и поэтому внеисторическому обобщению, к попыткам создать «абсолютную» формулу исторического процесса. Это стремление к обобщенности в первую очередь затронуло главное звено системы — Пушкина.

Появлению Пушкина в «Кюхле» и в «Смерти Вазир-Мухтара» придается значение чрезвычайное. Особенно во втором романе, в котором всему придается повышенное значение. В обоих романах Пушкину отводится совершенно особое место: он появляется при важнейших обстоятельствах, и его появление выделено как важнейшее событие. Но лучшее место отводится Пушкину не по чину, не из боязни, чтобы его кто-нибудь не «пересел», и даже не потому, что каждое соприкосновение с Пушкиным для современников было незабываемым событием, но потому, что с его появлением все происходящее приобретало повышенную значительность. Тынянов использует свойство гения своим прикосновением придавать обыкновенным вещам особый смысл и высокую роль. Пушкин выявляет важность происходящего, оно выявляется им так же, как всем известные, привычные вещи вдруг оказываются удивительными и полными значительности, потому что гений по-новому их увидел.

Каждое появление Пушкина в обоих романах связано с чрезвычайными событиями в жизни героев. Особенное же значение имеют последние появления. В «Кюхле» — Это встреча с перевозимым из Шлиссельбургской крепости в Динабургскую Кюхельбекером, в «Смерти Вазир-Мухтара» — с перевозимым из Тегерана в Тифлис мертвым Грибоедовым.

По в «Вазир-Мухтаре» трагически окрашена и другая встреча Пушкина с Грибоедовым: Пушкин появляется в час, когда заканчивается литературная жизнь Грибоедова. Он присутствует при чтении «Грузинской ночи». «Пушкин его стеснял. Читая, он чувствовал, что при Пушкине он написал бы, может быть, иначе. Он стал холоден». Больше к трагедии он не возвращался.

Последней встрече в обоих романах предшествует специальная подготовка. Перед встречей Пушкина с «Грибоедом» в «Вазир-Мухтаре» Тынянов упоминает Кюхельбекера:

«В Шлиссельбургском каземате снился он (Грибоедов. — А.Б.) другу молодости Вильгельму Кюхельбекеру, не знавшему о его смерти».

Перед встречей Пушкина с Кюхельбекером в «Кюхле» Тынянов упоминает Грибоедова:

«Засыпая, он назначал на завтра, что вспоминать.

Лицей, Пушкина и Дельвига, Александра (Грибоедова)…»

«У Вильгельма и праздники: именины друзей, лицейские годовщины.

В особенности день Александра — 30 августа: именины Пушкина, Грибоедова, Саши Одоевского. Кюхля вел с ними целый день воображаемые разговоры.

— Ну что ж, Александр? — говорил он Грибоедову. — Ты видишь — я жив, наперекор всему и всем. Милый, что ты теперь пишешь? Ты ведь преобразуешь весь русский театр. Александр, ты русскую речь на улице берешь, не в гостиных. Ты да Крылов… Как теперь Алексей Петрович поживает? Спорите ли по-прежнему? Сердце как? Неужели так углем и осталось? Скажи, милый?»