Александр Бородыня - Цепной щенок. Вирус «G». Самолет над квадратным озером

• Название: Цепной щенок. Вирус «G». Самолет над квадратным озером
• Автор: Александр Бородыня
• Издательство: Терра
• Жанр: Классический детектив
• Год: 1998
• ISBN: 5-300-01928-3

В сборник современного российского писателя Александра Бородыни включены три криминальные истории: роман о подростке, втянутом в чужую страшную игру «Цепной щенок», роман о старом уголовнике «Вирус „G“» и повесть о преступлении на туристическом лайнере «Самолет над квадратным озером».

---

— Шумана?

— Его! Черный дым в человеческой оболочке. Сие, мне видится, вовсе не грех. Грех человека умертвить, но умертвить воплощение зла — это чудо и цель.

— А как вы отличаете?

— Что от чего, сестра, я должен отличать?

— Проявление зла в человеке от обычного проявления злого человека.

— А ведь девушка права, — раздался рядом еще один знакомый голос, и в свободное кресло опустился давешний старичок. — Разрешите к вам присоединиться, молодые люди.

— Если на то есть позволение Господне, то можно! — сказал Микола.

— Себя, может, и можно, другого не следует. Слишком велика вероятность, что когда Бога слушаешь, можно не то что-то услышать. Про себя просто, про другого сложно, вот и ошибка, слишком факторов много.

«Нет, он не зек, — разглядывая желтое лицо старика, выплывающее из полутьмы, его крупные морщины, его изогнутые синеватые губы, блестящие глаза, решила Маруся. — Конечно же, палач. Едет на место преступления, тянет его туда… Нужно будет Олесю сказать. Ясно же, не его с лестницы спихивали. Он сам спихивал».

Николай Алексеевич, будто прочитав мысли Маруси, старательно каждым своим следующим словом подтверждал их верность. Он совершенно заглушил отца Миколу. Тот сделался сразу каким-то несчастным и обмяк. В руке старика был полный стакан, и стакан этот тяжело двигался над столом, в такт словам описывая петли.

— Большая Секирная лестница идет углом вниз, — говорил он. — Это как острый угол. Так можно падать только к смерти. Я, представьте себе, все это видел своими глазами. — Он был, конечно, пьян, иначе откуда бы взяться подобному величию в голосе, этой уверенности в собственной непогрешимости? — Нельзя убивать. Я сам убивал, и меня убивали, я знаю. Это иногда очень приятно, но все равно нельзя.

Ночное море опять разлеглось зыбкою пустыней, черным бескрайним песком, оно представилось Марусе, как огромное блюдо из черного глянцевого стекла, блюдо, на которое рука исполина поставила их маленький белый кораблик.

«Какой все-таки дурак, — лениво определила для себя Маруся. — Оба дураки какие-то!..»

15

С Олесем Маруся встретилась только за ужином. Олесь был весел и записывал все время что-то в свой блокнот.

— Ну как тебе понравился Шуман? — спросила Маруся, красиво обрабатывая кровавый бифштекс серебряным острым ножичком.

— А ты откуда знаешь, как его зовут? — удивился Олесь. — Псих он! Не интересуют его никакие мерзкие кровавые преступления, совершенно не интересуют, понимаешь!

Олесь говорил с набитым ртом, размахивая левой рукой с красивой вилкой, а правой, не глядя, записывал что-то в свой блокнот.

— Говорит, вернемся в Архангельск, милиция трупы подсчитает, и если окажутся лишние, обязательно заведет уголовное дело. А по ограблению грузина, так он говорит, что вряд ли и милиция заинтересуется, если только возьмут кацо в каталажку и немножко побьют. Он, понимаешь, переживает за разгул религиозного фанатизма. Нет, честное слово, он урод, хотя я про него уже все написал. Его застрелит какой-нибудь религиозный фанатик.

— А ты откуда знаешь? — на этот раз удивилась уже Маруся.

— И вот, слушай, — Олесь запил бифштекс чаем и закрыл блокнот. — Я нашел каюту, в которой эти ребята живут.

— Какие ребята?

— Ну, «афганцы», все трое. Где они труп прячут, я, конечно, не нашел…

Поужинав, они вместе спустились в четвертый класс, нужная каюта находилась в конце коридора, всего через четыре двери после их собственной. Но прежде чем заглянуть туда, Олесь затащил Марусю в свою каюту, и они потратили минут сорок на любовь.

— Все это ряд чудовищных совпадений, — говорил Олесь, заглядывая в каюту «афганцев». — Я думаю, кража не имеет никакою отношения к трупу, и вообще все никак не связано. Вот, смотри, спят. — Действительно, дверь была открыта, и можно было войти и посмотреть на двух молодых парней, крепко спящих на своих койках. — Как убитые дрыхнут! Но эти-то живые, видишь, ноздри шевелятся.

— Меня интересует, милый, во-первых, почему их двое, а не трое? Где третий? А во-вторых, странно они спят. — Маруся, тихо ступая, подошла к ближайшему из парней и двумя пальчиками, своими красивыми, наманикюренными ноготками приподняла его рукав. — Вот, пожалуйста, взгляните, почему они спят.

Отчетливые на нездоровой рыхлой коже проходили рядком красных опухших точек следы уколов.

«Значит, все-таки наркотики, — думал Олесь, поднимаясь по проклятой лестнице вслед за Марусей. — В гробу все-таки наркотики, а где же тогда труп?»

Бар теперь был битком набит, но оказалось, что старичок Николай Николаевич забронировал для них два кресла у самого окна. Играла громко музыка, и говорить было трудно.

— Ну и где этот псих религиозный? — спросила у старичка Маруся, оставившая Николая Алексеевича с сумасшедшим Миколой.

— Где он, спрашиваю? — пытаясь перекричать музыку, повторила она. Но Николай Алексеевич ничего не услышал и только покивал в ответ. Старичок Марусе очень нравился, мягкий, обаятельный, кроткий до резкости в защите своей кротости, он по первому ее знаку сходил к стойке и без слова за свой счет принес крепкий коктейль. Олесь, правда, на крепкий коктейль покосился, но Николаю Алексеевичу все-таки улыбнулся, как и она сама, вполне искренне. За огромным стеклянным окном скапливалась, выгибая море своей тяжестью, северная лунная ночь. Казалось, она сместила упругим своим воздухом стекло и дышит прямо в лицо, ледяная и крепкая огромная волна. Олесь смотрел в никуда, в черное шевеление, он весь был там, в черноте вселенной, тогда как его тело, осторожно накачиваясь алкоголем, тихо бодрствовало в огромном удобном кресле, дух многократно умирал в невидимом море, а рука без коррекции глаз криво вела по странице витиеватую линию стиха. Строка наползала на строку, взбирались буква за буквой вверх, и вдруг от удара музыки по пальцам обрушивались вниз к бумажному обрезу. Маруся в пику Олесю копалась глазами в толпе. Густо лежали тенями на стенах переплетения рук. В яме бара летали белые, словно одетые в перчатки, чуткие руки, создающие из пустых стаканов полные. Двигались губы людей и губы дикторов в двух укрепленных высоко цветных телевизорах, и ни слова, ни звука за звуками музыки. В подвижном рисунке глаза Маруси нашли желаемое сочетание: угол стола, уголок белой салфетки, лицо над перекошенным воротом, сорванный пятерней галстук, немного снизу — початый стакан, и по полу между ног катится маленький луч еще не включенного цветомузыкального блока, лавирует, оранжевый и зеленый, между ботинок и туфель пытающихся танцевать.

Толкнуло слегка в сердце. Она добила двумя глотками свой крепкий коктейль, установила пустой бокал на столе так, чтобы не смахнули, слева от блокнота, в котором суетливо чертило строки перо поэта. И, пробившись танцевальным движением между двух ритмов смененной пластинки, Маруся оказалась подле «афганца». Парень был невероятно пьян, но он выглядел куда бодрее своих приятелей, лежавших неподвижно в каюте, и пил он, понятно, в одиночестве, хоть и среди толпы.

— А ты не наркоман?! — ухватив его рукой за подбородок и заглядывая в слезящиеся от усталости глаза, зло сказала Маруся. — Ты у нас алкаш! — Она присела на ручку кресла. — Расскажи мне, мальчик, как все это у вас устроено.

— Что? Чего устроено?

— Я спросить тебя хотела, ну, несколько вопросов… Во-первых, что вы в гробу прячете?

«Афганец» совсем не испугался, а глаза его чуть протрезвели и, не переставая слезиться, посмотрели на Марусю уже с любопытством.

— Нет, — сказал он хрипло. — Здесь была только его воля, никто нас не осудит. — Он еще прихлебывал из бутылки, но уже без упоения. — Ты не понимаешь…

— А ты расскажи, — поддержала его настроение Маруся.

— Тебе не понять… Мы вчетвером вместе перед боем поклялись, что войдем так же вчетвером на пароход… Пойми, войдем все вчетвером или умрем все вчетвером. Его в том бою убили… Но он вошел на пароход, хоть и мертвый, он вошел… — Парень невыносимо длинно икнул. — А гроб, это, — он махнул рукой, — без него, в общем!..

«Значит, в гробу все-таки наркотики», — подумала Маруся и спросила:

— А зачем вы грузина обокрали?

— Мы обокрали? — глаза парня округлились и покраснели от сдерживаемого бешенства. — Мы не крали ничего и никогда! Никогда и ничего!.. — Он поднялся из кресла и, размахивая бутылкой, сделал несколько шагов, после чего со звоном перевалился через стойку бара и плюхнулся по другую ее сторону.

Музыка оборвалась. Усиленный динамиками, загремел противный голос капитана-экскурсовода:

— ВНИМАНИЮ ОТДЫХАЮЩИХ! ФИЛИАЛ МУРМАНСКОЙ ФИЛАРМОНИИ НА НАШЕМ КОРАБЛЕ, ТАНЦЕВАЛЬНАЯ ГРУППА ПОД РУКОВОДСТВОМ НАРОДНОГО АРТИСТА ГРИГОРИЯ ВОЛЧЕКА ПРИГЛАШАЕТ ВАС НА КОНЦЕРТ В МУЗЫКАЛЬНЫЙ САЛОН. ПОСЛЕ КОНЦЕРТА УБЕДИТЕЛЬНАЯ ПРОСЬБА ВСЕМ РАЗОЙТИСЬ ПО КАЮТАМ, НАМЕЧЕНО ПЛАНОВОЕ МЕРОПРИЯТИЕ — УЧЕБНЫЙ ПОЖАР.