Кальман Миксат - Том 4. Выборы в Венгрии. Странный брак

• Название: Том 4. Выборы в Венгрии. Странный брак
• Автор: Кальман Миксат
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1967
• ISBN: не указан

Кальман Миксат (Kálmán Mikszáth, 1847―1910) — один из виднейших венгерских писателей XIX―XX веков. В четвертый том собрания сочинений Кальмана Миксата вошли романы «Выборы в Венгрии» (1897) и «Странный брак» (1900).

«Выборы в Венгрии» ― увлекательный роман-памфлет, в котором Миксат создал великолепный сатирический портрет «мамелюка» (сторонника правительства), депутата-авантюриста Меньхерта Катанги, уютно и прочно обосновавшегося под крышей венгерского парламента.

Роман «Странный брак» начинается с романтической и трогательной истории знакомства гимназиста Яноша с хрупкой девочкой Пирошкой. Пять лет молодые люди мечтают о счастье. Янош кончает университет, просит руки Пирошки и получает согласие. Но вскоре происходит событие, которое нарушает планы влюбленных… 

---

Низким поклоном приветствовал он могущественного помещика, а затем поздоровался с молодыми людьми. Дёри даже не подал ему руки, только указал на стул рядом с собой.

Жига вновь украдкой посмотрел на Бутлера и жестом выразил свое удивление: странно, ведь, по словам корчмаря, Дёри запретил попу появляться в замке. Но Бутлер оставался слепым ко всему происходящему, не замечал знаков, которые делал ему Жига, продолжая, как и прежде, созерцать лишь свое обручальное кольцо. И сейчас он, разумеется, был поглощен рассматриванием своего перстенька и не проявлял никакого интереса к жестикуляции своего товарища.

— Хорошо, что вы пришли, батюшка, — сказал барон, однако не глядя на попа, — вы тут развлечете моего молодого друга Берната, пока мы с графом Яношем обсудим кое-что у меня в кабинете. Пойдем же, Янчи!

Жига беспокойно заерзал на стуле. Барон обнял Бутлера за плечи и увлек за собой по мрачному и сырому коридору в свою канцелярию. Со сводчатого потолка сорвалась вспугнутая летучая мышь и задела Бутлера крыльями по лицу.

— Фу, противная, как ты меня испугала!

(«Ничего, ты еще не так испугаешься», — подумал про себя Дёри.)

Он пропустил Бутлера вперед, и они очутились в канцелярии уездного начальника, обстановку которой составляли несколько обитых коричневой кожей стульев и диван. У одной из стен высилась большая полка, доверху набитая всевозможными бумагами, у окна помещался стол, на нем стояли две свечи, распятие, на котором присягали тяжущиеся стороны, календарь и Библия, предназначаемая для присяги лютеран, — произнося клятву, они клали на нее руки; а если поблизости Библии не оказывалось, то по необходимости для этой цели использовали «Сибиллу» — книжку, толкующую сны и внешне похожую на Библию (сейчас толкователь снов валялся на диване, открытый на какой-то странице).

В углу в беспорядке были навалены «вещественные доказательства»: топоры, пистолеты, бритвы, косы, дубины. У стенки лежал большой пук ореховых прутьев — действенное средство против земных грехов.

— Ну, вот и моя канцелярия. Садись, братец. Сюда, сюда, на кушетку. Довольно неуютное, даже мрачное местечко. Не правда ли? Но, видишь, я хорошо здесь себя чувствую. Бывает, правда, что кое-кому приходится здесь плохо. Ведь не все люди одинаковы. Впрочем, полно об этом. Вот табачок, закури. За трубкой нам приятнее будет обсудить тот великолепный план, который я придумал в твое отсутствие; я построил его, как маленькая пчелка свой сот, куда потом попадает мед. Хе-хе-хе! Да, мед…

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ Драма в Рёске

— Я слушаю вас, сударь.

— Ладно, только твоя трубка еще не разгорелась. Стой, вот другая, если эта не курится. Попробуй раскури ее. Это настоящая трубка, изделие самого Надя.[74]

Такую сейчас брат брату не отдаст дешевле, чем за тридцать золотых. Что за изгиб, какие изящные линии! Ты только погляди. А как высверлен мундштук… Обидно, что умирают такие люди, как этот Надь. Ну, вот и разгорелась. Да, сынок, о чем же я хотел тебя спросить? Ага, вспомнил… Что ты, например, думаешь обо мне? Только говори напрямик, как и подобает истинному венгру. Графа Бутлера несколько удивил такой вопрос, но все же он ответил:

— Я считаю вас весьма порядочным человеком.

— Так оно и есть, именно так, — проговорил старик, кивнув головой. — Теперь скажи, что ты думаешь о моей дочери?

Этот вопрос показался Бутлеру еще более странным.

— О барышне?.. Я весьма уважаю и чту баронессу.

— Знаю, сынок. Ну, а как, она красива, а?

— Насколько может быть красива молодая девушка.

— А нравится она тебе? Пусть тебя не удивляет моя прямота, я ведь солдат.

— Конечно, — ответил Янош. — Почему бы не нравиться?

— Ладно, пока все идет хорошо. Венгры, говорят, понимают друг друга с полуслова; однако, чем больше скажешь, тем понятнее. Интересно, что бы ты ответил мне, если б я сказал тебе крутись-вертись, подкова, — эти студенты пленили мое сердце. Редко кто так нравился мне, как полюбились вы; разве что однажды в Праге — я был тогда еще старшим лейтенантом — очаровал меня один студент… правда, позднее выяснилось, что это была переодетая молоденькая герцогиня. Н-да… Впрочем, я надеюсь, вас нельзя заподозрить ни в чем подобном.

— Да, не думаю, — улыбнулся граф Янош.

— Ну, так вернемся к нашему делу, а эту историю я вам расскажу потом, вечером. Так вот, если б я сказал: «Оставлю-ка я здесь одного из этих двух студентов, отдам за него свою дочь, и закатим такую свадьбу, что мертвецы в гробах проснутся. Что бы ты на это ответил?

Бутлер устремил на барона беспокойный взгляд, силясь понять, серьезно говорит этот чудак или, как всегда, шутит. Однако, против обыкновения, лицо барона было весьма серьезным, и казалось, он напряженно ожидает ответа.

«Все же не может быть, чтобы он это всерьез говорил, — подумал Янош. — Баронессу так не сватают!»

— Ну-с, так как же? — нетерпеливо настаивал барон.

— Я бы ответил, сударь, что я очень благодарен за высокую честь, но не могу ею воспользоваться: я уж навечно связан с другой, в знак чего и ношу вот это кольцо.

— Бре-ке-ке! — вскрикнул барон, словно его укусила змея. — Какое еще кольцо?

— На днях я обручился с некоей Пирошкой Хорват, — ответил Бутлер, протягивая руку с таким сияющим видом, будто ждал, что за сим последуют восторженные поздравления.

Однако таковых не последовало. Вместо этого барон весело рассмеялся.

— Обручился! Только и всего? А я уж было испугался, что ты на ком-нибудь женат. Чуть было не рассердился на тебя, что ты этаким легкомысленным поступком разрушаешь все мои планы, — продолжал Дёри донельзя сладким голосом. — Обручение — это пустяки! Обручение — лишь маленькая прелюдия. Чепуха! Человек видит красивое яблоко и говорит: «Я сорву его, очищу, разрежу и съем». А оно пока продолжает оставаться на дереве. И я не понимаю, почему тем временем не может случиться так, что он и на другом дереве увидит яблоко? А поскольку второе ближе — им и утолит свой голод. Intelligisne, amice?[75]

Голова у Бутлера гудела, точно в ней били в набат два колокола. Ему казалось, что комната со всей ее обстановкой завертелась, словно веретено.

— Почему ты не отвечаешь? Что же ты скажешь на это?

— Ничего.

— Как так ничего?

— Ведь я уже сказал, что обручен и люблю свою невесту больше жизни. — Затем, несколько повысив голос, Янош добавил: — И я вообще не понимаю вас и ваших шуток.

— Значит, по доброй воле ты не женишься на Маришке?

— Никогда! — Янош встал и направился к выходу.

Барон прыгнул, как хищный зверь, и преградил ему дорогу.

— Ого-го! Не так поспешно, сынок. Сядь-ка на свое место. Знай, что если уж лиса сцапала петуха, она его не выпустит, и имей в виду, — голос его зазвучал угрожающе, — если ты не женишься на Маришке по своему доброму желанию, она будет твоей женой помимо твоей воли. Даже и не возражай, милый мальчик! — Он ухватился за пуговицу его сюртука и снова заговорил вкрадчиво и ласково: — Видишь ли, этого не миновать. Не причиняй огорчения тому, кто через несколько часов станет твоим любящим тестем.

Бутлер вырвался из его рук.

— Однако, милостивый государь, это уж слишком! — воскликнул он, вспылив. — Не думал я, что гостеприимство у вас сочетается с такими глупыми потехами. Я ни минуты не желаю оставаться в вашем доме. Прощайте! — И он рванул дверь канцелярии, чтобы немедленно покинуть Дёри.

Однако из глубины темного коридора два грубых голоса рявкнули одновременно:

— Назад!

В дверях стояли вооруженные жандармы Есенка и Кажмари; загремев ружьями о каменные плиты, они быстро взяли их наперевес.

Бутлер, побледнев от ярости, попятился назад.

— Что это значит, милостивый государь? — спросил он барона полным достоинства голосом. Глаза его метали молнии.

— Ведь я сказал тебе, сердечко мое, не упрямься, — успокаивал его хозяин ласковым голосом, как увещают маленьких детей. — Видишь, что получается, когда не слушаются старших!

— Известно ли вам, что это насилие?

— Конечно, мой милый.

— А знаете ли вы, что я уже совершеннолетний и, как магнат, являюсь членом законодательного собрания?

— Этого я еще не знал, но рад, что тебя объявили совершеннолетним.

— Как вы смеете насильно задерживать меня? Вы за это поплатитесь!

Однако и эта угроза не произвела на Дёри никакого впечатления.

— Что ж, возможно. Но ведь наместник живет далеко, да к тому же тяжел на подъем. Император — еще дальше, а голова у него, куда медленнее варит. Да кроме того, судьба посильнее и императора и наместника. Ведь все, что произошло, — веление судьбы. Поэтому успокойся-ка лучше, старина, и обними меня по-сыновьи, тем более что рано или поздно тебе придется это сделать.