Александр Скоков - На всех была одна судьба

• Название: На всех была одна судьба
• Автор: Александр Скоков
• Жанр: О войне
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-91498-062-4

По разработанному в июле – декабре 1940 года плану «Барбаросса» судьба Ленинграда была предопределена: стереть с лица земли. В документе 114 из «Главной квартиры фюрера» записано: «… капитуляция Ленинграда, а позднее Москвы не должна быть принята даже в том случае, если она была бы предложена противником…» Стремительно продвигавшиеся к Ленинграду немецкие войска были остановлены на Лужском рубеже на 45 дней. Началась великая битва за город на Неве, завершившаяся победным Салютом в январе сорок четвертого…

---

Вереницы людей с пожитками и малыми детьми тянулись с окраин в центр – к родным и знакомым.

От Технологического института Маша Абаринова получила направление на военный завод, выпускавший бомбы, снаряды, мины. С Васильевского на Ржевку путь не близкий, да еще целый день в цеху, на ногах, дыша парами взрывчатых веществ. Иногда приходилось оплавлять головки снарядов на жаровне, в крохотной палатке площадью всего с квадратный метр… Через каждые пять-семь минут работы Маша выбегала из палатки глотнуть свежего воздуха – и снова к жаровне. По инструкции полагалось работать в респираторе, но какой от них толк, если все негодны, засорены, а новых нет! От ядовитых испарений волосы, ногти и кожа окрасились в рыжеватый цвет. Станки с завода еще до блокады вывезли на восток, их заменили деревянные устройства с приспособлениями, позволяющими вращать, обрабатывать тяжелые «чушки» снарядов. Здесь же, в цехе, находились двухметровые корпуса бомб, пока без «начинки». Во время налета в такое «укрытие» можно было забраться и немного вздремнуть. В бомбоубежище не прятались: если поблизости рванет фугаска – все взлетит на воздух.

Первая блокадная зима была на редкость морозной – градусник иногда показывал 40–41°… Трамваи давно остановились, дорога на Ржевку занимала больше четырех часов в один конец. В центре города приходилось выбирать проходные дворы, так как во время артобстрела милиция направляла прохожих в бомбоубежище. Вечером нужно было попасть домой до 23 часов, иначе задержат на мостах. Иногда Маша оставалась ночевать в цехе, положив фанерку на две бомбы и укрывшись тем, что удавалось найти.

На заводе Маша работала 4 месяца. В конце декабря вышел приказ о том, что все работники закрепляются за предприятием – объектом особой важности – до конца войны. Студентов (их было на заводе несколько человек) отпустили. Все они жили в центре города, и добираться пешком на Ржевку с каждым днем становилось все труднее. В последних числах декабря, перед первым блокадным Новым годом, Маша получила расчет. В январе навалилась цинга. Болели мышцы, суставы, подняться утром стоило немалых усилий, но надо было двигаться, выполнять намеченное на день. Самое трудное – поход на Неву с саночками, уставленными бидончиками и кастрюлями. Не так просто, лежа перед прорубью, слабой рукой зачерпнуть воды… Из-за больших потерь в начале войны армии требовалось значительное пополнение – в ее ряды стали призывать девушек. Вначале – на всеобщее обучение. Некоторых медкомиссия заворачивала из-за дистрофии, цинги. Но были и те, кто прошел отбор… Маша никак не могла натянуть валенки на опухшие ноги – носила старомодные фетровые боты. При маршировке становилась в первый ряд, но вскоре из-за сильных болей в ногах отставала, с трудом одолевала последние шаги.

Во время занятий обычно сидели вокруг «буржуйки», отвечали не вставая – не хватало сил подняться. В обед призывников кормили супом, отпуская макароны отдельно, по весу. Девушки оживали, уже выходили в зал на построение и даже могли подержать в руках винтовку.

Но поднять эту тяжесть в четыре с половиной килограмма, а тем более взять наперевес было еще не под силу. Однако день ото дня движения становились уверенней, появилась твердость в руках. Наконец стали изучать приемы штыкового боя, а с наступлением тепла ползали по-пластунски в районе Смоленского кладбища.

В мае началась запись в действующую армию. Офицер, составлявший списки, спросил, не хочет ли Маша в летную часть. Она согласилась. Но в конце мая девушек отправили в запасной полк во Всеволожск.

Первая ночь в казарме с двухъярусными нарами, сбитыми из тонкого, отполированного боками новобранцев «кругляка»… А утром – баня, стрижка и получение солдатского обмундирования. На таких худеньких и истощенных нужных размеров, конечно, не оказалось. Гимнастерка была чуть-чуть короче юбки, сапоги-скороходы – как в сказке про мальчика-с-пальчик. Ремень обхватывал талию два раза, «лишнюю» часть гимнастерки пришлось убрать назад, где она поднималась «петухом». Рукава Маша подвернула несколько раз – получились толстые обшлага. Пилотку заколола сзади булавкой.

Утром в полном обмундировании, с противогазом через плечо Маша вышла на крыльцо. Проходивший мимо офицер не мог сдержать смеха: ну и солдатик! Маша решила проучить насмешника – пройти мимо него четким строевым шагом. Браво махнула ногой – и сапог улетел вперед метра на два!

На другой день подруги поздравляли Машу с днем рождения. Вспоминала свое восемнадцатилетие, стихи курсанта-военмедовца… Сколько событий произошло за один год!

В полк прибыли «купцы» подбирать кадры. Несколько человек, в том числе и Абаринову (у кого было повыше образование), оставили в запасном полку учиться на радистов.

Занятия проводились на улице: преподавателей слушали, расположившись на траве. Погреться на солнышке после зимних холодов – лучшего класса не подыскать! Знакомились с устройством радиостанций, учили правила радиосвязи. Готовили девушек только работать с микрофоном. Морзянку изучали уже в Ленинграде, в зенитном артиллерийском полку, куда после курсов получили назначение.

Штаб полка находился в здании на углу улиц Герцена и Подбельского, сама радиостанция размещалась в Мариинском дворце. Здесь же, во флигеле, и жили радиоспециалисты. В аппаратной находились радиостанция средней мощности (такие же стояли на самолетах-разведчиках), УКВ и маленькая станция РБС. Специалисты-мужчины, передав знания новичкам, подтянув их до нужного уровня, были, видимо, направлены на фронт. 12 девушек заняли их места – по четыре человека в смену.

Приходилось Маше дежурить и на командном пункте противовоздушной обороны, который находился также поблизости, возле Дома культуры связи. В отдельной комнате стоял приемник, через который поступали сведения от 12 радаров «Редут», размещенных на окраинах города. Воздушное пространство над Ленинградом было разбито на квадраты. Операторы радарных установок голосом передавали, в каком квадрате появились немецкие самолеты, какого типа, сколько их и куда направляются. Одновременно на одной частоте могли передавать сведения несколько операторов. Их нужно было различать по голосу, сведения от каждой РЛС записать на отдельный листок и моментально бросить в окошко командного пункта. Счет времени шел на секунды. Дежурный офицер на большой карте фиксировал сообщения, оповещал дивизионы и батареи ПВО, при необходимости объявлял воздушную тревогу для населения. Воздушная безопасность огромного города зависела от боевого мастерства, бесстрашия, отваги тысяч зенитчиков, летчиков, наблюдателей, технических специалистов. В этом деле была частица и их труда – двенадцати девушек-радистов.

Командир отделения

Смену радиоспециалисты несли по 8 часов, но свободного времени после дежурства не было ни минуты. Занимались радиотехникой: изучение схем радиостанций, устранение простых неполадок, пайка, сборка простых элементов вроде выпрямителей. Каждый день тренировались в приеме-передаче азбуки Морзе. Специалистам присваивался класс. Для первого, высшего класса требовалась передача в минуту 18 групп смешанного текста из цифр и букв. Стремительный поток точек и тире. Умение сосредоточиться, своя система наращивания скорости приемапередачи и хороший слух помогли Маше одной из первых получить высший класс – значок «Отличный связист». Ее назначили начальником радиостанции и командиром отделения. Рядовая Абаринова стала ефрейтором, а затем и сержантом. На помощь со стороны рассчитывать не приходилось – девушки сами устанавливали на крышах антенны, заготавливали на зиму дрова, чистили аккумуляторы, возили, а иногда и носили их на зарядку в мастерскую возле Марсова поля.

В распорядке дня были и часы общей военной подготовки. Радиоспециалисты тренировались в стрельбе, ходили строем, ползали по-пластунски.

Обмундирование девушки привели в порядок: что-то получили со склада по своему росту, что-то перешили – находились ведь при штабе, на виду… Тревоги не становились реже, и радиостанцию УКВ, поддерживающую связь с самолетами противовоздушной обороны, перевели на крышу Мариинского дворца. Построили фанерную будку, установили для обогрева «буржуйку».

С крыши Мариинского дворца ночью была видна светящаяся дуга вокруг Ленинграда. Немцы постоянно освещали передовую ракетами, да и в своих гарнизонах не соблюдали светомаскировку, жгли электричество в открытую. Ленинград был погружен в темноту. Ни один лучик не пробивался сквозь завешенные, зашторенные окна – за этим с улицы строго следили ночные патрули, специальная служба.

Однажды немцы, готовясь к налету, сбросили осветительные бомбы на парашютах. Центр города высветился – все стало видно, как днем. Зенитчики обрушили огонь на САБы, осколки градом посыпались на крышу дворца. Рядом с офицером-наблюдателем, разведчиком, в ту минуту оказался командир зенитного полка. Бывший художник, он засмотрелся на необычную панораму ночного города; Маша тоже выскочила, но успела взглянуть только мельком. «В будку!» – приказал командир, сам получивший осколком по усам.