Лоренс Сандерс - Слепой с пистолетом [Кассеты Андерсона. Слепой с пистолетом. Друзья Эдди Койла]

• Название: Слепой с пистолетом [Кассеты Андерсона. Слепой с пистолетом. Друзья Эдди Койла]
• Автор: Лоренс Сандерс
• Издательство: Терра
• Жанр: Полицейский детектив
• Год: 1997
• ISBN: 5-300-01385-4

В сборнике представлены три произведения американских писателей. В детективе Л. Сандерса на основе знакомства с записями подслушивающих устройств воссоздается история одного нью-йоркского преступления. Роман Ч. Хаймза рассказывает о расследовании серии загадочных убийств. Детектив Д. Хиггинса показывает изнутри мир мафиозных группировок и борьбу с ними полиции.

---

Джеки Браун улыбнулся.

— Позволь мне быть с тобой откровенным. Я, честное благородное слово, сам ничего не знаю. Есть черный, который вечно крутится вокруг меня, но у него плоховато с бабками, да и кроме того, у него такие запросы, что ты его удовлетворить не сможешь. Придется мне добывать у кого-то еще. Потом есть у меня этот толстяк тридцатишестилетний или тридцатисемилетний. И хрен его знает, чем он занимается. С виду — простой барыга, я даже не знаю, как его зовут. Он все вкручивает мне, будто он — Пол, но я что-то сомневаюсь. Этот хмырь готов схватить все, что я ему ни принесу. Никогда еще не видел мужика, который был бы так помешан на «пушках». Четырехдюймовые, двухдюймовые, «тридцать восьмые», «магнумы», «сорок первые», «сорок пятые», «сорок четвертые» — все, что угодно. Он берет все подряд — выкладывает бабки за любой ствол. Этот кретин берет по дюжине стволов в неделю, а потом приходит и клянчит еще. Так что если бы ты меня спросил, я бы сказал: наверное, этот мужик тусуется с мафией, но только он мне ничего не докладывает, а я и не спрашиваю. Он платит мне наличными долларами, а больше меня ничего не интересует. То же самое и с черномазым. Я на выходные летал в Нассау и снял там такую пышечку-кошечку, что закачаешься, и этот толстый, который берет все подряд, все мне оплатил — и поездку, и девочку. По-моему, это высший класс. Да пусть он трудится хоть на Армию спасения, если хочет, мне-то что. Он приносит бабки, а меня это очень даже устраивает.

— И я тебя очень даже устраиваю, — добавил бородач.

— Слушай, я даю тебе по двадцатке за каждую железку, которая тебе ровным счетом ничего не стоит, — сказал Джеки Браун, — И от меня у тебя никаких хлопот. А я тебя ни о чем не спрашиваю, не пытаюсь расколоть. Хотя знаю, на что ты тратишь бабки, точно знаю, но пока ты со мной работаешь, меня это устраивает. И если ты захочешь подпалить мне яйца, я тут же раздую костер под твоими. Ты же можешь схлопотать «десятку» за свои делишки. А то, что ты оказываешь мне услуги, — так это же мелочь, и я это прекрасно понимаю. Для тебя это просто приработок, — так что не забывайся! У меня ведь тоже есть телефон. Я же могу позвонить легавым в Спрингфилд[28] быстрее, чем ты позвонишь легавым в Бостон.

— Ну и сука же ты! — воскликнул бородач.

— Увидимся на следующей неделе, — невозмутимо попрощался Браун. — Мне нужно, по крайней мере, две дюжины. Бабки привезу.

Глава шестая

— Диллон уверял, что боится.

— А то бы я тебе конечно же помог. — Он сидел на лавке в парке на Коммон[29]. Ноябрьское солнце светило вовсю. Он чуть пригнулся, держась за живот. — То есть я что, я-то понимаю, чего ты хочешь, и верю, что ты меня прикроешь. Но вот что я тебе скажу: ты этого не сможешь сделать, просто не сможешь. Потому что ни у кого это не получится, понял? Ни у кого. Я сам в это дело вляпался — и, похоже, мне не выпутаться.

Фоли молчал.

На ступеньках у входа в метро на углу Бойлстон и Тремонт-стрит семь попрошаек занимались своим привычным делом. Шестеро из них сидели, привалившись спинами к стене, и обсуждали какие-то важные дела. Несмотря на солнце, все были в пальто, шапках и поношенных башмаках, потому что то ли им было холодно, то ли в их памяти еще были живы воспоминания о том, что зима опять неминуемо наступит, так что им понадобится теплая одежда, которую они не решились оставить в заброшенном доме, где провели эту ночь. Самый молодой из попрошаек обращался к бизнесменам и женщинам, спешащим мимо с продуктовыми сумками. Он работал умело — вырастал перед ними, стараясь загородить дорогу, и заставлял выслушать свою речь. Трудновато отказать такому бедняге в четвертаке после того, как ты его заметил и выслушал его исповедь. Не невозможно, а просто трудно. Молодой попрошайка довольно проворно осуществлял свои маневры и успешнее остальных отрабатывал номер. Диллон говорил и не отрываясь смотрел на него.

— Я тебе вот что скажу. Главное, что меня тревожит, это фургон. Может, это смешно, потому что ты, наверное, считаешь, что меня должны беспокоить прежде всего ребята в фургоне или парень, которого я и знать не знаю, — он наблюдает за мной шибко пристально у меня в баре…

Чуть севернее, на Тремонт-стрит, сразу за информационным стендом и фонтаном парочка проповедников собрала вокруг себя небольшую толпу идущих на работу секретарш и зевак. Женщина была высокого роста, с сильным голосом; в руках она держала мегафон, помогавший ей вести проповедь. Мужчина-коротышка обходил слушателей и раздавал им листовки. Ветер приносил обрывки ее речи, которая отвлекла внимание Диллона от попрошаек.

— И вот что интересно, — говорил он, — Когда я сюда шел, я все глядел по сторонам — нет ли кого поблизости, кто слишком мной интересуется, и если да, то кто бы это мог быть. В общем, иду я себе, перехожу улицу, иду мимо вон тех двоих, и эта тетка говорит: «Если вы не примете Иисуса, Господа нашего Христа, вы погибнете, погибнете и будете гореть в вечном огне». Ну а теперь скажи-ка мне, с чего это я вдруг стал задумываться о таких вещах? Пару недель назад два джентльмена из Детройта пришли ко мне, — заказали по стаканчику, потом огляделись по сторонам, и знаешь, что один мне сказал: мы, говорит, должны сотрудничать в одном деле. Он мне дал время подумать, и пока я думал, я позвонил кое-кому. Так что очень быстро ко мне подоспели шесть или семь приятелей, а я, улучив момент, выскочил в подсобку и взял там кусок трубы, который у меня на всякий случай припасен. Я им врезал пару раз, и мы их вышвырнули на улицу.

А позавчера вечером заваливаются ко мне пятеро жлобов — судя по рожам, вылитые индейцы — это, значит, для разнообразия, заказывают сначала «огненной воды», а потом начинают у меня мебель крушить. Так что мне опять пришлось звать своих и пускать в ход ту же трубу.

И после всего этого вон та баба будет мне вкручивать про вечные муки ада, я-то считаю себя не совсем уж глупым, по большому счету, ну время от времени, конечно, я бухаю по-черному, но только я точно тебе говорю: я бы подошел к ней с той самой трубой под мышкой и спросил: «Ну а что ты мне скажешь про этих ребят из Детройта, скажи уж! И про индейцев. Что, твой Иисус меня за них накажет?» А потом взял бы ее за буфер да вмазал ей этой трубой по роже, чтобы в чувство привести.

Молодой бродяга заловил в самом центре площади упитанного бизнесмена средних лет. Так они и стояли у всех на виду.

— Я тебе вот еще что скажу, — продолжал Диллон, — Этот сопляк, может, и впрямь бездомный, голодный и больной, но он красиво двигается. Наверно, раньше в баскетбол играл. Ну да ладно, у меня еще чуточку смекалки сохранилось, и трубу свою я сегодня не взял, так что я тетке ничего не сказал и не вмазал ей, как хотел. Да что с них взять, раз уж им втемяшилось в башку, что надо торчать на улице целый день и разоряться про Царствие Божие, — от этого же любой свихнется! Я знал одного парня, мы с ним встретились в Люисбурге, когда я загремел туда по приговору Федерального суда, три… нет, четыре года назад. Я уж не помню, за что он сидел. В общем, неплохой парень. Здоровенный такой, бывший боксер. Он сам родом откуда-то из-под Бедфорда. Мы с ним закорешились.

Я первым вышел. Сюда вернулся. Сообщил ему, где я. Когда его помиловали, он отправился к себе, к жене и к ее матери, но знал, где меня искать, если вдруг я ему понадоблюсь. И очень скоро я ему понадобился. Потому что обе эти бабы очень скоро ему всю плешь проели. Португалки-зануды, знаешь, есть такие. Представляешь, что они учудили, пока он в тюряге парился? Решили, что нечего им больше в католичках ходить и заделались свидетелями Иеговы. А-ат-лично! Парень возвращается домой — он был классный строитель, — находит работу, каждый вечер дома. Так вот, по телеку идет бейсбол или что там еще, а они его тащат на угол к ближайшему супермаркету, чтобы он там с ними проповедовал Христа каждому встречному-поперечному.

Так он стал наезжать ко мне — как выпадет свободный денек, так он ко мне: пожить в тишине и покое. А потом смотрю: он как-то приехал, а назад не едет. Я и говорю ему: ты чего тут делаешь? А он: «Слушай, Бога ради, только ты уж мне не начинай эту волынку». У меня была комнатенка, я как раз тогда с женой разъехался — и комнатенка свободная была. Я его к себе пустил. Живи, парень. Он смотрит телевизор, пивко попивает, пока я целый день на работе, не знаю уж, чем он еще занимался. Может, что и делал.

Ну, натурально, в свое время инспектор по делам о помиловании подает рапорт, что, мол, парень перестал приходить отмечаться — а это правда — и что его жена заявила, что он не появляется дома, — что тоже правда — и что он снюхался с известным уголовником (это я) — и это тоже правда — и что он бросил работу и его нынешнее местонахождение неизвестно. Короче, как-то вечером заявляется ко мне судебный исполнитель, и парня опять в тюрягу сажают: за нарушение условий помилования. Плюс пьянство. Говорю тебе: эти две бабы запроповедовали ему мозги так, что он загремел обратно в тюрягу. С такими людьми разве можно по-хорошему? Да с ними и говорить смысла нет.