Сулейман Велиев - Триглав, Триглав

• Название: Триглав, Триглав
• Автор: Сулейман Велиев
• Жанр: Русская классическая проза

---

- Помнишь, Аббас, в детстве ты спорил со мной, утверждая, что человек больше десяти дней без пищи не протянет? - напомнил Аслан. - А я старался еще уверить тебя, что можно голодать дней пятнадцать? Помнишь? Тогда мы не думали, что придется проверять это на себе.

- Ты тоже ошибся в сроках. Человек может голодать и месяц. Конечно, не каждый. Тот, кто любит родину и верит в нее, может все...

- Ну вот и хорошо. Слышу от тебя правильные речи...

Аслан искал стойких людей, искал по всему лагерю, приглядываясь к каждому человеку. Вскоре его внимание привлекли братья-близнецы Гасан и Гусейн, настолько похожие друг на друга, что их трудно было различить. Аслан не знал их раньше, но теперь он подружился с ними, а через них познакомился с Мезлумом, бывшим бакинским музыкантом. Мезлум в свою очередь познакомил его со своим фронтовым товарищем старшиной Цибулей, и Цибуля этот оказался самым интересным из всех новых знакомых Аслана. Несмотря на свои пятьдесят лет, он был бодр, шутил и смеялся, то и дело покручивая длинные усы. Лишь один раз дал он понять, что веселость его - напускная. "Ты знаешь, - сказал он Аслану, - по-украински "цибуля" означает лук. Но я не такой горький... Если бы не балагурил, давно бы загнулся". Солдат - в первую мировую войну, партизан - в гражданскую, один из основателей колхоза в своей деревне, знатный колхозник, кто он теперь? Однако Цибуля не падал духом и при случае говорил, подмигивая собеседнику: "Ше побачимо. Курчат в осени личать".

Пленные все прибывали и прибывали, и это вызывало горькие мысли: "Что же творится? Как дела на фронте? Что будет?"

В очередной партии пленных Аслан увидел еще одно знакомое лицо - Ашота. Их семьи дружили. Во время спровоцированной царизмом армяно-азербайджанской резни отец Аслана, рискуя жизнью, укрыл в своем доме отца Ашота. Роднее родных стали с тех пор старики. Наверное, и в эти тяжелые дни они помогают друг другу. Знают ли, что случилось с их сыновьями? Плен всегда считался самой большой бедой и позором. В старину азербайджанская женщина в гневе могла бросить мужчине: "Чтоб ты попал в плен!" И не было проклятия страшнее, чем это...

Так и шел день за днем, без видимых изменений. Но стоило приглядеться и изменения замечались. Горе объединяло людей; привыкнув к лишениям, к полуголодной жизни, они стали терпеливее, хитрее и ловчее, когда имели дело с врагом. Складывалась особая лагерная этика; люди уже не были предоставлены сами себе. И в распределении пищи, и в помощи наиболее слабым, и в том, что зрела и не покидала их мысль о побеге - во всем этом, казалось, чувствовалась уже чья-то воля и направляющая рука. Аслан старался сблизиться с теми, кто, как он думал, осуществлял подпольное руководство лагерной жизнью, хотел отдать себя в полное распоряжение этих людей. Однако никакой организации в лагере пока не было. Правда, молчаливо признавался авторитет старших по возрасту, авторитет самых справедливых, и на этой основе крепло единство узников. Очевидно, фашисты почувствовали это. Спустя некоторое время они перемешали пленных таким образом, что рядом с советскими гражданами оказались военнопленные многих других национальностей. Но и тогда никакой суматохи, а тем более вражды не возникло - напрасно рассчитывали на это фашисты, и напрасно старались кляузники и провокаторы. Почему люди, и без того несчастные, должны драться между собой, из-за чего? Надо думать, как выбраться из беды! И вместо того, чтобы драться, люди общей судьбы начинали дружить. Это очень беспокоило лагерное начальство. Оно приняло меры...

Вскоре перед строем военнопленных дюжий охранник кричал:

- Желающие поехать на полевые работы - становись!

В другом конце лагеря кто-то из охраны надрывался:

- Желающие поехать в Румынию, на нефтяные промыслы, - выйти вперед!

И тут же следовал издевательский вопрос:

- А поехать в Америку нет желающих?

Таков был испытанный фокус. Доверчивые люди шарахались из стороны в сторону, а немцы потешались. И никто никого никуда не вез. Зато на этот раз и не было таких, кто клюнул бы на приманку, хотя, конечно, люди хотели бы вырваться из лагеря с надеждой пробраться как-нибудь к партизанам, найти возможность побега.

А однажды, к своему удивлению, Аслан услышал и такие странные призывы:

- Бакинцы, идите сюда!..

- Кто из Казаха, ко мне!

- Астрахан-базарцы, пошевеливайтесь!

- Карабахцы, что, своих забыли? Мы собираемся здесь!

В этот шум и гам вмешался один из пленных, уже седой человек:

- Зачем вы делите нас на части, как ханы когда-то делили Азербайджан? Я предлагаю собраться вместе всем азербайджанцам. Когда мы будем едины, с нами и здесь будут считаться...

Аслан не мог больше молча наблюдать за происходящим.

- Вот вы, земляк, - обратился он к седому, - вы уже пожилой человек, а ведь тоже поступаете неправильно. Верно, что не надо нас делить на казахцев и бакинцев, карабахцев и нухинцев, но зачем же вы хотите все-таки обособить азербайджанцев от остальных? Этого не надо делать! Надо сплачиваться всем, без различия национальностей, родина у нас одна. Объединимся все, и тогда не только выстоим, но и сумеем выполнить свой долг. Каждый, в чьей крови есть хоть капля любви к родине...

Седой саркастически улыбнулся:

- Что здесь делать тем, кто любит родину?

Аслан побагровел:

- Не мерь всех на свой аршин!.. А вы, товарищи, поймите, в чем дело: враги хотят посеять среди нас ядовитые семена национальной розни, а когда не удается это, не прочь разделить нас и по принципу землячества. Больше того, они надеются, что мы сами перессоримся. Не выйдет.

- Правильно, - поддержал Аслана Ашот. - Дорогие... Граждане... Мы же советские люди! Это наше несчастье, что мы здесь. Но и тут достоинство советского гражданина - превыше всего. Лучше умрем, но не пойдем на поводу у врага!

- Аслан прав, - послышалось со всех сторон. Многие подходили к Аслану и пожимали ему руку. Последним подошел Цибуля:

- Спасибо, сынок. Молодой ты, да, видать, ранний. А иной доживет до седых волос, а ума так и не наберется!

Расчеты немцев поссорить пленных окончательно провалились; фашисты испугались влияния советских военнопленных на пленных из других государств и незамедлительно изолировали их друг от друга.

Аслан не мог быть в бездействии, ждать чего-то. Человек восемь, с которыми он познакомился в лагере, были людьми надежными, и они представлялись ему серьезной силой. Поэтому, улучив удобный момент, когда они собрались вместе, он сказал:

- Наступило время действовать. Думаю, пора создать подпольную антифашистскую организацию. Соберем вокруг нее крепких людей и сделаем все, что возможно при нынешних обстоятельствах.

Первым отозвался Яков Александрович, за ним - Сергей. Он посмотрел на Аслана повеселевшими глазами:

- Молодец, вовремя заговорил об этом. Зачем терять день за днем? Вот наши отцы... Как они вели себя в царских тюрьмах? Может быть, нам труднее... Ну так что ж? Сидеть и горевать? Пора стряхнуть страх! Главное - действовать сообща, а если нас даже отправят в разные лагеря, постараться сохранить связь друг с другом. Вот я недавно познакомился с одним плотником. Мужичок себе на уме, и смекаю я, что в лагерь он устроился не зря... Он мог бы помочь нам установить связь с партизанами...

На этом первом подпольном собрании они поклялись оставаться верными друг другу до самой смерти и незамедлительно приступили к работе. Одного за другим прощупывали людей, намечали, кто кого привлечет в организацию, обдумывали вопросы конспирации. Казалось, все идет хорошо, прямо-таки отлично, как вдруг неожиданно встревожил всех скрипач Мезлум. Несколько дней он ходил молчаливый, замкнутый, сторонился всех и наконец заявил Аслану, что хочет кое в чем признаться...

- Говори, - приказал Аслан, вытирая рукавом внезапно выступивший на лбу пот.

- Немцы уже подходят к Махачкале. Значит, положение безвыходное. Все пропало. Я думаю, нет смысла бороться.

- И что же ты решил?

- Теперь о других думать не приходится... У каждого своя забота: как сохранить голову на плечах... Ну, и я...

- Такую глупую голову беречь не стоит!

- Это уж мое дело. Мне моя голова дороже чужой.

- Запомни, Мезлум: голова труса очень дешево ценится.

- Не запугивай.

- А что тебя запугивать? Ты, я вижу, и без того живешь в постоянном страхе.

Мезлум умолк. Подумав немного, он сказал:

- Тебе легко. Ты одинок, а у меня - дети.

- Не у тебя одного дети. А вот опозорить своих детей решаешься только ты! Ведь они будут стыдиться тебя.

- Аслан, я никого не собираюсь предавать. Иначе не признался бы тебе во всем. Считай, что между нами не было никаких разговоров. Отныне мы не знаем друг друга. Хочешь, поклянусь, что не выдам вас, если даже мне будут грозить смертью?

- Кто твоей клятве поверит? Ничего нам от тебя не надо. Делай что хочешь.

- С сегодняшнего дня комендант берет меня к себе.