Эрик Удденберг - Отцеубийство

• Название: Отцеубийство
• Автор: Эрик Удденберг
• Жанр: Драма
• Год: 1997

---

Папа. Что ты обо мне думаешь?

Девушка. В каком смысле?

Папа. Я глупый старый пердун?

Девушка. Да нет, вовсе нет. (Пауза). Ты вполне симпатичный.

Папа. Я тебе нравлюсь?

Девушка. Что?

Папа. Ты могла бы меня полюбить?

Девушка. У меня вообще-то роман с твоим сыном.

Папа. Я знаю. Я спрашиваю просто теоретически. Я не имею в виду, что ты должна меня любить, я говорю о том, что было бы проще, если бы ты могла меня полюбить.

Девушка. Почему?

Папа. Потому что ты молодая. Молодому поколению принадлежит будущее. Правда на стороне будущих поколений. И очень странно чувствовать себя неправым, принадлежать к поколению неправых. (Пауза). Власть принадлежит тебе. А такие, как я, теряем ее. Собственно уже потеряли.

Девушка. Какую-то ты ерунду городишь.

Входят Мама и Психотерапевт (хотя последний все это время, кажется, и так был здесь). И Сын. Папа оборачивается к ним.

Папа. Как же быть? Может мне кто-нибудь объяснить это? Как быть, чтоб быть мужчиной? Кто-нибудь может мне это объяснить, чтобы я знал, как вести себя? (Психотерапевту). Ты, может быть? (Маме). Или ты? Кто-нибудь еще? (Сыну). Йона я не спрашиваю. Ясно, вы не знаете. Ну ладно, ладно. Ладно.

Сцена 4.8.

Вся семья в сборе. Все замирают на месте. Сын бродит между ними словно они неподвижные статуи.

Сын (Заряжает ружье. Целится в Папу, который ничего не замечает. Обращается к Психотерапевту). Как считаешь, это ружье подойдет? Я попаду, если буду целиться с близкого расстояния. Должно получиться. Он умрет. И я останусь победителем. (Пауза). А интересно, кстати, окна разобьются? Пожалуй, да. В диване, наверняка, останется круглая дырка. И, конечно, будет много крови. (Пауза). У меня был приятель в школе. Он не переносил вида крови. Стоило показать ему порез на пальце, он сразу же терял сознание. Ей Богу! Вплоть до последних классов. Я как-то умудрился поранить стамеской большой палец, так он просто свалился на пол. Мешком. Со мной такого никогда не было. (Откладывает ружье). Таким неженкой я никогда не был.

Папа (Психотерапевту). Ты меня предаешь? Ты переходишь на его сторону? (Пауза). Оке?

Психотерапевт. В современном обществе уже прекратили выяснять, кто сильнее. Сила несправедлива сама по себе. Сразу становится понятно, кто силен, а кто слаб. И это неправильно. Поэтому эти разговоры мы прекратили. Мы теперь спорим о том, кто же здоровее. И исход этой борьбы часто гораздо менее очевиден: кто же здоровее — муж или жена, отец или сын.

Сын (Девушке прямо в ухо). Ульрика Майнхоф оставила свою семью, оставила двух маленьких дочерей, которым было всего по семь лет, чтобы служить делу революции. Уже из тюрьмы она написала дочерям письмо, в котором призналась, что любит их. И она, действительно, их любила.

Папа. Одну важную вещь в жизни я сделал. Я попердел в этих комнатах. Это я сделал. Подготовил себе пространство. Освоил его. (Указывает на стул-для-самого-старшего-из-присутствующих-мужчин). На этом стуле сижу я.

Мама. В моей юности все было очень четко регламентировано. Дети ели в кухне. Взрослые в столовой. Но затем родители начали бунтовать. А теперь и дети считаются ненормальными, если они не бунтуют. А я никогда не бунтовала. Никогда в жизни.

Сын. Я бы хотел быть Ульрикой Майнхоф. (Пауза). Или тобой.

Девушка. Перестань. Зачем ты так говоришь? Что хочешь этим сказать? Я бы совсем не хотела, чтобы ты был мной. Я не стою того, чтобы ты был мной.

Пятое действие

Сцена 5.1.

Вся семья в сборе. Тишина.

Папа. Ну что ж. Вот мы снова сидим и молчим. В нашей семье каждый профессионально умеет разговаривать. Но дома мы все замолкаем. Все остаются наедине со своими постыдными тайными помыслами.

Сын (Встает и кружится в танце вокруг остальных. Или это наоборот остальные танцуют вокруг него?). Обожаю этот дом. Очень люблю здесь бывать.

Мама. Да уж.

Папа. Это хорошо.

Сын. Это действительно мое самое любимое место.

Папа. Да, мы поняли.

Сын. Я просто хочу сказать, что… это мое самое любимое место. (Пауза). А вы — моя самая любимая семья.

Папа. Прекрати.

Сын. Я люблю тебя.

Папа. Прекрати, я сказал.

Сын (Маме). И тебя!

Папа. Йон!

Мама. Не перебивай его.

Сын. Этот дом — это какое-то удивительное пространство.

Папа. Не мы его строили.

Сын. Но он все равно очень красивый. (Девушке). Ты так не считаешь?

Девушка. Не знаю даже.

Сын. Ты просто не привыкла еще. Когда обживешься, то обязательно полюбишь. Я люблю этот дом. И чтоб доказать это, мне не нужно целовать пол.

Папа. Совсем не нужно.

Сцена 5.2.

Мама словно во сне подходит и обнимает Сына. Девушка и Папа встают и целуются. Сын смотрит на них, ни слова не говоря. Картинка растворяется.

Сын. Я ангел.

Психотерапевт. Да-а?

Сын. Не нужно всего этого. Я ангел. (Пауза). Не знаю. Я в крови, которая возникает между кожей и присутствием, между отверженным и отвергающим. Между всем тем, что составляет твою жизнь. Между чашкой и чаем. Между носом и запахом. В пределах крайности, но все же непостижим. Так было всегда. Так оно и будет. Больше не буду с тобой об этом говорить. Даже в присутствии эха. Здесь кругом голубые облачка, и они не могут обниматься. Нет! И не пытайтесь меня переубедить.

Мама (Беспокойно). Ты нас разыгрываешь?

Сын. А если бы и да? Я плазма невысказанных ожиданий. Точно вам говорю. У костра. Ой! Не трогайте меня! Извините, ничего страшного. Я растянул ногу.

Папа. Скажи, сынок, каково быть чокнутым? Это освобождает? Мне кажется, что это раскрепощает. Позволяешь себе немного подурачиться.

Девушка. А не чувствуешь себя одиноко?

Папа. Надо же. Я никогда такого не говорил ни одному из своих пациентов.

Сын. Да вовсе я не чокнутый!

Мама. Нет. Он не чокнутый. Он просто притворяется.

Девушка. Это правда?

Сын. Да, правда. (Пауза). Просто иногда я себя чувствую совсем призрачным. Это проходит. (Пауза). Вот. Теперь я уже больше не призрачный. Все в порядке?

Мама. Да-да, все в порядке.

Сцена 5.3.

Психотерапевт и Папа одни.

Папа. У меня был какой-то шум в левом ухе, но уже все прошло. Понимаешь ли… Ты видел данные статистики, которые показали, что семейные отношения чаще разрывают женщины? Это ужасно. Это же удар по мужскому самолюбию. Они нас оставляют. Мы им не годимся. Это мы должны делать такой выбор, разве не так? Годимся мы или нет. Никто другой за нас этого не может решить. Как бы то ни было: она… или вернее, я… — я ушел. Я собирался поговорить немного о равноправии, я выступал от лица правительственной группы мужчин. Ты же знаешь, что я вхожу в эту группу. Я отослал материал в «Дагенс нюхетер», и его должны были опубликовать. Потом его и опубликовали, но это уже другая история. Или не совсем другая… Не могу сейчас об этом говорить. Итак, я вышел на кафедру и начал выступление — я хорошо подготовился, — ты же знаешь, что женщины возбуждаются, когда видят мужчину за кафедрой. В общем, я начал говорить, но тут случилось такое, что я так и не смог закончить. Меня прервали. На меня кричали. И стащили меня с трибуны.

Психотерапевт. Что же ты такого сказал?

Папа. Ну я, собственно, тебе все это уже говорил. Я так много говорю. Ничего особенного я тогда не сказал. Ерунду какую-то. Не знаю, может, мне все это приснилось. Да у меня за всю жизнь не было ни одной несвоевременной мысли. Господи, да они меня просто кастрировали. Когда прервали меня. Знаешь ведь: лишить мужчину слова все равно, что лишить члена. (Пауза). Ох, я ненавижу это слово. Член. Я долго учился говорить это слово. Оно мне все еще кажется неестественным. Люди словно не хотят признать существование самого члена. О Господи. Член. Член. Член. Само слово какое-то отвратительное, по-моему. (Пауза). Не знаю, что оно значит. Кажется уже, что быть мужчиной — это почти болезнь.

Психотерапевт. Не осталось ни любовницы, ни кафедры для публичных выступлений.