Джордж Макдональд - Донал Грант

• Название: Донал Грант
• Автор: Джордж Макдональд
• Издательство: Агапе
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2003
• ISBN: 5–88930–031–8

Другие названия: The Shepherd's Castle.

В этом романе шотландского писателя Джорджа Макдональда пойдет речь о верном друге, пастухе, поэте и учителе Донале Гранте. Расставшись с мечтами о своей первой любви, Донал идет в мир в поисках работы и своего призвания. Его ждут новые места, новые ученики, новые друзья и недруги, множество самых разных событий и приключений, новые стихи, новые откровения и мысли о Боге и Его истине и, конечно, новая любовь. В этой книге есть и неспешные разговоры, и страшные тайны древнего замка, и старинные легенды, и яростные перепалки — что называется, «жизнь, смерть и духовный смысл».

---

Однажды Донал случайно услышал, как Дори чуть слышно охнула, заглянув в глиняный чайничек, где хранились деньги. После настойчивых расспросов она призналась, что во всём доме у них осталось всего шесть пенсов. С тех пор, как Донал появился в замке, он почти ничего не истратил, и потому кое — какие деньги у него были. Отец с матерью вернули всё, что он им послал, уверяя, что ни в чём не нуждаются: сэр Гибби так хорошо за ними присматривает, что теперь они катаются как сыр в масле. По крайней мере, сами они считали свою нынешнюю жизнь неслыханной роскошью. Роберт даже боялся, не впадут ли они в безбожное угождение плоти, если Джанет будет два раза в неделю готовить ему мясной бульон! Поэтому Донал вполне мог истратить свои скромные средства на тех ближних, что жили сейчас рядом с ним, и его щедрые родители лишь от всей души одобрили бы такое решение. С деньгами они поступали как самые настоящие аристократы: не тратили зря ни единого гроша, но ни разу не отказали никому в нужде.

— Эй, Эндрю, — сказал Донал, почти бессознательно переходя на родной шотландский, потому что здесь он был уместнее всего, — что — то я смотрю, у вас деньги совсем на исходе. Работать — то вы сейчас не можете.

— Если и так, дивиться тут нечему, — отозвался Эндрю. — Дори никогда не говорит о таких пустяках.

— Что ж, — продолжал Донал, — слава Богу, что у меня есть кое — какие деньжата. Мне они сейчас не нужны, так чего их разбазаривать, коли они в дело могут сгодиться? И потом, у братьев и кошелёк должен быть один.

— А как же ваши родители? — спросил Эндрю.

— О них есть кому позаботиться, — ответил Донал. — Они сейчас живут припеваючи, как раньше никогда и не живали, — ничуть не хуже, чем я в графском замке. Видите ли, у них есть один друг, который без их помощи никогда бы не стал ни знатным, ни благородным. Он для них ничего не пожалеет. Так что всё моё серебро в вашем распоряжении.

Старик — сапожник подробно и тщательно расспросил Донала о его деньгах, затратах и будущем заработке и увидел, что его молодой друг так же спокойно и радостно, как он сам, доверяется заботе своего Господа.

Убедившись, что Господь не наделил Донала никакими другими обязанностями, кроме как помогать друзьям (особенно тем, кто тоже вверил себя Ему), Эндрю наконец сдался.

— Вы поймите, — добавил Донал, — я ничуть не сомневаюсь, что Господь усмотрел бы все ваши нужды, не будь у меня чем вам помочь. Но ведь это Он дал мне деньги, так же верно, словно Сам сунул их мне в руку и сказал: «Вот, Донал, это тебе!» В мире такое, конечно, не одобряется, но мы — то с вами знаем, что правда, а что неправда! Мы же знаем, что и серебро, и золото лишь на то годятся, чтобы творить ими волю Божью. А ведь помогать ближнему — и есть Его воля. Не то, чтобы у Самого Господа денег мало. Просто Он любит, чтобы и мы тоже иногда друг другу помогали.

— Хорошо, я согласен, — проговорил Эндрю.

— Тогда вот вам всё, что у меня есть.

— Нет, нет, так не годится, — запротестовал сапожник. — Что же я, совсем уж нищий или грабитель без стыда и совести? Зачем вы мне всё это сразу отдаёте? Лучше давайте нам понемножечку, и мы с Дори будем кормиться из вашей руки, словно из клюва небесных воронов Господних, приносящих пищу прямо с Его стола. — Тут, несмотря на неживую бледность и нездоровую худобу его лица, в глазах Эндрю зажёгся огонёк прежнего озорного веселья.

— Нет, нет, сэр, — продолжал он, — вы лучше поговорите с Дори сами и дайте ей то, что она у вас попросит, ни больше, ни меньше. А то она расстроится. Кто знает, что со всеми нами будет? Может, и смерть скоро пожалует. Или знаете что? Дайте ей шиллингов пять, а когда они все выйдут, она вам скажет.

Доналу пришлось уступить, но перед уходом он несколько раз настойчиво повторил Дори, что все его деньги остаются полностью к её услугам.

— Одежда у меня почти вся новая, — сказал он. — Сшили мне её перед самым отъездом. В замке меня кормят и поят, да ещё и разрешили свободно рыться в такой замечательной библиотеке! Чего ещё мне нужно? Так что для меня это самое настоящее счастье и богатство отдать свой заработок вам. Не знаю, Дори, найдётся ли в мире ещё кто — нибудь — кроме, разве, самого Господа, — кто так же сильно любил бы вашего старика, как вы да я. И ведь случись со мной что, вы бы с Эндрю тоже последним со мной поделились. А я сейчас отдаю вам вовсе не последнее, а лишнее. Неужели же вы не возьмёте у меня того, что сами бы отдали с радостью, — пока у меня есть, что вам отдать?

После таких уговоров Дори просто не могла не уступить и, уверившись, что муж не против, с благодарностью приняла протянутую им помощь.

Глава 43 Эппи и Кеннеди

Когда Стивен Кеннеди услышал, что Эппи вернулась жить к деду с бабкой, у него в сердце ожила слабая надежда. О том, что произошло между нею и Форгом, он ничего не знал, но видел, что Эппи ходит грустная. А вдруг он сможет чем — то ей помочь? Разлука вселяла в его душу всё более нежные чувства и мысли о неверной возлюбленной. Он готов был всё простить и отмести все подозрения, если она снова позволит ему любить её. До сих пор застенчивость и скромность мешали ему подойти к ней, но теперь он почти всё время прохаживался неподалёку от дома Коменов в надежде хоть одним глазком увидеть Эппи. Когда она начала выходить в город, Стивен неизменно следовал за ней по пятам, но всё время зорко следил за тем, чтобы она его не видела. Она же была настолько погружена в свои мысли, что ничего не замечала.

Наконец однажды вечером Кеннеди набрался — таки смелости и решил, что непременно подойдёт и поговорит с ней. Вечер был тихий и светлый. Одна половина улицы утонула в причудливых чёрных тенях, другая неярко светилась бледной лунной желтизной. На светлой стороне люди, стоящие у дверей своих лавочек, могли без труда увидеть и узнать своих соседей, живших за два — три дома, а на тёмной даже самые близкие друзья могли разминуться, не разглядев друг друга. Кеннеди видел, как Эппи зашла в лавочку булочника, и укрывшись под тенью близлежащей крыши, стал дожидаться, пока она снова выйдет, решив, что обязательно заговорит с нею. Эппи не было довольно долго, но рыбаки — люди терпеливые и привыкли ждать. Наконец она появилась. Однако к тому времени несмотря на неистощимое терпение решительности у Кеннеди поубавилось, и потому, когда девушка вышла из лавки, он спрятался в углубление арки, подождал, пока она пройдёт мимо, и ещё раз украдкой последовал за ней. Он прошёл всего несколько шагов, но в нём вдруг проснулась то ли новая смелость, то ли простое отчаяние, и не успел он опомниться, как уже стоял перед Эппи, словно чья — то рука взяла его за шиворот и поставила прямо у ней перед носом. Когда он выступил из темноты, девушка вздрогнула от испуга и сдавленно вскрикнула.

— Не бойся, Эппи, — успокоительно заговорил Стивен. — Я и волоса на твоей голове не трону. Лучше пусть меня самого повесят.

— Уходи, — отрезала Эппи. — Кто дал тебе право стоять у меня на пути?

— Прав — то у меня и нет никаких, разве только люблю я тебя больше прежнего, — сказал он. — Не знаю, поверишь ли, позволишь ли сказать тебе об этом.

Всё это время Эппи ждала от него упрёков и возмущённого негодования, но теперь его робкие, ласковые слова тронули ей сердце, и она неожиданно для себя закрыла лицо руками и разрыдалась.

— Если я чем — то могу облегчить тебе это горе, Эппи, — продолжал Кеннеди, — ты только скажи! — Я не стану больше просить твоей руки; знаю, ты этого не хочешь. Но если можешь, постарайся увидеть во мне друга — не тебе, так твоим старикам! — который готов помочь вам в любой беде. Ради тебя я на всё готов. Хочешь, хоть прямо здесь на колени встану, только скажи. На себя мне теперь наплевать, лишь бы сделать что доброе для другого. А уж кому мне хочется помочь больше всех на свете, как не тебе?

Вместо ответа Эппи продолжала безутешно рыдать. Она чувствовала себя совсем несчастной. Она уже почти убедила себя, что между нею и лордом Форгом всё кончено, и не будь ей так стыдно, наверное, позволила бы Кеннеди утешить себя на правах старого друга. В голове у неё всё так перемешалось и перепуталось, а вокруг всё было таким серым и нерадостным, что она могла лишь стоять и плакать. Она всё плакала и плакала, и поскольку встретились они в глухом переулке, в который не выходило ни одного окна, Кеннеди, по простоте сердца и из желания утешить ту, которая совсем не заслуживала его утешения, подошёл к ней, обнял её за плечи и сказал:

— Не бойся меня, Эппи. Слишком уж душа у меня болит, чтобы на тебя сердиться. Я ведь и правда ничего от тебя не хочу, и не стал бы навязываться в помощники, кабы не был старым другом. Может, вам что — нибудь нужно? Ведь нелегко, наверное, приходится! Я слышал, с дедом — то у тебя вон какое несчастье случилось. Тут большого ума не надо, чтобы сообразить, как вам сейчас тяжко. Будь покойна: пока у моей матушки есть и кров, и пища, и деньги, она в минуту с вами поделится — и с тобой, и с твоими стариками.